На далёких дорогах забытых времён

Хитаэглир, Кирит Форн-эн-Андраф осень 3385 г. в.э.       Испуганно шарахнувшись в сторону, мой конь коротко заржал. Эхо подхватило этот звук, на разные голоса отразило его от серых скал, добавив шуршание осыпавшегося снега и стук обломков камней, сбитых с дороги оступившимся конём едущего впереди Тулудира. Воин уверенно удержал поводья, быстро успокоив скакуна и осмотрев его ногу. Конь фыркнул и продолжил путь, стараясь осторожно ступать по мёрзлой и скользкой, покрытой твёрдой коркой снега дороге. Наши лошади, пусть и незнакомые с этой местностью, всё же хорошо умели двигаться и по горным тропам, и по снежному покрову. Отец оглянулся, проверяя, всё ли в порядке, подождал кивка воина и молча продолжил путь, стремясь добраться до очередного укрытия к наступлению ночи.       Мы по-прежнему неторопливо ехали позади замеченного ещё на равнине отряда, не приближаясь, но и не теряя их из виду по ночам, когда огни их костров отчётливо выделялись на заснеженных склонах. Они шли уверенно, быстро и не скрываясь, очевидно, прекрасно зная дорогу и не утруждая себя излишними осторожностями. В отличие от моего отца, который выбирал для ночёвок одному ему известные, незаметные на первый взгляд с дороги пещеры и не спешил объявлять о нашем присутствии обитателям горного перевала.       А обитатели на этом перевале явно были.       То тут, то там вдоль дороги встречались свежие вырубки негустого ельника, покрывавшего весь склон. Местами попадались ровно уложенные и укреплённые штабеля брёвен, чуть присыпанные снегом, и небольшие деревянные необжитые домишки с крепкими массивными дверьми и ставнями. У одного из поворотов дороги были свалены крупные каменные глыбы. Часть из них была мастерски обтёсана и предназначалась для строительства моста, уходящего огромными каменными опорами на дно ущелья и призванного соединить два склона, спрямив изгибы дороги.       Рассматривая грандиозную стройку, я с удивлением спросила:       — Здесь кто-то живёт?       Отец ответил с не меньшим удивлением:       — Конечно. Мы ведь на торговом пути наугрим. Здесь хватает как их поселений, так и их укреплений.       — Так это их отряд движется перед нами? — осенила меня мысль, вызвав лавину вопросов. — И поэтому ты не желаешь с ним встречаться? Поэтому мы и скрываемся?..       — Эль, так или иначе, нам не миновать их форта чуть дальше по дороге, — отец махнул рукой по направлению нашего движения. — Но я всё же предпочел бы не останавливаться там. И не искать их гостеприимства.       — Отец, скажи сразу, они враги нам? Поэтому владыка Орофер и держится от них на расстоянии? Чего нам следует ждать?..       — Нет, Эль. Они не враги. Наугрим, живущие здесь, никогда не враждовали с нашим народом. И в Эрегионе всегда помнили доблесть и мужество здешних союзников в войне. Но зло, сотворённое одними, легко может омрачить жизнь и стать преградой для уз с другими. Старые распри не так легко забыть, — задумчиво ответил он, — и не так-то просто переступить через прошлое.       Он взглянул на меня, жадно ловившую каждое его слово, и усмехнулся, догадываясь о поселившихся мыслях:       — Поехали, дорогая. Потом, все вопросы потом. Я знаю, что нечасто говорил о прошлом, но всё же давай сначала доберёмся до цели нашего пути. И отложим пока эти разговоры — их не стоит вести посреди дороги.       Он тронул коня и снова возглавил наш небольшой отряд, поднимающийся всё выше по петляющей дороге среди обрывистых ущелий и негостеприимных чёрных скал, присыпанных снегом.       К ночи мы добрались до очередной пещеры, ставшей укрытием от пронзительно-ледяного ветра, завывающего среди узких извилистых расщелин. Привычно пересчитав вспыхнувшие впереди огни, я подошла к нашему костру и присела на расстеленный плащ, по дороге взяв протянутую мне Тулудиром миску с ужином. Еловый лапник под плащом приятно пружинил, суля отдых утомлённому за день телу. Было тепло и уютно, в костре потрескивали смолистые жаркие ветки, пахло хвоей и травами, будя воспоминания о доме. Хэнэлин тихо напевал, подыгрывая себе на арфе, Лаэрлинд уже доедал ужин, а отец и Алордин стояли у входа, вполголоса переговариваясь и осматривая склоны гор.       