* * *
Жаркое лето сменилось осенью, яркой и щедрой на солнечные дни, но приносившей всё чаще и чаще короткие, пока ещё по-летнему тёплые дожди. Ночи становились длиннее и холоднее, а я с растущим нетерпением прислушивалась к разговорам отца и матери, жадно надеясь услышать упоминания об отъезде. Когда уверенность в том, что до наступления зимы (а значит, не раньше весны) никто никуда не отправится, стала почти незыблемой, отец позвал меня к себе в кабинет и, старательно скрывая улыбку, спросил, не желаю ли я уехать с ним. Далеко... за горы... в Имладрис... ...Мокрая трава, достающая почти до груди коня, клонилась к земле, стряхивая под порывами ветра крупные капли, оставленные недавно пролившимся дождем. Равнина расстилалась на юг к самому краю небес, а неширокая дорога, повторяя линию синего Андуина, убегала вдаль, петляя среди невысоких холмов. Прощаясь, мы стояли на развилке двух дорог. Мне предстояло и дальше двигаться по звонким ровным плитам Мэн-и-Наугрим на запад, где грозно высились горы; а Гвейнэль с мужем и небольшим отрядом галадрим, прибывшим из Лориэна, сворачивали на утопающую в пышных травах долину Андуина, раскинувшуюся до её нового дома. Узкая тропа вдоль берега Великой реки... берег, покрытый золотым песком... белые лодки у причала... золотой лес... Всё это я уже видела, эту дорогу уже прошла. Теперь меня ждут старый мост через Андуин, горный перевал и таинственный Имладрис. Манящая неизвестность. Что найду я на этой дороге? Что увижу в конце пути? Оторвавшись от своих мыслей, я взглянула на подругу. Рассеянно комкая в руках поводья коня, она смотрела вдаль, на юг, временами бросая то на меня, то на ожидающего чуть в стороне мужа растерянные взгляды. Её Халларэн молча сидел в седле, давая нам время проститься. Никогда не любила прощаний... И не находила для них слов. Но молчание затягивалось, и нужно было идти дальше... Протянув руку, я коснулась ладонью плеча подруги. — До встречи, дорогая Гвейнэль. — Эль... — она распахнула объятия, — я буду скучать по дому. Обняв её в ответ, я чуть улыбнулась: — У тебя теперь будет второй дом, скучать не останется времени. И ничто не мешает тебе приезжать навестить родных, как и им тебя. Она смущённо улыбнулась и произнесла, нервно прикусив губу: — Ты помнишь о своём обещании? — Навестить тебя в Лориэне? Конечно, помню! — Знай, что я буду ждать. В памяти возник золотой свет поющего леса, согрев теплом и вызвав невольную улыбку. — Я обязательно навещу тебя. Она внимательно взглянула на меня своими яркими серебристыми глазами: — Когда ты приедешь ко мне, я пойму, что ты действительно простила меня. Я спокойно встретила её взгляд и покачала головой: — Мне нечего прощать, Гвейнэль. И мои обещания неизменны. Ещё раз сжав объятия, она быстро коснулась губами моей щеки и, развернув коня, направилась к Халларэну. Взмахнула рукой на прощание и получила такой же ответ. И я сдержала своё обещание. Как всегда... …Наша встреча состоялась спустя почти четыре сотни лет, когда я нашла временное пристанище в Золотом лесу, покинув дом отца. Я смотрела тогда на свою подругу и не находила в пепельно-погасшем взоре прежнего сияния, что лилось из прекрасных глаз, озаряя счастьем лицо среброокой невесты в янтарно-золотом венке. Эти глаза погасли в тот день, когда к ней не вернулся её Халларэн, сгинув в мутных топях у стен Барад-Дура, оставив по себе лишь горько-сладкие воспоминания о кратких десятилетиях совместной жизни и золотоволосого сына, удержавшего её в Золотом лесу ещё на некоторое время. Когда их сын, ставший воином по примеру отца, привёл в дом свою избранницу, Гвейнэль благословила их союз и покинула Эннорат. Я проводила её до Эделлонда и, глядя вслед исчезающему за горизонтом парусу, лишь молчаливо надеялась — там, за морем, она обретёт, наконец, радость и счастье, утраченные в этих землях... Но всё это будет потом. Спустя столетия, в другую эпоху и в другом, изменившемся мире... А пока что, следуя за воинами моего отца, мы с Лаэрлиндом перебрасывались шутками, отмеряя звонким цокотом копыт коней дорогу, ведущую к заснеженному перевалу, прорезавшему могучую стену Хитаэглир.* * *
