Пролог
Роды протекали сложно. Роженица, молодая женщина с густыми черными волосами, чувствовала, с каким трудом рождается ребенок. Наконец, бабка, принимающая роды, торжественно улыбаясь беззубым ртом, завернула родившегося младенца в грязно-серую пеленку. Ребенок молчал, не вопил, заходясь в плаче, как все новорожденные, и женщина подумала, что родила мертвого. Подумала быстро, так быстро, что даже не поняла, каким чувством была окрашена эта мысль: стыдливым облегчением или режущем сердце горем?.. Но тут младенец открыл глазки и, вобрав в легкие воздух, закричал, как показалась женщине, мелодично. Но, скорей всего, это ей показалось от усталости, вызванной родами. Бабка тем временем осматривала ребенка, мальчика, объявила она женщине. Пересчитав пальчики на тоненьких ручках и ножках, беззубая старушка с удивлением воззрилась на уши мальчик. Они были чуть заостренные. Бабка нахмурилась. - Значит, это правда? – прошамкала она, глядя на черноволосую женщину. – Ты и в правду якшалась с эльфом и понесла от него! - Да… - тихо произнесла женщина и приняла младенца из рук бабки. Мальчик перестал плакать и посмотрел на мать. Глаза у него были прозрачно-голубыми, как весенний лед, а редкие волосики – черными, как у неё, его матери. Младенец был прекрасен! Если бы не эти уши… -Ты ведь знаешь, что тебе придется сделать? – поинтересовалась бабка, глядя как женщина рассеяно водит пальцем по заостренному уху новорожденного мальчика. - Да. Мальчик уснул, убаюканный теплом матери._____
На окраине деревни находился огороженный каменной стеной детский дом. Именно сюда, ночью, крадучись, пришла темноволосая женщина, родившая сына от эльфа. В руках женщины была корзинка, где спал, завернутый в ткани и мех младенец. В складках одеял лежало письмо. Женщина плакала, но знала, что не может иначе. Поцеловав сына и уронив пару слезинок на его круглый лобик, женщина опустила корзинку у дверей детского дома. И, уже не в силах скрыть своего стыда и отчаяния, бросилась прочь, гонимая ветром, зажимая рот и едва сдерживая рыдания.Глава 1
В ту ночь Ваверли не продвинулся далеко: слишком уж он устал. Голод – нормальная еда закончилась еще дней пять назад, - первые осенние холода, мрак и беспролазность леса угнетали юношу. Единственное, о чем он сейчас думал – это горячая еда, теплая постель и хоть кто-нибудь, кто мог за разговорами рассеять его тоску. Вот уже год как умерли родители Ваверли, сначала мать, а потом – от горя и печали – отец. Сначала какое-то время Ваверли жил один, конечно, помогали давние подруги матери, добродушная соседка, бабушка Аннид. И Ваверли даже начал зарабатывать деньги продажей фруктов и пением на деревенских празднествах!.. Но буквально три недели назад Ваверли лишили дома. Те люди, что пришли тогда ночью с какими-то бумагами, сказали, что дом заложен, что если Ваверли не сможет найти за три дня деньги на его выкуп, он должен выселяться. Ваверли, конечно же, не мог найти нужную сумму. И вот, в возрасте девятнадцати лет, Ваверли стал бродягой, нищим, одним из тех, что умирают зимой на тракте и околевшие трупы их скидывают по весне в ближайший овраг. Мысль о смерти от холода поначалу не беспокоила Ваверли, но осень неумолимо приближалась и трупы мертвых бродяг в канаве всё чаще и чаще преследовали юношу во снах. Чуть ли не каждую ночь они приходили и, протягивая синие пальцы к лицу Ваверли, шептали охрипшими голосами: «Ты – наш брат, один из нас... В овраге, мертвым лицом в весеннюю траву лежать тебе…» Ваверли передернуло. Зря он вспомнил эти сны, зря вспомнил родителей и мирную жизнь. Та жизнь далеко, а будущее – неизвестно. Лучше не думать об этом! Заставив себя улыбнуться – вышло так себе, - Ваверли достал из-за спины лютню. Эту лютню сделал ему отец, заметив, как хорошо поет сынишка. «Музыка делает мир краше», - вспомнил Ваверли слова отец и, снова улыбнувшись, на этот раз более искренне, но грустно, провел пальцами по струнам и запел:Час пришел нам отправляться, Нас дорога ждет. Заставляет пригибаться Низких веток свод. Ясный день иль непогода, Ночью или днем, Не страшны в пути невзгоды, Если мы вдвоем!..