Быстро покончив с едой и привалившись спиной к спине Лаэрлинда, я отвернулась к стене, разглядывая затейливый узор трещин, испещривший монолит серого камня. Камень... холодный, бесконечный, тёмно-серый камень... Где-то в глубине этих гор, уходя лабиринтами коридоров к корням земли, находятся огромные подземные города наугрим, укрытые от врагов в могучем теле Хитаэглир. Как странно, должно быть, жить всегда под землёй, вдали от солнечного света и дуновения ветра, не слышать ни пения птиц, ни шёпота ветвей... Интересно, каково это — ощущать над собой не небо, а бесконечные серые скалы, ставшие надёжным домом и дающие защиту?.. Нет, я бы так не смогла... это выше моих сил...       За лениво текущими мыслями я не заметила лёгкого подрагивания земли под собой, и даже посыпавшиеся из трещин стены мелкие ручейки пыли не сразу привлекли моё внимание. Лишь когда снаружи раздался раскатистый гул, отражённый горным эхом, я очнулась от раздумий и резко вскочила, с тревогой прислушиваясь и ожидая действий спутников. Хэнэлин, мгновенно сменивший арфу на клинок, обменялся взглядом с Тулудиром, который также во всеоружии уже ожидал распоряжений.       В несколько секунд разобрав несмолкающий рокот и звуки от дороги, отец повернулся к нам и коротко скомандовал:       — Вперёд…       Мне показалось, что будут сказаны ещё какие-то слова. Но он лишь кивнул в нужном направлении и первым исчез в стылой темноте ночи, уводя бесшумных, словно тени, воинов за собой. Я бросилась следом.       Эхо разносило вдоль каменных стен горного коридора отчётливо различимые крики, заливистое ржание лошадей и металлический лязг с места стоянки отряда, за которым мы следовали. Огни их костров дрожали, часть из них была потушена, а один разгорелся очень ярко, высвечивая тёмные мечущиеся тени, временами перекрывающие неверный свет.       Свернув с дороги на склон, полого уходящий вверх по правую руку от нас, отец быстро преодолел расстояние до узкой расщелины, по дну которой струился небольшой, но стремительный поток. Приостановившись, он кивнул воинам на упавшее бревно, подобно мосту перекинутое между обрывистыми склонами, и, мгновение поколебавшись, негромко сказал Лаэрлинду:       — Присмотри за ней.       — Конечно, лорд Сигильтаур, — не останавливаясь, отозвался тот.       Я не сразу даже поняла, что речь шла обо мне, устремившись вслед за Алордином по бревну на другой берег речушки.       До цели мы добрались довольно быстро, сильно сократив расстояние, сойдя с прямой дороги и двигаясь на звуки. Выбежав вслед за воинами к уступу над невысоким обрывом, я на некоторое время оцепенела, поражённая открывшейся картиной.       Под нами вилась дорога. Добротная, каменная, надёжная дорога, по которой мы ехали все эти дни. Только сейчас она была сплошь залита кровью, чернеющей в неверном свете угасающих костров. Огромный обвал перегораживал её почти полностью, погребя под собой несколько гружёных повозок вместе с тягловыми лошадьми и, очевидно, путниками.       Две повозки, кое-как сдвинутые вместе, образовывали некое подобие прикрытия, из-за которого раздавались командные крики, сливающиеся с ржанием раненых лошадей, бьющихся в крови среди камней, и воплями атакующих орков, пытающихся добраться до укрывшихся за повозками путников. Время от времени в хаосе звуков ночного побоища раздавался резкий свист стрелы, вылетающей из-за обвалов камней у дороги или на противоположном от нас склоне и звонко ударяющей в металл тяжёлых щитов, прикрывших повозки сверху. Хрипы, стоны, ругань, крики и лошадиное ржание, перекрывая друг друга, разносились с завывающим ветром далеко над присыпанной снегом теперь уже непроходимой дорогой.       Четыре лука запели почти разом, выпустив стрелы в наседающих на путников орков и возвращая меня к осознанию происходящего. Двое нападающих упали замертво, а двое других, взвыв от боли, обернулись к нам. Отец взмахнул рукой, давая новый сигнал для залпа нашим воинам, и с мягким шорохом достал свой клинок, не отрывая взгляда от происходящего внизу. Выстрел уложил ещё троих. Наше вмешательство не осталось незамеченным. Повинуясь выкрикам вожака, несколько нападавших оставили повозку в покое и обернулись к склонам, стараясь разглядеть нас среди тёмных скал.       