Мир двух сердец

Pov's Хикару Прошло две недели, как Каору попал код колеса автомобиля. С тех пор он так и не пришел в себя. Но, не смотря на это, врачи, которые преодолели специально по просьбе родителей пострадавшего сотни километров, обещали его скорое выздоровление. Я и сам, признаться был рад тому, что родители, пускай пока и так неуклюже и неумело, но начали проявлять, не присущие им ранее, родительские чувства ответственности и притязательности, когда столкнулись бок о бок с горем в семье – возможной утратой младшего сына. Каору был отправлен в лучшую клинику этого континента, со всеми ему предоставленными удобствами и роскошью. Хотя, вся эта надменная забота, выражающаяся в изобилии денег и власти, провоцировала во мне все новые нотки отчаянья и гнева. Как-то раз я ненароком услышал разговор двух врачей, которые принимали участие в операции после аварии. Суть разговора заключалась в том, что Каору мог бы уже давно придти в чувство, ведь он, к счастью, отделался небольшими повреждениями костей ребер и руки, но ему словно что-то мешает, будто он и сам этого не хочет. С тех пор, совесть стала меня грызть все больше. Я винил себя во всем случившемся. Разумеется, я хотел сохранить Каору, но выбрал по собственному эгоизму совершенно иной путь его спасения, не придавший никому пользы, исключительно боль и страдания. Я давно почувствовал совсем не братскую симпатию к Каору, сперва – новые ощущения пугали мой взор, но с летевшими месяцами, которые я растрачивал, явно избегая братишку, и пытаясь перевестись на кого-нибудь другого. Но все мои попытки сбежать от стонов сердца оказались тщетными. С каждым днем, на который я отдалялся от Каору, я словно отдалялся от себя. Не вникал в пустые разговоры Тамаки, пропуская мимо ушей, скучные тирады Кеи и бесконечные разборки «папочки» и «дочки», я часами вникал в глубь глаз Каору. Они были настолько глубокими, как безграничные золотистые пески, и, одновременно, такие пустые. Пожалуй, это были глаза действительно одинокого человека. В тот момент я остаточно определился с выбором своего пути – сберечь маленького братишку. С каждым мгновением, проведенным вблизи его, я понимал, что влюбился, влюбился сильно и навсегда. Чувства ставали настоящим комом в горле. Но признаться и решить все остаточно, я не мог, не мог просто себе позволить. И не только потому, что боялся раскрыть свои чувства и услышать отказ, нет, совсем не поэтому. Честно говоря, не смотря на его реакцию, я был готов посвятить все свое до этого момента безнадобное существование, исключительно Каору. Меня даже больше пугала его ответная взаимность, ведь на какую жизнь мы в праве рассчитывать после перехода через такую непривычную черту обыденности?! Люди говорят, что отношения парней – это аморально, безвкусно. Таких презирают. У них нет будущего. Но вопрос ведь не только в парнях. Мы кровные братья, да и вдобавок близнецы. Если наши родители узнают… Я даже не знаю, что нам предстоит тогда пережить. Мне глубоко все равно, что со мной случиться, но Каору… Он заслуживает счастья. И пускай, он не будет моим, но я смогу до самой смерти лицезреть его невинную и прекрасную улыбку. Он будет находиться в объятиях девушки, которая в силах сделать его поистине счастливым. А ведь такое простое, и в тоже время, сложное чувство, счастье – это передаваемое другим ощущение. Может тогда я смогу тоже так улыбнуться, или хотя бы мой грех, мой порок, мое бремя будет мне прощено свыше. Тогда-то я и решил начать встречаться с Харухи, девушкой, к которой ощущал лишь небольшую ранее симпатию. Наличие у меня девушки способствовало двум вещам. Во-первых, я так немного охлаждал свой пыл в отношении Каору и не навязывался ему. А вторая причина вылилась из первой. Я стал замечать грусть Каору, которую он ловко пытался скрывать первые дни, ощущал его слабость и задумчивость, но все же, природа взяла свое. Его взгляд стал таким же, как мой. Таким влюбленным и таким безнадежным, что сближало нас вдвойне. Но отступать я не мог. Не должен был. Ведь все, на что я шел, было ради светлого будущего Каору. Собравши последние кусочки минувшей силы, я начал избегать младшего брата. И в конце-концов, стал перед фактом того, что Каору пропал. Моей боли и печали не было границ. Я обзвонил, кого только мог и знал, чтобы немедленно найти любимого, но… Кто бы мог подумать, что он решиться на столь безрассудную мысль – поехать в Бостон вместе с мамой. У меня все это время было плохое предчувствие. И не зря. Если бы только за мной не увязалась эта кампания. Разумеется, они