Мир двух сердец

Прошу прошения за то, что так долго не было проды. Ибо Автора не пускали за компьютер)) Pov’s Хикару Прошло две недели, как Каору попал под колеса автомобиля. С тех пор он так и не приходил в себя, что заставляло меня с еще большими мучениями нервно ожидать и молиться о его скором выздоровление. Родители поместили братишку в лучшую клинику и даже вызвали весьма квалифицированных и известных врачей с других стран, но даже их усилиями Каору не был приведен в чувство. Вскоре, понявши безвыходность данной ситуации, родители эгоистично уехали по делам их кампании, а я остался наедине со всеми проблемами, резко взвалившимися на меня, как снег на голову, и в полнейшем одиночестве, даже Тамаки, Харухи, Ханни, Мори и Кея не навещали больше братишку. Дождь, словно понимая и поддерживая мое сейчас угнетенное состояние, лил ежедневно. Небо покрылось тусклыми тучами, и мир будто потемнел для меня. Я забыл о времени, о сне, о еде, обо всем. Теперь перед моими глазами был лишь холодный обездвиженный силуэт Каору, который заставлял сердце колотить со всей силы. Я винил себя за все, что сделал, за то, что причинил ему лишь боль и страдания. Он были и есть всем для меня, и я понимал, что не могу его потерять так просто, не могу смириться с горечью потери самого любимого и нужного человека в моей жизни, не могу позволить ему уйти с обидой на меня. Я винил себя и упрекал каждую минуту, просиженную в его комнате. Винил себя за то, что отстранился от Каору, за то, что пошел против своих истинных чувств, ради своего блага, которое мой добродушных братишка так желал мне. Он ведь сам пытался свести меня с Харухи, видя мою собственную неуверенность, но я никогда не боялся признаться Харухи в своих чувствах, поскольку на самом деле ничего кроме симпатии к ней то и не ощущал. Врать всегда проще, нежели ответить честно и откровенно, в первую очередь самому себе. Я давно люблю Каору. Именно поэтому я должен был сделать этот шаг, и разорвать нашу связь, поскольку не хочу, чтобы его ненавидели, презирали или испытывали отвращение, не хочу, чтобы у него не было будущего и он страдал. Именно поэтому я был вынужден принять эту ношу на себя и начать встречаться с Харухи. Я пытался быть с ним, как можно холоднее и реже, чтобы он быстрее возненавидел меня и отвернулся. Это плата за мою решимость, которую я, пожалуй, и не смог бы вынести. Но Каору… Он совсем другой. Я думал, что смогу его защитить, отдаляясь от него, но все тщетно. С каждый мимолетной секундой, проведенной в дали от него, разлука вынуждала сердце рваться на куски. И все-таки, я не мог его кинуть. Когда он сказал, что поехал вместе с мамой в Бостон, я понял, в чем дело. И поэтому примчался, как только смог, вот только… если бы эта кампания не увязалась, все могло бы закончиться по-другому. Каору бы не лежал в коме, а я бы не страдал, из-за того, что так и не сказал ему главного: как сильно я его люблю. «Почему любовь – это сплошь одни страдания?! Мы с Каору стоим посреди хрупкого моста, перебраться через который мы не в силе. И в зависимости от выбранного нами пути: то ли признать наши чувства и быть вместе и забыть о всех предрассудках этого мира, то ли развернуться друг од друга и продолжить путь разными дорогами, — при любом исходе — мы будем несчастны. Зачем мне жизнь, если я не могу свободно гладить любимого человека по щеке и наслаждаться невинностью его пронзительных глаз, зачем мне нужен мир, в котором есть место лишь боли и одиночеству. Я знаю, что никогда не буду ни с кем таким счастливым, как с Каору, и ничто не в силе радовать меня так, как его наивная улыбка. Почему именно он? Такой добрый, милый, тихий.