Я запоздало сдёрнула с плеча свой лук и, протянув руку за стрелой, наткнулась на пустоту... мой колчан так и остался лежать на плаще у костра. Кинув на меня холодный взгляд, отец мягко и почти бесшумно спрыгнул с обрыва. Алордин и Хэнэлин, мгновенно убрав луки и достав клинки, последовали за ним. Тулудир задержался лишь на миг, бросив у моих ног свой колчан со стрелами.       — Эль, не стой на склоне! — рявкнул уже снизу отец, перекрывая звон стали и доносящиеся вопли. — Лаэрлинд, убери её оттуда!!!       Безотчётно повинуясь его голосу, я метнулась в сторону, под прикрытие невысокого навала камней, почти не ощутив ледяного дуновения пролетевшей рядом с лицом орочьей стрелы. Лаэрлинд подхватил с земли колчан и укрылся за соседним камнем, что-то крикнув мне, но в моём сознании застыла лишь увиденная напоследок картина... Никогда прежде мне не приходилось видеть отца в бою. В настоящем, а не тренировочном бою, когда счёт времени идет на мгновения, и от каждого движения зависит твоя жизнь или жизнь ближнего. Но в тот один-единственный миг...       Едва слетев с обрыва вниз, отец сцепился сразу с двумя противниками, успевшими добежать до нашего склона. Ещё в прыжке увернувшись от направленного в него удара и продолжив разворот всем телом, он описал широкий полукруг мечом, скосив вскинутую для удара руку одного из орков с тяжёлым боевым топором. Тех мгновений, пока ошалевший от ужаса и боли орк с воем пялился на обрубок своей руки, отцу хватило, чтобы едва заметным взмахом меча отразить удар второго нападающего и отбросить его от себя ударом ноги. А затем, подхватив валяющийся на земле топор, он всадил его в лоб снова ринувшемуся вперёд орку и, уйдя с его дороги, резким ударом меча снёс голову безрукого, прекратив его крик...       К моим ногам упал колчан, переброшенный Лаэрлиндом. Выхватив стрелу и готовясь стрелять, я осторожно выглянула из-за камня, пытаясь оценить врагов. Наступающих на повозки поубавилось — отец и трое наших воинов оттянули часть орков на себя. Прикрываясь от летящих сверху стрел щитами, засевшие за повозками путники по чьей-то команде разом ударили из-за заграждения, сразив двоих нападающих, и снова исчезли в своём укрытии.       Я выстрелила, уложив на дороге одного орка, и едва успела отпрянуть назад от сразу трёх стрел, звякнувших о камни где-то рядом.       — Стрелков снимайте! — снова раздался голос отца, перекрывая звуки битвы, кипевшей внизу.       Хэнэлин почти неуловимым взмахом меча отбил на лету одну из стрел. Отец одобрил, ни на миг не сводя взгляда с врагов.       Лаэрлинд резко выпрямился во весь рост и выстрелил в темноту противоположного склона, откуда летела смерть. И тут же стремительно метнулся назад за камень, получив свою порцию ответных стрел. А затем наши взгляды встретились. Он медленно указал на себя, потом в сторону завала на дороге, а потом на меня. Я согласно кивнула, доставая стрелу и с радостью ощущая вливающийся в разум холодный расчёт. Ну что ж, поиграем...       Выглянуть, выстрелить, укрыться, выждать, когда это же сделает мэльдир, поймать момент, снова выстрелить... Знакомо и привычно, совсем как в детстве... Только плата за неудачу в этой игре — жизнь...       Первым сразил одного из орков-стрелков Лаэрлинд. Переглянувшись с ним, я улыбнулась — бой пошёл проще. Вскоре не только с дороги, но и с противоположного склона стало лететь на один ответ меньше. Последний орк-стрелок получил сразу две стрелы — мы оба удачно воспользовались моментом, когда тот в растерянности выбирал себе цель, переводя лук с меня на Лаэрлинда.       Бой на дороге тоже подходил к концу. Выглянув из-за камней и с любопытством прислушиваясь к яростным боевым выкрикам на незнакомом языке, я не спешила присоединяться к отцу и троим нашим воителям — им не нужна была помощь. Зажатые за повозками путники, получив возможность сражаться, не опасаясь лучников, дружно откинули щиты и сами перешли в наступление, быстро орудуя тяжёлыми боевыми секирами, перекликаясь и поддерживая друг друга громкими хриплыми криками. В считанные минуты всё было кончено.       Происходящее на дороге полностью приковало к себе моё внимание.       