Чертовски жаркая ночь. Поганая комната в поганой части поганого города. Я смотрю на Богиню — она говорит, что хочет меня. Я не собираюсь гадать, с чего это вдруг мне так повезло. (Sin City/ Марв)
Мидгард. Нидерланды. Амстердам
Клуб «The Shadow's Breathe» для него был чем-то вроде «персонального ресторана». Каждый вечер он выбирал себе жертву и развлекался, утоляя свой безудержный голод. Мидгард обрадовал его несказанно, и при всей своей ненависти к людям он признавал, что стоит отдать должное восхищение творению рук детей тлена. Голос певца будто транслировал его мысли, пока он рассматривал посетителей клуба, находившихся в центре «амфитеатра» — так называли сотрудники клуба площадку, где смертные терлись друг об друга в первобытном предсоительном танце… Невежественные люди, покупают бриллианты и ожерелья Едва способные платить за образование, Ходят на лекции и не знают собственного профессора! Как долго люди будут гнаться за деньгами и портить собственные жизни? Дети убивают друг друга ради удовольствия. Вместо того, чтобы работать головой, а не кулаками, они берут пистолет. Хочешь стать частью этого круга? Не знаешь чьего? Трагедии переполнили мир, и это просто убивает меня. Женщины были восхитительными в своей почти наготе. Они открыто демонстрировали миру свою независимость и сексуальность — особенно! — двигаясь в звуках дикой для слуха Древнего музыки. Поначалу он шарахался от всех новшеств современного мира, но втянулся моментально, жадно поглощая все, что являл этот мир его разуму. Порочность и разврат, неприемлемые для Высших Ветвей Иггдрасиля во времена его рождения, прочно укрепились в Мидгарде, но это восхищало и заводило его дух, его сознание, обогащая ощущения. Никогда прежде он не чувствовал себя настолько живым, настолько свободным. Так много людей в агонии, ведь так не должно быть, Слишком заняты собой, чтобы обратить внимание на Господа, Что-то же должно измениться! Мы должны переделать всё и перевернуть страницу, Живём в клетках, как животные и каннибалы, С утра до вечера пожираем друг друга живьём просто, чтобы выжить, Каждый божий день — какие-то неприятности, а мы всё боремся. Слишком трудно обрести душевное спокойствие… Он уселся за барную стойку и заказал полюбившееся ему виски, затем развернулся, оглядывая танцующих. Она выделялась на фоне остальных людей. Грация и эротизм. Одурманенные от удовольствия глаза и слегка приоткрытые губы девушки, качающей бедрами в такт чарующей мелодии, прислоняющейся к совершенно незнакомому парню, ласкавшему упругие формы смуглого тела, обтянутого коротким чёрным платьицем. Я хочу кричать, возвести руки к небу и кричать. Из-за чего всё это безумие? Всё это заставляет меня кричать. Ты знаешь, из-за этого я хочу кричать, Вскинуть руки и кричать. Из-за чего все это безумие? Всё это заставляет меня кричать, ну давай же! * Их взгляды пересеклись. Брюнетка отстранилась от партнера и направилась к барной стойке. — Давай уединимся, — он притянул ее к себе, когда она приблизилась. — Я живу неподалеку.***
Апартаменты Древнего располагались рядом с клубом. Когда «еда» кричит, то басы заглушают абсолютно любые звуки, распространяясь чуть ли не на всю улицу. Это Амстердам. Это город порока. Город свободы. И город смерти. «Мой город грехов», — он кинул кожаную куртку в сторону. — Увидев твою красоту, я понял, что природа воистину производит шедевры. — Как ловко, — она хихикнула, скидывая туфли и впиваясь поцелуем в его губы. — Лулу. Зови меня так. Он накрутил ее волосы на кулак и швырнул на пол. Девушка взвизгнула, больно ударившись при падении, и с непониманием уставилась на него, парализованная страхом. — Благо, «блюдо» имеет название. Весьма примитивное, — Древний оскалился, обнажая клыки. Лулу рванулась к выходу, но он ударил ее в живот и повалил на пол, вгрызаясь в ее лицо с остервенением. Древний хотел есть. Она кричала, пыталась вырваться, но тщетно. Карминовый нектар струился по ее лицу, заливая пол и одежду мужчины, когда он