… Почему именно он влюбился в меня. Если бы только он не влюбился, мне было бы проще страдать одному. Но я должен сказать ему о своей взаимности, иначе, какой смысл тогда вообще кроется в сущности мира, нежели не радоваться и грустить с дорогими людьми?... Я больше его не брошу на произвол судьбы. Мы не сможем выжить вдалеке друг од друга, разделяясь непрерывной цепочкой человеческой алчности и злости. Не сможем убежать от их назойливых глаз, и легкой украдкой присматривать друг за другом, — нам не позволят.» В те минуты я яро ненавидел все устройство этого бытия, не позволяющее выходить за устоявшиеся рамки дозволенного. «Разве мы делаем что-то плохое? Разве мы не заслуживаем счастья?!» С обидой и грустью я крепко держал Каору за руку, а он так же беззвучно и умиротворяющее тихо еле дышал. И лишь звон аппаратуры, заставляющей его, ежесекундно издавал пульс и ритм колебаний сердца. Почему-то именно сейчас, мне вспоминались все прекрасные моменты, проведенные рядом: многочисленные утра, когда я мог вольно обнимать его, перед подъемом, наши выходки в клубе, заставляющие всех девушек терять сознание от изобилия чувств, наши прогулки, наши разговоры, которым в один судьбоносный день решено было закончиться. Я жадно хватался за каждое такое воспоминание, и каждый раз, когда я думал о нем, на душе становилось так тепло и уютно. И одновременно, так печально и больно. Страх, заставляющий мое сердце сжиматься все сильнее – это страх потерять Каору, и не иметь больше никакой возможности побыть с ним, почувствовать его согревающее дыхание на моем плече и засыпать, ощущая его всем своим телом. И сейчас я смотрю в его закрытые глаза, и вижу ту черту, через которую нам суждено пройти. Вижу ту необъяснимую связь, связывающую нас воедино. И молю лишь об одном: быть прошенным тобой. Ночи, которые я просиживал в беспамятстве у твоей кровати напролет, дались в знак. Глаза предательски слипались, и я невольно погружался в сон. Кажется, мне чудом удалось поспать пару часов, после долгой бессонницы, а затем, я очнулся от щекотавшего мои пальцы, пронзительного холода, пробиравшегося прямо до костей. Я приоткрыл глаза сначала на мгновение, но затем полностью пришел в себя. Каору резко дышал, кажется, ему не хватало кислорода. Его руки дрожали, а глаза слегка приоткрылись. -Каору… Каору. – Я пытался схватиться за любую веревочку и достучаться до него. Поначалу он только медленно открывал и закрывал глаза, будто не понимая, где он и что с ним происходит, словно не узнавая меня. -Хикару? – Он внимательно всматривался в мои глаза. Они были такими печальными, такими туманными. Я не мог вникнуть во всю глубину его горечи, не мог смотреть теперь ему в глаза. В груди что-то нервно кололо. По телу прошлись мурашки. -Каору, ты как? – Я опустил голову, но не отпускал его руки, словно боясь, что сейчас он её заберет. -Голова болит. – Он попытался привстать, но почувствовавши резкую боль в груди, опустился назад. – Хикару. Я… Ты был здесь все время? – Его взгляд стал еще более внимательным, но теперь таким же добрым и милым, каким я запомнил его. -Да, ты не приходил в себя две недели. И я ждал … — Я запнулся. Но почувствовал неуверенность Каору, немного успокоился и продолжил: -Каору, я был таким идиотом. Прости меня, если сможешь. – Каору немного съежился, а затем ответил: -Нет, все в порядке. Тебе не стоит извиняться, я ведь сам виноват… — Но я не дал ему договорить. И быстро приблизивши свое лицо в его, поначалу мягко и неловко поцеловал его, но не почувствовал отпора, я наконец-то сумел выразить все скопленное в середине меня, все недоговоренности, всю боль, страх, отчаянье и любовь, безумную и такую пылкую. Я