Он не допел. Новый приступ голода заставил его пошатнуться, лютня чуть не упала в грязь, но Ваверли успел её подхватить. - Мда… - пробормотал юноша. – Переоценил я себя… Живот снова скрутило. На этот раз Ваверли не выдержал и упал на колени, перед глазами всё плыло. «Нет! – панически билось в его голове. – Я не умру, как собака, под деревом! Нет, нет и нет!». Но силы покидали его. Последнее, что увидел Ваверли, прежде чем впасть в небытие, это чья-то тень и фонарь в руках этой тени. «В овраге, мертвым лицом в весеннюю траву лежать тебе…»--------
Разбудил Ваверли истошный крик петуха. Юноша, очнувшись от холодных пальцев мертвецов, что тянулись к нему в снах, резко выпрямился. И тут же снова упал на подушки – так болело всё тело. Стоп! Подушки?.. только теперь Ваверли огляделся. Он находился в маленькой, опрятной комнатке, кровать, на которой он лежал, была узкой и скрипучей. Но перины мягкие, теплые и пахнут мылом. Солнечный свет проникал сквозь маленькое окошко. Было тихо. Ваверли заметил на стуле, стоящим рядом с кроватью, свою одежду, выстиранную и аккуратно сложенную. Юноша встал, оделся и вышел из комнаты. Старая деревянная лестница вела вниз, ступеньки слегка скрипели, когда Ваверли наступал на них. Внизу слышались голоса, две девушки о чем-то весело говорили. Смущенный и волнующийся, Ваверли спустился и вошел на кухню. Как и комнатка наверху, кухня была маленькой и чистой. За старым, крепко сделанным столом сидели две девушки, а женщина, видимо мать девушек, возилась у печки. Заметив вошедшего Ваверли, девушки тотчас смолкли и теперь смотрели с задором и затаенным смехом на юношу, всё больше и больше его смущая. - Эм… - пробормотал Ваверли. Одна из девушек хихикнула, за что получила тычок локтем от другой. – В общем… я хотел поблагодарить… я правда не помню, что вчера произошло… - Генрит, мой муж, нашел тебя и принес сюда. Ты был совсем плох: всё бредил, звал родителей и жутко кричал. - Да, очень сильно. Иногда прям страшно становилось от твоих криков! – подтвердила рассказ матери одна из девушек. - О да, прям сердце от страха замирало! – продолжила другая девушка, не спуская с Ваверли внимательных глаз. - Марика, Мита, идите-ка, покормите птиц! Хватит смущать гостя своими настырными взглядами! – прикрикнула на дочерей женщина, вытирая руки о передник. Девушки, хихикая и поглядывая то на мать, то на смущенного Ваверли, вышли вон. Юноша слышал, как они весело расхохотались за дверью. - Вот негодницы! – улыбнулась мать, глядя в окно. А потом повернулась к Ваверли: - Ты есть хочешь, милый? - Да, - ответил юноша, только сейчас поняв, как он голоден. – Правда, мне так не хочется вас утруждать… Вы и так довольно много сил и времени на меня потратили… - О, что ты, дорогуша! – рассмеялась женщина, накрывая на стол. - Ты не первый и не последний путник, которого подбирает в болотах мой муж. Так что не мели чепуху и ешь! - Спасибо! – пробормотал Ваверли, с аппетитом набрасываясь на хлеб и жареную картошку. – Если я чем-то могу вас отблагодарить, вы только скажите! Женщина улыбнулась и, подождав, когда юноша доест, спросила: - Ты менестрель? - Не совсем, - ответил Ваверли, относя грязную посуду к чану с мыльной водой. Он решил хоть помыть за собой тарелку в знак благодарности. – Я раньше играл на разных праздниках в своей деревне и еще для родителей, пока… Он