Отец, опустив меч, молча стоял чуть впереди наших воинов, спокойно наблюдая, как к ним подходит коренастый широкоплечий наугрим с заросшим густыми рыжеватыми волосами лицом и двуручной секирой в мускулистых руках. Доспехов на нём не было — лишь кожаные щитки прикрывали руки и широкий торс поверх обычной дорожной одежды, не стесняя движений, но и не давая особой защиты. Рыжие волосы его, связанные сзади и заплетённые в толстую косу, были выпачканы кровью, сочащейся из разбитой головы. Он заговорил, время от времени потирая плечом щёку и оставляя на лице следы грязи и крови.       — Спасибо, эльф, — с сильным акцентом, хрипло и напряжённо, словно делая над собой усилие, произнес он, коверкая слова. Я не сразу даже поняла его речь — настолько непривычно звучали произносимые им слова нашего языка. — Твоя помощь оказалась нам полезна. Я Фердли, сын Фардина. И я благодарю тебя и твоих воинов. Назови своё имя, чтобы я мог отплатить тебе ответной услугой.       — Нам не нужны услуги, Фердли, сын Фардина, — спокойно, вежливо и холодно ответил отец. — Мы всего лишь следовали своей дорогой. Любой путник в таком месте и с таким врагом вправе рассчитывать на помощь. Разве не так?       Прищурившись и поджав губы, наугрим фыркнул:       — Эльфы... Даже принимая слова благодарности, вы не можете отказаться от своей надменности. — Его взгляд скользнул по завалам, грязно-кровавом месиве, покрывшем дорогу вместо снега, и валяющихся вокруг телах.       Вновь взглянув на моего отца, наугрим чуть повернул голову в сторону, где настороженно держались его спутники, и что-то крикнул им на своём языке. Те отвернулись от наших воинов и бросились к сдвинутым повозкам, осматривая своих раненых, добивая выживших орков и пытаясь убрать завалы перекрывших дорогу камней.       — Мое имя Сигильтаур. — Услышав это, наугрим, уже собравшийся было уйти вслед за своими спутниками, вновь обратил взгляд на моего отца. — В моих словах не было надменности, Фердли, сын Фардина. Мне жаль, если ты услышал их так. Я не имел целью оскорбить тебя. — Отец чуть склонил голову в вежливом поклоне. — Вам нужна помощь. Если ты позволишь, мы поможем тебе и твоим сородичам.       — Помоги, эльф, — скривившись, через силу выговорил наугрим, и в его словах явственно прозвучала горечь. Я поняла, что в иных условиях он бы никогда не произнёс таких слов. Но сейчас помощь была нужна не только ему одному, но и тем, кого он вёл. И он переступил через гордость...       Свист рассекаемого стрелой воздуха я услышала раньше, чем ощутила или заметила движение за своей спиной, и резко дёрнулась в сторону, пытаясь увернуться. Предназначенная мне стрела лишь слегка царапнула плечо, зацепив рукав. Лаэрлинд ответил мгновенно — хриплый вскрик и бульканье за моей спиной означали, что его выстрел попал в цель. Мысленно я обругала себя — глупо... так глупо забыть о том, что кто-либо из врагов мог попытаться обойти склон сбоку...       Взгляды всех на дороге устремились в нашу сторону, в руках настороженно оглядывающихся наугрим вновь появилось оружие. Поднявшись из-за камня во весь рост, Лаэрлинд взмахом руки дал понять отцу, что всё в порядке. Я присоединилась к нему, и мы вместе спрыгнули вниз на дорогу.       Отец удостоил меня короткого цепкого взгляда и быстро ушёл к повозкам, где оставались раненые путники.       Наугрим вновь предприняли попытку разобрать завал, но каменные глыбы, преградившие путь, были слишком неподъёмными для тех немногих, кто мог работать или хотя бы твёрдо держаться на ногах.       — Тулудир, — донёсся до меня голос отца сквозь шум и крики, — покажи Хэнэлину плечо. Что там?       Но воины сейчас не нуждались в его приказах. Хэнэлин уже извлёк обломок стрелы из плеча Тулудира и перетягивал ему рану.       — Чистая, — крикнул Хэнэлин с облегчением и вместе с Алордином поспешил к завалу, где наугрим вытащили всё же из-под камней тела нескольких своих сородичей.       Я ничем не могла помочь... Мои познания в искусстве целителей были совершенно недостаточны для того, что творилось вокруг. Оставалось лишь растерянно оглядываться по сторонам и торопливо отходить с пути носящихся по дороге воинов, чтобы не стать лишней помехой. Наконец, я всё же решилась и подошла к отцу, склонившемуся над одним из наугрим:       — Адар, чем я могу помочь?       — Держи, затяни сильнее, — он почти не глядя сунул мне в руки обрывок чьей-то рубахи и ушёл глубоко в себя, напряжённо шевеля губами и пытаясь затворить бьющую из раны кровь.       Закончив, взглянул на меня и быстро произнёс, поднимаясь на ноги:       — Слушай меня внимательно, Элириэль. Дальше по дороге есть форт наугрим — тот самый, о котором я говорил. Бери своего коня и скачи туда как можно скорее. Завал обойдёшь по склону. Форт будет справа, мимо него не проскользнёшь... — Рыжий предводитель наугрим, прислушиваясь к его словам, подошёл поближе. Отец продолжил, одновременно осматривая очередного раненого, тихо стонущего в бессознательном состоянии: — Свернёшь с дороги сразу, как увидишь каменную стену. Там есть небольшая тропа, сложно не заметить поворот. Лаэрлинд поедет с тобой. — Отец кинул на него быстрый взгляд и поймал ответный молчаливый кивок. — Попросишь помощи и расскажешь обо всём, случившемся здесь. Самим нам этот завал не разобрать, а время терять нельзя. Ты поняла меня?       Я кивнула и поднялась с земли, чтобы вернуться назад к нашей пещере за конем.       — Стой, эльф, — произнес рыжеволосый предводитель наурим, заступая путь. — Возьми это.       Он снял с пальца массивный перстень грубой работы с какими-то рунами и протянул мне.       — Покажешь у входа в форт.       Я снова кивнула, крепко сжав слишком большой для любого из моих пальцев перстень в кулаке.       — Скачи, скорее, — произнёс отец. — И... будьте осторожны, — добавил он, вновь подарив мэльдиру цепкий и требовательный взгляд.       Первый завал, пролёгший между нашей стоянкой и местом стычки, кони перемахнули, чуть оскользнувшись на покрывшей дорогу жиже. Второй завал, побольше, пришлось обходить по склону, ведя коней в поводу. И лишь после возвращения на прямую дорогу появился шанс наверстать потерянное время, пустившись в галоп по ровному каменному покрытию.       Мы с Лаэрлиндом оба молчали, говорить было не о чем. Моё сердце колотилось где-то у горла, и каждый его удар отзывался болью в висках. Я не привыкла к тому, что только что пережила. Это не привычная охота... это даже не сражение... это просто бойня... Ветер свистел в ушах, леденя губы и выжимая из глаз слёзы, застилающие пеленой взгляд. Вместо заснеженной дороги под копытами коня виделось кровавое месиво с приваленными камнем телами. Как это могло произойти? Откуда взялись эти орки? Почему никто не ожидал нападения? Отец рассказывал, что наугрим сражаются всегда в доспехах, а здесь... на них ведь даже кожаных щитков не было!       Мысленно я возблагодарила предусмотрительность и осторожность отца, казавшуюся до этого момента лишней и ненужной. Как знать, может быть только благодаря ей мы сейчас живы и не оказались в таком же положении, как отряд беспечных, уверенных в собственной безопасности на знакомой дороге наугрим. Если орки осмелились так открыто напасть на их немалый отряд, то страшно представить, что ждало бы нас...       — Эль, сюда! — ворвался в сознание голос Лаэрлинда, едущего чуть-чуть позади.       Круто осадив коня, я устремилась на замеченную другом тропу, снова, в который уже раз за сегодня, скрипнув зубами и мысленно обругав себя — впереди виднелась массивная каменная стена, о которой говорил отец. Боль в висках становилась сильнее, мешая и затуманивая мысли...       Высокая защитная стена... Узкий въезд во двор, полукруглая арка над воротами; тяжёлые, деревянные, укреплённые железом двери открыты... Двор пуст — ни огня, ни звука. Каменная лестница, делая три поворота, ведёт со двора вдоль высокого фундамента форта к запертой входной двери. Фасад тёмный и безжизненный — сквозь запертые ставни не пробивается ни единый луч света, светильники у входа не горят, крепежи факелов пусты. Что нам делать, если здесь никого нет?!       Отогнав непрошеные мысли и подавив липкий страх, я взбежала за Лаэрлиндом по лестнице вверх. Голова кружилась, к горлу подкатила тошнота — странно, никогда раньше не было таких ощущений. Грохот ударов, обрушенных мэльдиром на дверь, донёсся до меня словно издалека. Я тряхнула головой и судорожно сглотнула, пытаясь совладать с собой.       Дверь распахнулась, и на пороге нас встретил темноволосый наугрим, одетый в кольчугу, шлем, железные наручи и тяжёлые сапоги, опирающийся на огромный двуручный топор. За его спиной наизготове стояло трое лучников, однозначно давая понять, что лишних движений делать не стоит.       