углубил поцелуй. Пускай, это длилось всего какие-то секунды, но для меня это было настоящее счастье, счастье, которое не в силе никто разрушить. Опомнившись, что Каору тяжело дышал, я отодвинулся от него. И тихо прошептал: -Каору, я люблю тебя. Люблю, слышишь. – Братишка был в неком ступоре от моего жеста и слов, очевидно, он был готов ко всему, но точно не к такому повороту событий. -Но как же Харухи… И… — Но я вновь перебил его: -Каору, мне нужен только ты. И никто больше. Раньше я хотел тебя защитить, думая, что отгородившись, я смогу переубедить тебя от такой жизни, но… Но когда, ты уехал, я реально осознал, что если я не предприму чего-либо, то потеряю тебя навсегда. Я должен был изначально быть рядом с тобой, тогда бы ничего не случилось. Ты не лежал бы в больнице, а до этого не страдал. Я думал, что смогу взять это бремя исключительно на свои плечи, но это было эгоизмом по отношению к тебе. Прости, я больше никогда тебя не брошу. Только дай мне шанс. – Я снова опустил голову. Слова давались мне тяжело, да и как на зло, дыхание учащалось, и приходилось делать небольшие паузы. Но, я говорил искренне, и теперь ужасно боялся его отказа. Ведь, я и сам прекрасно понимал, что не заслуживаю прошения, а Каору стоит чего-то большего и лучшего, чем я. Но братишка лишь сладко улыбнулся и произнес: -Я тебя тоже сильно люблю. Не уходи. – Не веря своим ушам, я повернул голову обратно к нему и почувствовал обжигающее тепло на своей щеке. Каору поцеловал меня, а затем, снова привставши, потянул меня к себе. Я впился в него губами, будто боясь, что все сейчас закончится и, поддаваясь чувству страсти, обнял руками его голову. Я даже не заметил, как дверь в комнату легонько приоткрылась, и сюда зашел врач. Картина, которая предстала перед его глазами, взбудоражила даже его стальные нервы. Поначалу он вспыхнул злостью, недоразумением и невнятностью, а затем, как ошпаренный вылетел из комнаты Каору. Теперь у меня на душе появился новый груз и страх, а что, если он расскажет о том, что видел родителям. Нас ведь тогда точно разлучат. Каору сжал мои плечи и я понял, что ему страшно, так же как и мне. Но его следующая реакция удивила меня. Каору, переступая через боль, встал с кровати и оторвавши прикрепленный к вене на руке проводник капельницы, стал передо мною. -Каору, ты чего? Тебе ведь больно. – Он в ответ лишь закусил губу. Я без слов понимал, что ему тяжело. Он сделал еще один шаг, но ноги пошатывались. Я обхватил его и посмотрел ему в глаза. Сейчас, в отличие от прежнего выражения, я видел полную уверенность. -Хикару, мне не нужна жизнь без тебя. Если они нас разлучат… я… я не выдержу! – Его слова пронеслись эхом мимо моих ушей. -Каору, ты уверен, что… -Да. – Каору посмотрел на меня. -Я не хочу, чтобы ты страдал… — Я не хотел заставлять Каору следовать этой жизни. – Я желаю тебе счастья. -Мое счастье – это ты. – Я кивнул братишке и мы быстро, в меру возможного передвижения, вышли из комнаты. Завернувши за коридор, мы заметили приближающуюся охрану больницы и того самого врача, которому суждено было предопределить нашу участь. Пока они в испуге от нашего отсутствия, вызывали диспетчера, который найдет нас по камерам наблюдения, мы уже выходили из госпиталя. Словивши первое такси, мы добрались до отеля, в котором я жил прежде. Поднявшись на нужный этаж и открывши мою комнату, мы вломились туда. Я открыл свой шкаф для одежды и стал доставать ветровки и штаны для Каору, чтобы он сменил больничную форму. Его ребра были забинтованы, вместе с левой рукой, которой он даже не мог шевелить и вывихнутой ногой. Мое сердце обливалось кровью. А в груди что-то сдавило. Я помог ему переодеться