откусил ее язык и проглотил, напиваясь кровью девушки и смакуя каждый кусочек вожделенной плоти. Когти, выступившие на его руках, раздирали нежную кожу, оставляя за собой рваные края плоти. Сломав ее руку, он выдернул кисть вместе с суставом и, высосав кровь, отбросил в сторону, ощущая, как темное вино наполняет его нутро и дарует наслаждение. Разодрав грудь Лулу, он ухватился за проступившие кости грудной клетки и развел их в стороны, словно крылья, вырвав сердце, только что переставшее биться, и проглотил целиком, утопая в крови, он зарычал от восторга, узрев на небе возлюбленную кровавую мать — Луну. Обагренный кровью с ног до головы Древний расхохотался и опрокинулся навзничь, отдаваясь объятиям блаженства, разливавшегося по его телу. — Развлекаешься? — светловолосая и весьма привлекательная женщина материализовалась на кровати. Мужчина, продолжая улыбаться, поманил ее к себе. Амора поднялась и, сбросив с себя шелковое одеяние, уселась на него сверху. Он сбросил ее на еще теплый труп и, сорвав с себя окровавленную рубаху, укусил ведьму за шею. — Хочу тебя, — прошептала она. Древний презрительно фыркнул и отстранился. — А я нет, — он направился к окну, вытащил сигарету из пачки, валявшейся на подоконнике, и закурил. Амора, разъярившись, рывком накинула на себя одеяние, подошла к нему и схватила за руку. — Любой другой умер бы ради того, чтобы быть со мной! Мужчина обхватил ее за шею, сжимая пальцы, и процедил: — Не порти мне настроение своими истериками, детка, кажется, именно так говорят смертные? — он оттолкнул чародейку. Амора закашлялась, хватаясь за горло, и распахнутыми от ужаса глазами уставилась на своего любовника, ради которого она давным-давно предала Орден. — Я не звал тебя, так какого черта ты здесь забыла? — сильно затянувшись, он выдохнул голубоватый дым, любуясь алеющим огоньком сигареты. — Я соскучилась, — убито выдохнула колдунья. — Фенрир, что происходит? — она придвинулась поближе к нему. — Почему ты отвергаешь меня? — Ты мне наскучила, — протянул он. — Ты утратила свою привлекательность в моем понимании. — Что… что это означает? — губы чародейки задрожали. — Разве я бормочу, как ты сейчас? Или ты так сильно сдала из-за своего возраста? Прошу простить меня за то, что не понял сразу, — он улыбнулся. — Ты повредилась в уме во время медитации. Итак, раз ты тут, в моих скромных апартаментах, то думаю, что тебе хватило мозгов, чтобы осознать, что наносить мне визит без определенной информации равносильно самоубийству? Амора смахнула слезы обиды, пока Фенрир не увидел этого, иначе станет только хуже. Колдунья опустилась на пол и, подобрав под себя ноги, ждала приказа. Только так можно сейчас обозначить их взаимоотношения. Господин и жалкий раб. И роль раба исполняла величайшая чародейка Асгарда. «Локи бы обрадовался моему унижению, если бы видел эту картину», — думала асиня. — Похоже, что память к тебе вернулась, — он выкинул окурок в распахнутое окно и повернулся к ней. — Это последнее предупреждение, Амора. Знай свое место. Говори же! Не тяни время. Почему-то выражение твоего лица подсказывает мне, что я не обрадуюсь. — Локи сбежал вместе с девчонкой, на Асгард напала армия из Муспельхейма через портал, открытый Хель. Она предала нас. Сизар воскрес из мертвых, но я… — Убила его? — лицо Фенрира исказилось от ярости, он скрестил руки на груди, устремив взгляд на улицы Амстердама, откуда доносились смех и довольные восклицания простых смертных. — Да. Древний вздохнул: — Неудивительно. Амора благодарно посмотрела на возлюбленного, засветившись от счастья, но ее улыбка померкла под натиском ненависти и презрения, исходивших от сына Йормунганда. — Неудивительно, что мой любимый дядюшка, по воле которого я просидел все эти тысячелетия в кандалах, в очередной раз одурачил тебя, как младенца. Ты серьезно полагаешь, что могла его убить? Древнейшего? О чем ты говорила с ним? О чем ты проболталась? О, поверь, лапуля, он просто так бы не промелькнул пред твоими очами. Он мог продолжать играть в тени, управляя всеми вами, как марионетками. Я слишком хорошо знаю свою семейку.***