Лаэрлинд, не делая попытки войти внутрь, медленно поднял к плечам руки с раскрытыми ладонями, чуть склонил голову. Лучники немного расслабились, закованный в железо страж удивлённо взглянул на нас, задержав на мне взгляд.       — Что вас привело сюда, эльфы? — на таком же ломаном языке, что и наугрим на дороге, спросил он.       — Нам нужна помощь, — быстро ответил Лаэрлинд, вызвав ещё большее удивление у воинов форта.       Немного поколебавшись, стражник дал знак лучникам опустить оружие и отступил в сторону, взмахнув рукой и приглашая войти.       — Пойдём, — бросил он, указывая путь по коридору к ярко освещённому залу за спинами своих воинов. Расступившись, они пропустили нас и снова сомкнули ряды, по-прежнему держа оружие наготове.       За порогом царило тепло, которое мгновенно ощутили замёрзшие руки и лицо. Кровь быстрее побежала по телу, а боль в висках немного приутихла.       Шум голосов, доносящийся из зала, мгновенно стих, когда мы вошли вслед за стражем в огромное помещение, в центре которого за большим столом ужинали около двух десятков наугрим. Один из них, рыжеволосый, широкоплечий, с нахмуренными кустистыми бровями и густо заросшим лицом, восседающий во главе стола, отдалённо походил на предводителя, оставшегося на дороге. Смерив нас холодным мрачным взглядом, он о чём-то спросил стража и выслушал его ответ.       — Какая помощь тебе нужна, эльф? — спросил он, поднимаясь из-за стола и подходя к нам. — Мы можем предоставить вам ночлег и ужин. Не в наших правилах отказывать путникам. Но утром вы должны будете уйти.       — Мы не ищем этого, — шагнув вперед, я положила на стол перстень, полученный от Фердли, замечая, как вздрогнул рыжеволосый, а сидящие за столами наугрим встревожено загомонили, переглядываясь и поднимаясь на ноги. — Помощь нужна хозяину этого кольца.       — Где он? — резко спросил рыжеволосый, накрывая широкой ладонью принесённое мною украшение. — Где мой сын?       Я снова почувствовала, как резко закружилась голова, задрожали мышцы ног, а по спине прокатилась волна холода.       — Твой сын остался на дороге, где на его отряд напали орки. И им нужна помощь, чтобы добраться сюда с выжившими. Дорога завалена... — Голос Лаэрлинда уплывал и тонул в хаосе нахлынувших звуков. — Наши воины... орки... к форту... два часа назад...       Лишь обрывки фраз достигали сознания. Сделав ещё шаг, я оперлась о стол, борясь с захлестывающей глаза темнотой. Да что же со мной такое! Ноги внезапно ослабели и подогнулись, мышцы рук задрожали, и я поняла, что сползаю на пол.       — Эль!.. Эль, что с тобой?!       Губы онемели, у горла снова стояла тошнота.       — Не знаю, — прохрипела я, взмахнув рукой в попытке удержаться на ногах и зацепив случайно чьи-то кружки и тарелки на столе. Серебристый перстень Фердли, звякнув, покатился по столу и упал на пол.       Грохот бьющейся посуды резанул слух, оглушая, я поморщилась и помотала головой, но от этого стало лишь хуже — зал закружился, каменная поверхность стола стремительно приближалась к лицу... Кто-то подхватил меня, не давая упасть. Мелькали чьи-то лица, голоса, руки... Поймав испуганный взгляд синих глаз, я зацепилась за него, как за последнюю ниточку, позволяющую удержать ускользающий мир.       — Ла... ла...эр... — голос не слушался.       Я уплывала в темноту. Голоса и звуки удалялись — ни боли, ни страха, ничего. Лишь глухая темнота.       — Она ранена?       — Нет!..       — Где же нет, если да!..       — Да нет же! Всё было в порядке!       — Смотри сам!..       — ...это царапина...       — ...глупец! Вы оба...       — ...стрела... чуть задела...       — ... орки... любая царапина... Яд...       — Нет, невозможно...       — Уйди, эльф...       — Нет!..       Вспышка, яркая как внезапный рассвет... встревоженное лицо матери и громкий голос бледного отца, сверкнувшего пронзительно-яркими глазами; и единение мыслей — то, что всегда было мне недоступно:       — Eliriel!.. Lasto estad von! *       Потянувшись к ним, я попыталась вырваться из удерживающих меня рук, но тело не повиновалось, сил уже не было, и я лишь смогла, повернув голову, увидеть своё обнажённое плечо, по которому стекала кровь из глубокой, развороченной раны, скапывая на каменную столешницу.       — Dino, dino, meldis... — шептал Лаэрлинд, удерживая меня, насильно поворачивая к себе моё лицо, отвлекая от увиденного. — Glinn’amim, El... Avo drego, elеn... аvo drego... **