и, собравши все необходимое, мы спустились вниз в холл. На своем телефоне я нарочно выключил звук, чтобы не слышать навязчивых гудков от мамы, которая уже успела оставить мне около пяти пропущенных. Теперь мы были точно уверены в том, что покоя нам больше не будет. Садясь в такси, мы сообщили о намеренье ехать на край города к мосту над речкой. Пока машина скользила по влажным дорогам, Каору спросил у меня: -Хикару, ты уверен? – Но я только обнял его в знак утвердительного ответа. Мы довольно долго ехали через весь город. Как ни странно, на моей душе сейчас на место бушующего урагана, пришло спокойное тихое забвение. Я гладил его по руке, дабы как-то развеять эту тишину. Наконец, мы приехали к назначенному месту и, расплатившись с водителем и убедившись, что здесь никого нет, мы медленно, едва скользя по мосту, добрались до поручня. Не отпуская рук друг друга, мы перелезли на обратную сторону и стали над нависшей пропастью бескрайной холодной воды. Где-то в дали я слышал доносившийся гул машин. Интуитивно, мы поняли, что это за нами. Каору прижался ко мне и произнес: -Они скоро здесь будут… — На его глазах навернулись слезы. Губа, которую он закусывал периодически, пока мы ехали, распухла. Сейчас он был таким нежным, таким маленьким беззащитным существом, которое я всей душой хотел защитить. -Да, ты прав. Нужно поторопиться. – В ста метрах от нас послышались голоса наших прежних телохранителей: -Каору, Хикару, что вы творите. Вернитесь назад. -Вы что, подурнели? — Кричал второй. -Тоже мне.… Думаете, если вы из богатой семьи, то можете творить, что вам вздумается. Перелазьте обратно, вы же не хотите умирать?! – Он усмехнулся. От их слов мне стало так отвратительно. Я повернулся к Каору. В ответ он лишь произнес: -Я люблю тебя. -Я тебя тоже. – Ответил я, и все еще держась так крепко друг за друга, как только могли, мы спрыгнули с моста. Полет был таким ожидаемым, таким свежим. Мне казалось, что я давно этого жаждал. От страха не осталось и капли, ведь теперь мне есть о ком заботиться. Мне есть, кого любить и есть с кем быть вместе, пускай и не в этом грешном мире, но мы обязательно будем вместе, потому что такое сильное чувство, как любовь, не умрет никогда. Мы опустились на ледяное дно реки, и я не уставал повторять до последнего моего вздоха слова: «Я люблю тебя, Каору.» Когда подоспела служба спасения, парни уже были мертвы. Их тела нашли сцепленными друг об друга. Говорят, что расцепить их от мертвенной схватки было довольно трудно. Похоронили их в один день. А их могилы по просьбе Клуба Свиданий были поставлены совсем рядом. А на могильной плите гласила надпись: « Сцепленные сердцами. Каору и Хикару Хитайчиин. Они нашли свое счастье. Вдали от забот бременого мира, два порочных брата, не смирившиеся с уготованной судьбою, перешли черту привычной обыденности и границу здешнего закона …». Как оказалось после, письма, приходившее Каору с вложенными фотографиями Харухи и Хикару, было дело рук «заботливого» папочки Тамаки. В Клубе по воле всех его участников в память о погибших близнецах никто больше не занимал пустующие места. Тамаки сошелся с Харухи и все у них теперь хорошо. Жизнь наладилась и пошла своей чередой. У родителей братьев расширилась сеть торговли, чему они явно радовались. А на месте, где покоились тела двух любящих друг друга близнецов, получивших долгожданную свободу через смерть, выросли прекрасные цветы, украшающие теперь этот мрачный и вызывающий слезы, мемориал. Один закат не похож на другой, краски неба не бывают одинаковыми. Так же и любовь: такая разная и такая необходимая, заставляющая два любящих сердца, где бы они не были, искать путь к единству.