— Откуда такое прозвище? — Что? — Локи мотнул головой. — Я не расслышал. — Прозвище. «Трикстер». — Хоу, — Локи улыбнулся. — Ты решила поговорить со мной? В чем подвох? Хочешь познать мою душу? Я понял, зачем нас поменяли сердцами, но ты упорно продолжаешь нести бремя своей миссии, — он уже не скрывал насмешки. — Нет, просто… Я не оправдываюсь! — вспылила Алиса. — Но у меня такое чувство, что все случившееся намного глобальнее, чем мы с тобой представляем. Ты можешь кривить лицо и закатывать глаза, сколько душе угодно, подчеркивая мое невежество, но я знаю правду. Ты можешь обмануть кого угодно, но не меня. Они замолчали, Локи долго вглядывался в пламя костра, слушая потрескивание дров и провожая взглядом вылетавшие искры. Алиса же любовалась звездами, упорно не нарушая тишину. Девушка знала, что он, как и она, умирает от любопытства. Это была немая борьба. Глупая, конечно, но ни один не желал сдаваться первым. — Удивительно, что ты спросила именно об этом. Я думал, что ты начнешь выспрашивать о том, почему я оказался в плену, и как один из принцев Златого Града скатился по наклонной, — вкрадчиво вещал Лофт. — Пытаешься завоевать мое доверие? Экскурсом в мое детство? — Я видела о тебе больше, чем ты сам знаешь. Знаешь, что бесит меня? — Алиса чувствовала, как гнев, подымаясь волной, поглощает все ее существо. — Тебя любили! — зашипела она на Локи, открывшего рот от удивления. — Что твоя настоящая семья, что приемная! Любили! Я все бы отдала за такую любовь! ВСЕ! Не раздумывая! Но тебе этого мало! — она схватилась за сердце и согнулась пополам. — Локи, помоги… Мне больно… — кровь выступила на ее губах. Локи метнулся к ней и притянул к себе, обхватив одной рукой ее за шею, направляя поток исцеляющей энергии в Али, что стало возможным после того, как он смешал с ней свою кровь. — Что это было? Я не понимаю, — шептала она. — Тише, не говори, — Локи трясло. Сын Лафея перепугался не на шутку. Когда она произносила все это, то Лофт увидел самого себя, как будто часть его души, его безумие перетекло в девчонку и отразилось в ее глазах, поменявших свой цвет на долю секунды, став леденистыми. Пронзительно-голубыми. Он задумался. С тех пор, как Амора провела ритуал, к нему вернулась способность четко и ясно мыслить, из-за чего напрашивался очевидный вывод. — Холодно… и больно… — Тише! — Локи опустился вместе с девушкой, положив ее голову к себе на колени и продолжая питать ее магически. — Когда я был маленьким — мне еще и десятилетия не исполнилось — то втихомолку выбирался на рынки нижнего города, где часто выступали странствующие балаганы с шутами и акробатами. Особенно меня пленили фокусники, не владевшие магией. Их ловкость и изворотливость, окутанные вуалью драматизма, околдовали мой разум. Трюки, проворачиваемые актерской труппой, сопровождающей лжеколдунов, притягивали людей. Они разрисовывали свои лица, надевали маски, с помощью которых они могли быть кем угодно. Я хотел, чтобы отец заметил меня. Я хотел удивлять. Я хотел, чтобы мной восхищались так же, как и актерами уличного театра. Но при дворе мои устремления подняли на смех. Когда же я объявил отцу… Одину, что хочу стать шутом — меня выпороли и закрыли в башне и держали там до тех пор, пока я не поклялся, что забуду об этих глупостях. Я плакал тогда в последний раз. — Исключая предыдущую неделю, — промурлыкала девушка, не открывая глаз. — Фригг… Царица, — поправил себя Локи, продолжая рассказ, — уговорила одного чародея стать моим наставником и обучать меня магии. Магия стала утешением, защитой от насмешек. Позже я позволял себе шутить, но мои игры становились слишком изощренными и опасными, поскольку в отличие от тех шарлатанов я мог колдовать. Я обладал силой. Мой близкий друг стал звать меня «трикстером» намного раньше, чем я действительно начал изучать магию, — Локи гладил Алису по волосам, как это давным-давно делала Фригга, чтобы