* * *

      Тук... тук-тук... тук... Монотонный звук, раздающийся непрерывно, преследовал даже за границей темноты. Казалось, что лишь он один звучит в глухом мире. Он мешает, толкает, бьется и гонит желанную тишину. Дёрнув головой, я желаю в свою очередь прогнать надоевшее постукивание, и неожиданно слепну — глаза заливает яркий серебристый свет. Резко зажмурившись, я ощущаю его даже через закрытые веки — искристая белизна до боли раздражает привыкшие к покою глаза.       Чья-то рука коснулась моей щеки, прикрывая размытое зрение от режущего света и чуть поворачивая мою голову. С облегчением вздохнув, я, наконец, отвлеклась от засевшего в сознании постукивания и осмелилась осмотреться.       Высокая комната с серыми каменными стенами, холодными даже на вид, серая грубая холщовая подушка под щекой и высокое окно с распахнутыми деревянными ставнями, украшенное сверкающими сосульками, подтаивающими и плачущими на щедро льющемся солнце.       И напряжённо-тревожный взгляд отца.       — С возвращением, Элириэль, — произнёс он, погладив меня по щеке.       Я нахмурилась, молча собирая отголоски пролетевших воспоминаний и прислушиваясь к ощущениям, хлынувшим разом и унёсшим тихое спокойствие. Болела голова, болели глаза, болело плечо, и слабо дрожала поднятая перед лицом рука, которую я попыталась рассмотреть поближе. Отец взял мою руку в свою и снова опустил на постель.       — Лежи, дорогая, всё хорошо, — произнёс он, вновь коснувшись тёплыми пальцами моей щеки. — Теперь всё хорошо.       — Где мы? — Мой голос мне самой показался незнакомым. В горле запершило.       — Мы в форте наугрим, — ответил отец, успокаивающе погладив меня по руке. — Всё в порядке, Эль, отдыхай.       — Но... как... — я поморщилась, вспоминая свои ощущения перед тем, как меня поглотила темнота. — Что со мной было? Где Лаэрлинд?       — Я здесь, Эль, — отозвался он, подходя ближе и присаживаясь напротив отца по другую сторону жёсткого ложа. — Тебя ранили там, на дороге. Стрела была отравлена. — Он поднял тяжёлый взгляд на моего отца, затем снова взглянул на меня. — Прости... я не понял сразу...       — Хватит, Лаэрлинд, — сухо оборвал его отец.       Я смотрела на них, и мне внезапно захотелось рассмеяться — они оба сидели с одинаковым холодно-отстранённым видом, коря себя во всём случившемся, а за их спинами у двери молчаливо наблюдали за нами Тулудир, Хэнэлин и Алордин.       — Ада, дай воды, — я попыталась приподняться на постели.       Лаэрлинд удержал меня на месте, а отец приподнял голову и поднес к губам кружку. Тёплый травяной отвар, отхлебнутый вместо ожидаемой холодной сладости чистой воды, заставил отшатнуться и закашляться, скривившись от снова нахлынувшей тошноты.       — Пей, Эль, — произнёс отец, вливая мне в рот отвратительно-горький напиток. — Пей... да, вкус неприятный, но это просто чудо, что среди обитателей этого форта оказался столь знающий травник, который так вовремя догадался вывести из твоей крови яд.       — Достаточно, отец, — оттолкнув его руку, я снова сделала попытку приподняться. — Мне лучше... Сколько мы здесь?       — Четыре дня, — ответил он.       — Четыре? — от удивления я почти вскочила. Отец с Лаэрлиндом слаженно припечатали меня к постели. — Прости меня... Ты ведь не хотел пользоваться гостеприимством этого места! Помоги мне встать, мы сможем продолжать путь...       — Эльф, твоя дочь ещё более надменна, чем ты сам, — раздался за спинами наших воинов хриплый низкий голос. Расступившись, они пропустили в комнату рыжеволосого Фердли, чью буйную шевелюру перетягивала чистая тканевая повязка, прикрывшая глубокую рану.       Отец ничего не ответил, игнорируя его вторжение, а наугрим продолжал, не обращая внимания на моё растущее изумление:       — Мало того, что она перебила всю посуду в этом доме, испортила ужин и заставила лучшего нашего целителя возиться с ней, так она ещё и не желает принимать наше гостеприимство! Если у вас, эльфы, все девицы такие, то я вообще удивляюсь, как вы с ними живёте!       