Отец не спеша подъехал к воинам нашего отряда, поджидающим его на дороге, неподалёку от старого моста, перекинутого между берегами Андуина. Остановив коня, он задумчиво выслушал слова одного из них и согласно кивнул, всматриваясь в покрытую высокой травой обочину. — ...Да, Хэнэлин, ты прав... — донесся обрывок их негромкого разговора. Я направила коня к ним, различив вопрос отца: — Как, по-вашему, давно это было? — Часов шесть назад, может быть, чуть больше, — уверенно ответил ему Лаэрлинд, и стражи согласно кивнули. Приблизившись к Лаэрлинду и привстав в седле, я выглянула из-за плеча мэльдира, пытаясь рассмотреть то, что привлекло их внимание. Трава у обочины была вытоптана, размокшая от дождя земля тёмными полосами была размазана по светлым каменным плитам, а чуть поодаль были отчётливо заметны остатки лагерных костров. Это было совсем не удивительно — всё же мы двигались по древнему торговому тракту, и следы путешественников часто встречались нам по пути. Но этот лагерь был недавним — скорее всего, его покинули незадолго до нашего появления те, кто коротал ночь до рассвета перед переправой на другой берег Андуина. Отец в раздумьях окинул взглядом пустую дорогу, скрывающуюся в низине за рекой, остатки лагеря и мрачные вершины гор, утопающие в сером тумане. Воины терпеливо и молча ожидали его решения. Наконец, он дёрнул поводья, разворачивая коня к мосту, и негромко бросил: — Мы не будем стремиться их догнать. Не известно наверняка, кто они и насколько совпадают наши пути. В любом случае, до перевала у нас ещё будет время принять решение и сделать выбор: присоединяться к ним или просто идти следом. Алордин — один из воинов нашего отряда, первым заметивший следы движущихся перед нами путников — молча склонил голову, соглашаясь, и первым ступил на старый мост, ведущий на другой берег реки. Западный берег ничем не отличался от восточного — та же бесконечная, вымоченная дождями равнина, по которой мы двигались последние два дня, и высокие травы, стелющиеся мокрым ковром, куда ни глянь. К концу второго дня погода, наконец-то, нам улыбнулась — уныло моросящие дожди, почти неощутимые под покровом леса, но доставлявшие мало радости среди открытой местности, прекратились. Южный ветер унес завесу туч, явив по-осеннему холодное небо. Лишь горы, вздымающиеся впереди, становились всё выше и темнее, по мере приближения закрывая синеву небес серыми туманными зубцами. Когда мост и река остались далеко позади, а пряно пахнущая ночь мягко спустилась на равнину, отец, возглавивший отряд за переправой, приказал сойти с дороги и расположиться чуть поодаль, чтобы дать отдых лошадям. Он единственный из всего отряда знал, что ждёт нас впереди и какие трудности могут встретиться среди петляющей высокогорной дороги, уже различимой на фоне тёмного массива Хитаэглир. Огня мы не разводили, как и все ночи до этого — отец не желал привлекать лишнего внимания к нашим передвижениям по голой равнине. Поэтому отпустив коней и разместившись на подсохшей под теплым ветром земле, мы удовлетворились дорожными припасами, ведя негромкие разговоры и разглядывая предстоящий путь. Почти у подножия гор, на небольшой возвышенности, один за другим вспыхнули несколько костров, обозначив место отдыха тех, кто шёл впереди. Я насчитала пять небольших золотистых точек, рассыпавшихся вдоль склона. Пять... их отряд явно намного больше нашего. И вряд ли они могли найти на безлесной равнине столько топлива для поддержания огня... Значит, они везут его с собой — как и припасы, и товары. Интересно, сколько их, и кто они? И что предпримет отец — так и будет