успокоить его самого. Локи отстранился, чувствуя, как горлу подкатил ком, ему стало трудно дышать. Предательства устилали его путь, и он сам со временем стал воплощением предательства. Богом Лжи и Иллюзий. Алиса ухватилась за плечи Локи и приподнялась, обнимая мага за шею. Прильнув щекой к его щеке, она зашептала: — Твое сердце поглощает меня. И нечто подсказывает мне, что я не выживу, что бы это не значило. Я боюсь, что изначально судьба вела меня во тьму. Прошу, помоги мне почувствовать жизнь полноценно, пока я… здесь, — она слегка отстранилась и поцеловала Локи. Лофт не отстранился, напротив, он хотел забыться, как и девушка. Однако как только она коснулась его губ, у него в голове словно произошел взрыв сверхновой, а в груди заполыхало, стало трудно дышать, настолько ему было хорошо. По всему телу волной прокатилось предвкушение. Он едва смог оторваться от смертной. Она выглядела такой же удивленной, как и он. Зрачки девушки были расширены, а сквозь тонкую ткань проступили соски. Алиса провела языком по моментально опухшим губам и хрипло произнесла: — Такого со мной еще не было… — Ты уверена, что хочешь? — он еле сдерживался. Это было безумное притяжение, что тело полыхало и горело, не хуже костра, служившего им единственным источником света. До этого момента. Алиса запустила руки ему под рубашку, нежно касаясь поясницы: — Я сейчас сама на тебя наброшусь… Локи не нужно было просить дважды. Они были мало знакомы, но волей обстоятельств прекрасно понимали друг друга.***
— Он сказал, что альва гниет в болотах? — Фенрир улыбнулся, и от такой улыбки Амора внутренне сжалась. Древний был неописуемо красив, но его улыбка уродовала эту красоту — стоило ему развеселиться, как природное очарование уступало место чему-то злобному, маниакальному, даже сумасшедшему. Амора не понаслышке знала, что жестокость Фенрира не ведает границ. Оборотня заточили в темнице задолго до того, как Йормунгард уничтожил Уробороса. Колдунья все чаще и чаще стала сожалеть о том, что освободила Зверя, но без него она осталась бы никем, жалкой тенью вечно сияющей Фригг. Именно Фенрир создал для Валькирий рунические камни, позволяющие «прыгать» между мирами, и открыл ей тайну триединства Древнейших. Амора так и не смогла понять, чего именно он хочет и чего добивается, а спрашивать она не осмеливалась. Она зависела от него. Приросла и телом и душой. Изначально, все, что происходило между ними, она именовала любовью. На деле же — это была безудержная страсть, поглощающая и испепеляющая все на своем пути. Чародейка уже и не помнила себя без него. Он стал для нее всем. Целым миром, наполненным болью, презрением и ненавистью. Она потакала любому капризу оборотня, а капризы эти заставляли волосы на голове становится дыбом. — О, да! Я восхищен! Я в восторге! Дитя тлена, подверженное трансформации! Ха-ха-ха-ха! — Фенрир схватил чародейку и закружил ее в вальсе. — Представь! — Древний вел в танце. — Смертная! Я обожаю смертных! Приведи ее ко мне! Я придумал новую забаву! Амора вырвалась. — Одумайся! Девчонка предназначена для… Он утратил свою веселость и схватил колдунью, заламывая ей руку. Чародейка вскрикнула, а он, прислонившись к ее уху, зашептал, словно пылкий любовник: — Мне плевать на твои желания, мне все равно, что там за планы по спасению мира выдумали чокнутые фанатички… Ты остаешься моей подстилкой и сделаешь то, что я скажу. Ты знаешь, как я не люблю, когда мне перечат. Я не люблю расстраиваться. Ты хочешь меня расстроить, асгардская потаскушка? — Нет, прости… — Что? — он улыбался, сильнее сжимая руку чародейки и заставляя ее выгибаться еще сильнее, чтобы избежать невыносимой боли. — Повтори, — он лизнул колдунью в висок, вдыхая аромат ее волос. — Я обожаю твои мольбы о пощаде. Амора всхлипнула: — Я приведу девушку. Я послушная! — от боли выступили слезы. — Умница, я жду… Нет! Я передумал! Я хочу сам поймать свою добычу. Мы пойдем вместе, — он притянул ее к себе и больно впился в ее губы грубым поцелуем.