мои хорошие друзья, против которых я ничего не имею, но именно они спугнули тогда Каору. Я должен был его остановить, должен был тогда признаться ему, но боялся. Я впервые в жизни боялся. Но не за себя, а за него. Одно дело играть яойных братишек-близнецов на публику девушек, ожидавших от нас только роли, выбранной давно не нами, а другое дело – это признаться прилюдно в своих чувствах человеку, которому твоя любовь – лишь преграда, лишь замешательство, которое не поможет никогда в жизни. «Может я и правда эгоист?!» — Я прокручивал уже, в который несчитанный раз, свои мысли, которые сейчас были разительны адским мукам. Когда я увидел растекавшуюся по серому, холодному асфальту, кровь Каору, только тогда я одумался, хоть на мгновение, что если бы я ему признался, все могло бы быть иначе. Но не случилось, и мысли о том, что Каору не хочет возвращаться в сей грешный мир, исключительно из-за моего невмешательства, из-за моей глупости и наивной решимости оберегать его, пугали меня. Все, на что я работал несколько месяцев, пропало даром. И теперь, из-за не правильно выбранного пути решения данной проблемы, страдали невинные люди. Кажется, Харухи и правда что-то ко мне чувствовала, а я беспощадно играл с её любовью и доверием. «И кто я после этого? Разве, не эгоист? Даже, если теперь Каору придет в себя, и я скажу ему, как сильно люблю его, и он сумеет по доброте душевной, присущей только ему, простить меня, то я и сам понимаю, что не смогу быть с ним, ведь после всего, что я наделал, мне нет прощения. Совесть не перестанет сжигать меня изнутри, пока полностью не поглотит в свой мир безумия. Тогда я уйду. И вновь эгоистично кину его на произвол судьбы. Палка о двух концах. С любой стороны, нам сулит смертный приговор. Но Каору в праве знать о взаимности наших чувств, поэтому я ежесекундно ожидал его прихода в себя, дабы, наконец, расставить все на свои места.» Я провел тонким пальцем по нежной шее Каору. Такая белоснежная и чистая. Персиковые волосы небольшими локонами падали с лица, обрамляя его все новыми чертами. Через открытое окно комнаты доносился прохладный легкий ветерок, который щекотал мои пальцы, просачиваясь сквозь них. Погода была все это время пасмурной, хотя дождя уже не было, что меня немного радовало. Легкие Каору оставались практически недвижными, но я точно ощущал его слабое биения сердца и прерывавшийся пульс. Я сидел так безмолвными часами, думая обо всем хорошем и плохом, что мы пережили вместе с ним за эти долгие несносные шестнадцать лет. Теперь былые воспоминания, которые прежде вызывали у меня горечь или стресс, казались мне сравнительно беззаботными буднями обычных школьников. А я казался сам себе не таким эгоистом. В очередном порыве этих несносных терзаний самого себя, я не заметил, как заснул. Прежнее недосыпание показало себя. Хоть во сне я немного успокоился, примыкая в объятиях моего ненаглядного братишки. Он, кажется, что-то шептал мне, но я не слушал его. Просто наслаждался тем, что он жив и делит со мной то недолгое счастье, уготованное нам самой судьбою. Кто знает, сколько бы еще времени я ублажался в его теплых руках, если бы меня не разбудил звон аппаратуры, заставляющей Каору. Его пульс и ритм колоссально изменились от предшествующего. И, скорее всего, я бы начал опасаться этих изменений, если бы не последующая картина. -Хикару? – Этот до боли знакомый голос. Каору немного вопросительно приподнял голову, очевидно на столько, на сколько ему позволяли сломанные кости, и теперь смотрел мне прямо в глаза. Я сглотнул в попытке сосредоточиться. Мысли бежали врассыпную. Слова путались, и выходило совсем не то, что я хотел сказать. -Каору, как ты? – Спохватился я. Каору молчал некоторое время, что меня просто убивало. Смотреть в глаза было так трудно, ведь в них я видел собственную ошибку и страдания. -Не уверен, — начал, было, он. Но сразу переменил тему: -Как я здесь оказался? – Его бегающие по комнате глаза и обеспокоенный голос Каору начинали действительно пугать меня. В голове проносились мысли, о том, что Каору, похоже, не помнит, что с ним произошло, но пока судить об этом было слишком рано. -Ты не помнишь, как тебя сбила машина? – Я подвинулся немного ближе, ощущая его беспокойство и, возможно, даже страх. -Нет, не помню, — очевидно, что братишка не врал. Впервые за весь разговор я сумел взглянуть ему в глаза. От мысли, что стало проще, из-за его амнезии, мне стало просто противно. Все-таки, я решил покончить со всеми недоразумениями. Поэтому, я просто обязан… сказать