Отец снова промолчал, но мне показалось, что в глубине его глаз мелькнула затаённая усмешка. Подойдя к моей постели, Фердли бесцеремонно уставился на меня, а потом протянул руку и замер, выжидающе глядя. Не зная, как реагировать на это, я приподнялась и неуверенно склонила голову, приложив руку к груди, а затем, поколебавшись, повторила его жест. Он ухватил меня за руку и крепко стиснул ладонь. Что-то скользнуло мне в руку, чуть царапнув. Повернувшись, Фердли пошёл к двери, оставив меня изумлённо рассматривать лежащий на ладони тяжёлый серебряный перстень, покрытый рунами.       — Мы всегда помним о благодарности и помощи, дочь эльдар, — произнёс он уже от двери. — Если тебе понадобится что-то от моего народа, покажи это кольцо любому наугрим в любой из наших земель. И мой долг перед твоим отцом будет уплачен.       — Но...       Мои слова его не интересовали. Он ушёл, не оглядываясь, гордо неся перевязанную голову, оставив меня в удивлении пытаться понять его поступок.       — Ложись, Эль, — отец мягко, но настойчиво уложил меня назад в постель, с затаённой усмешкой наблюдая за моей растерянностью. — Отдохни, девочка моя. Мы покинем этот форт тогда, когда ты окончательно наберёшься сил, а их раненным не будет ничего угрожать.       Я опустилась на подушку, ощущая лёгкое головокружение и усталость. Отец собрался уходить, оставив со мной Лаэрлинда, наши воины последовали за отцом.       — Тулудир, — окликнула я, вспомнив о том, что было на дороге. — Спасибо за стрелы.       Воин приостановился и, чуть приподняв бровь, взглянул на меня.       — Не за что, Эль.       Ни упреков, ни насмешек... А я их заслужила... Повернувшись, он собрался было выйти в дверь.       — Как твоя рана?       Он снова обернулся, и в этот раз его губы тронула лёгкая улыбка:       — Лучше, чем твоя, как видишь. Отдыхай, Элириэль. И не кори себя. Всё придёт со временем... — негромко добавил он, выходя из комнаты.       Две недели, что мы провели в этом форте, оставили после себя глубокий след в моей жизни.       Спустя несколько дней я почти оправилась от злосчастной царапины, сыгравшей в моей жизни столь важную роль, и смогла присоединиться к нашим воинам в общем зале, где обитатели форта ещё несколько вечеров поминали своих погибших. В ту ночь на дороге их полегло двенадцать. Двенадцать могил появилось разом в огромной погребальной пещере у форта, куда были перенесены родичами тела павших наугрим. И долго полыхали жаровни, отметившие дорогу до места их упокоения от этого дома-крепости, Наугримбар, как между собой назвали его наши воины.       Раненые наугрим выздоравливали, и появление каждого в общем зале сопровождалось буйным весельем и бурными возлияниями. Этот народ всё делал с размахом — и сражался, и праздновал, и строил... Исподволь наблюдая за их жизнью, я потихоньку осознавала, что они, по сути, ничем не отличаются от нас. А рост, волосы или голос никак не влияют на сочувствие, помощь или сердечную боль...       Мы покидали Наугримбар уже по-зимнему морозным утром, когда холодное солнце даже не старалось растопить наледь на дороге, а хрустальные сосульки, всё сильнее нарастающие под серой крышей форта, искрились ослепительной радугой.       С нами из форта выезжал и отряд наугрим — неугомонные путешественники, отправлявшиеся по своим делам к родичам, живущим далеко на западе, должны были разделить с нами часть оставшегося пути до Имладриса. За перевалом, когда мы разъехались по разным дорогам, Фердли, несменный предводитель своего народа, при прощании снова пожал мне руку и склонил голову перед моим отцом. И в его глазах больше не было той болезненно-сломленной гордости...       Его подарком я воспользовалась за свою жизнь дважды. И каждый раз этот символ, ложась в твёрдую широкую ладонь низкорослого хмурого родича рыжеволосого Фердли, лишь скреплял те узы, что возникли осенней ночью на залитой кровью горной дороге. Когда, спустя почти два тысячелетия, я увидела вновь этот перстень в ладони своей дочери, в недоумении пытающейся разобрать полустёртые руны, я уже знала, что память, верность и надёжность этого народа крепка так же, как и нерушимые горы, служащие им домом...