запнулся и постарался незаметно вытереть внезапные слезы. Женщина сочувственно похлопала его по плечу. - А теперь я просто путешественник! – закончил Ваверли, вытирая посуду и аккуратно складывая стопочкой. – И то не очень удачливый… - Ну, ничего, я уверена, тебе еще повезет! Кстати, меня зовут Долла, моего мужа – Генрит, а дочерей – Марика и Мита. И если хочешь отблагодарить меня за заботу, сыграй нам что-нибудь. Мы тут живем очень уединенно и мои девочки еще ни разу не видели менестреля. - С превеликим удовольствием!_____
Вечером, когда работа в огороде закончилась, вся семья собралась на крыльце. Ваверли, который весь день пытался хоть чем-то помочь, правда, не очень искусно, взял в руки лютню, а Генрит с Доллой и дочерями уселись на шершавых ступенях. Солнце, медленно опускающееся за деревьями, осветило маленький аккуратный домик, семью на крыльце и юношу с лютней. И было так тихо и мирно, что Ваверли тотчас понял, какая песня нужна.Никогда не сходи ты с тропинки прямой, Не снимай в пути кольцо с руки. Не ступай за порог над холодной водой – Береги себя, береги.
Мита и Марика слушали его, затаив дыхание. Долла, задумчиво улыбаясь, положила голову на плечо мужу.Сердце ястребом гордым бросается ввысь; Не кори себя, за ним беги, Между волком и псом выбирать торопись – Береги себя, береги. А у дуба с рябиной попросишь тепла, Не примнут травы твои шаги, Сохрани же себя от любого от зла – Береги себя, береги…
Ваверли закончил петь, но последние слова, казалось, еще висели в воздухе. Тишина и спокойствие… Юноша посмотрел на людей, которые так ему помогли. Какие же они счастливые… Они – семья, все беды и удачи они делят вместе, а он… Ваверли вдруг понял, как он не вписывается в эту мирную лесную идиллию. Каким-то внутренним чувством он понимал, что и Долла, и её муж будут рады, если он останется жить с ними. Они примут его и, возможно, он женится на одной из их дочерей и проживет всю свою жизнь здесь, в достатке и покое лесного семейства, чей домик затерялся среди деревьев и болот. Но всё же… Было что-то, что-то далекое и неизведанное там, за лесом, что-то, что манило юношу. И даже покой и уют не могли утолить это непонятное желание искать и найти. - Мне нужно идти… - тихо произнес Ваверли, нарушив благоговейное молчание. Солнце село и лица сидящих на крыльце скрывали подступающие сумерки. - Что ты такое говоришь, милый? – ответила Долла. Голос её звучал хрипло, будто не хотел звучать там, где только что лилась песня. – Ты ведь можешь остаться с нами! Неужели ты этого не хочешь?.. - Хочу… Но… Я не знаю, как это объяснить, - ища поддержки у неба, Ваверли посмотрел куда-то вдаль. – Я… я просто должен идти дальше. Я не знаю, зачем, но я… Он запнулся, не зная, что сказать. Как объяснить этим добрым людям свое желание, если даже он сам не до конца его понимает. Долла встала и, подойдя к юноше, обняла его. - Ты сказал, что ты не менестрель. Но это не так… В тебе, как и в них, есть страсть к бродяжничеству. - Да. Я сам понял это только сейчас… Извините. - Не извиняйся, - Долла выпустила его из своих объятий и улыбнулась – У каждого свой путь. Ваверли ушел, когда небо уже было усыпано звездами. Долла собрала ему еды в дорогу, и юноша, тепло попрощавшись с этой доброй семьей, ушел в чащу леса. Марика и Мита смотрели ему вслед, пока фигура Ваверли не скрылась за деревьями.