ему. -Каору, я люблю тебя. – Чутли не прокричал я. Каору немного передернулся. Сейчас мне была совсем не известна его дальнейшая реакция, но отступать я не был намерен. – Каору, я люблю, слышишь. Теперь все будет хорошо. Я тебя не брошу… — Я обнял его. Сначала неуверенно, боясь быть оттолкнутым, но не почувствовал сопротивления я присел на стул, чтобы оказаться напротив лица Каору. – Ты меня простишь? – Путаясь в словах и слегка задыхаясь, вымолвил я. -За что? – Каору недоуменно смотрел на меня. Но теперь его глаза не были грустными или пустыми, я мог видеть яркий свет, исходивший от них. Выражение его лица сменилось на добродушное и счастливое. Он приподнял здоровую руку и притянул меня к себе. -Я тоже тебя люблю и все равно, кто нам что скажет, — тихо, но уверенно ответил Каору. – Мне все равно на мнение других, мы ведь будет вместе? – Он посмотрел на меня, но моих сил хватило только на то, чтобы дать утвердительный кивок и еле слышно прошептать, что я буду рядом с ним всегда, перед самым пылким и желанным поцелуем. Я впился губами в Каору. В сознание помутнело, но меня сейчас отнюдь ничего не беспокоило, есть только он и я. Мы больше не одиноки, больше не будем страдать, и сумеет постоять друг за друга в сложную минуту. Сейчас я точно не помню, сколько времени мы тогда просидели в обсуждении нашего прошлого. Пожалуй, пару часов, пока дежурный врач не пришел на ежедневный осмотр. Похоже, выхождение Каору из комы его очень порадовало. Утешительная новость для родителей и друзей. На следующий день, после его возвращения к нам, пришел Клуб Свиданий в полном составе. Столько подарков, кажется, Тамаки превзошел самого себя. Ну, наверняка, у него была и другая причина отметить выздоровление Каору. Например, их с Харухи отношения, в конце концов, пришли к взаимности, чему я очень радовался. Когда мы смогли с ней остаться на едене, я попытался попросить прощения, но она только улыбнулась и сказала, что мы с Каору заслуживаем счастья, а затем, вся шумная кампания покинула стены больницы. Каору полностью выписали через несколько месяцев. По его возвращению домой мы устроили вечеринку в школе, чему он, естественно, был рад. Казалось, будто он ожил, и я вместе с ним. Теперь мир не казался таким страшных, холодным или одиноким. Все осталось по-прежнему. Наших отношений, после всех предыдущих выходок, никто даже не замечал, все упоительно думали, что это очередная игра. Единственное, что изменилось, это мое отношение к самому себе и к другим. Все-таки, прекрасно любить и быть любимым, чувствовать тепло родного тебе человека на своем плече и беззаботно проводить с ним все свое свободное время. Через месяц, после это полного выздоровления, я рассказал ему все в подробностях о том, как он оказался в Бостоне и по чьей вине лежал в больнице. Каору только молча слушал от начала до самого конца моей тирады. Самым трудным было начать этот рассказ, далее все пошло само самой. Я иногда заикался. Дрожь не переставала мешать говорить почти все время. К тому же, я боялся ответной реакции Каору, собственно, на которую, я и рассчитывал, то есть, на его злость или обиду. Выслушав до конца, он взял меня за руку. Я через силу повернулся к нему и упорно посмотрел в глаза, но то, что я услышал в ответ, не входило ни в какие рамки моего представления о личном эгоизме. -Я люблю тебя и мне все равно, что было раньше. – Я попытался отрицать, не веря своим ушам: -Но, Каору… Ты в праве на меня злиться, что я отталкивал тебя и… — Но он перебил меня поцелуем. Кажется, я был бессилен в этом неравном споре, чему был, признаюсь, безумно рад. -Тем более, я тоже виноват, — добавил после поцелуя Каору. -Глупенький мой, — Прошептал я ему на ухо. И крепко сжал его в своих объятиях. Каору только смеялся, а я поражался тому счастью, что именно это чудо, этот ангел во плоти – мой, и он любит меня. Через неделю мы вернулись к прежней жизни в Клубе Свиданий. Приходилось, как всегда, выслушивать унылые наставления Кеи, и успокаивать Тамаки, когда Харухи злилась на него или избегала в очередной раз, и вновь проводить время счастливо, рядом с теми, кто видел в тебе друга или брата. До окончания школы было еще столько ссор, обид, терзаний и ревностных сцен, но все заканчивалось хорошо, ведь, что я не мог без Каору ступить и шага, так и братишка не мог злиться на меня дольше нескольких часов. Так летели года, а мы оставались верны своим изначальным чувствам друг к другу. Я никогда не устану повторять Каору, как сильно я его люблю, и слышать в ответ: « Я тебя тоже, Хикару. »