держаться позади до конца пути или решит всё же присоединиться к ним? — О чём задумалась, мэльдис? — Лаэрлинд бросил на землю свой плащ, присел боком у меня за спиной и чуть толкнул плечом, заставив качнуться вперёд. — О дороге, — неопределённо ответила я, не желая сейчас углубляться в обрывки размышлений. — Отдыхай, Эль, — произнёс отец, усмехаясь, услышав мои слова, — не о чем думать, завтра наш путь ещё не закончится. Он кивнул воинам, знаком приказав делать то же, что и мне, а сам присел на свой плащ, наблюдая за притихшей равниной, где лишь слабый ветерок с лёгким шуршанием колыхал сохнущие травы. Тулудир, Хэнэлин и Алордин — трое воинов владыки Орофера, сопровождающие отца в этой поездке — безмолвно выполнили приказ, скрывшись из виду в высокой траве. Лаэрлинд с довольным вздохом растянулся на своём плаще у меня за спиной. И лишь отец остался неподвижно сидеть, устремив взгляд на горы и мигающие вдалеке огни. — Отец, — негромко окликнула я, искоса наблюдая за его сосредоточенным лицом, — а о чём думаешь ты? Он взглянул на меня, и тень раздумий слетела с его высокого лба, унеся пролёгшую между бровей складку; чуть прищуренные глаза ярко блеснули. — О дороге, — посмеиваясь, передразнил он меня. Я обиженно отвернулась и расправила под собой плащ, собираясь последовать его приказу, как и остальные воины. — О дорогах, Эль, — совсем по-другому прозвучал его голос, заставив меня поднять голову и внимательнее всмотреться в снова ставшее суровым лицо. — Тебя гонит в путь желание посмотреть мир, а меня — желание его сохранить. Заметив мой удивлённый взгляд, он произнёс: — Как бы ни стремился владыка Орофер к отделению от остальных народов, нам никогда нельзя забывать о том, что мы все живём в одном мире. И приложить силы для его сохранения тоже должны мы все... — И как послужит этой цели наша поездка на другую сторону гор? — Я должен знать, девочка моя. Должен получить те сведения, что известны другим. Пусть между нами, живущими по разные стороны этого хребта, и нет особой любви, это я переживу, — он невесело усмехнулся. — Но цели наших народов одинаковы — сохранить наш мир. И то, куда мы сейчас едем, моя дорогая, ещё далеко не самый его край. — Он снова усмехнулся. — От чего сохранить, отец? Вы с матерью постоянно умолкаете, говоря об этом в моём присутствии, считая меня ребёнком. Но сколько же я могу довольствоваться лишь отдельными обрывками ваших разговоров и размытыми упоминаниями о том зле, что снова растёт на юге? Отец взглянул на меня и с сомнением протянул: — Ну-у-у... Не знаю... А ты уже не считаешь себя ребёнком? Досадливо фыркнув, я не стала на это ничего отвечать и отвернулась, снова устраиваясь на плаще, чтобы не встречаться с ним взглядом. Во мне кипели злость и обида. Отец тихо рассмеялся. — Не сердись, дорогая. Я молча улеглась, подвинув плечом Лаэрлинда и пристроив на него голову. — Эль, прекрати толкаться, — прошипел он, вытаскивая из-под меня руку. — Если ты считаешь себя достаточно взрослой для того, чтобы понять всё происходящее, моя дорогая, — как ни в чём не бывало, продолжил отец, — то в Имладрисе ты найдешь ответы на свои вопросы. Приподнявшись с места, я вскинула на него удивлённый взгляд: — Почему ты сам не хочешь мне сейчас всё рассказать? — Потому что там ты поймёшь и узнаешь больше. И другие лучше расскажут тебе о событиях, прошедших перед ними, но не прожитых мной... Если ты будешь к этому готова, — добавил он, набрасывая на меня тёплый плащ. — Отдыхай. Я снова легла, опустив голову поперёк груди Лаэрлинда, в этот раз смолчавшего и успевшего вовремя убрать руку. Потянувшись, он расправил на мне накинутый отцом плащ и оставил свою ладонь у моего плеча, придерживая край плаща. Лёжа в тишине осенней ночи, я слушала привычно-спокойное дыхание друга и уносилась грёзами к звёздам, краем мысли замечая их движение и ожидая восхода любимой Борнгиль...