***
На кронах мирового дерева раскинула свои ветви Академия Творцов, Академия Демиургов. Она простиралась от одного конца Вселенной к другому и занимала собой целый мир — Терра. В сущности, Академия была просто… Академией, большего про нее и сказать-то сложно. Она состояла из множества зданий, различных по размеру, форме и назначению. Здесь были и общежития, построенные в стиле хай-тек, и отдельные комнаты, где, бесспорно, угадывалось влияния японского буддизма. Здесь пышные соборы стояли бок о бок с причудливыми домиками с элементами барокко. Весь мир, со всеми его особенностями и обычаями — лучшее, что можно было увидеть в иных мирах, было собрано здесь. Но самым впечатляющим строением стало главное здание Академии, ее основной корпус, где готические башни вздымались ввысь, грозя пробить собой небосвод, а темные врата призывно раскрывались перед студентами, обещая им различные муки и ужасы, какие только могла им дать Академия. Впрочем, это всего лишь глупые россказни студентов, пытающихся хоть как-то оправдать собственный страх. В самом деле, нельзя же всерьез в это верить! Ну, разве что, кроме того времени, когда в Академии идет сессия. Тогда да — произойти может что угодно, тут студенты абсолютно правы. В основном здании шел экзамен. Мертвая тишина, повисшая над аудиторией, нарушилась еле слышным шепотом студента. — Значит, это и был настоящий экзамен? — спросил Артем, почти мгновенно вспомнив и эту аудиторию, и этот день, но еще не успев до конца проститься с таким бесценным видением родного отца. В общем-то, Тёма почти и не удивился даже, снова оказавшись за столом экзаменатора посреди пустующей аудитории. Глаза Андрея Даниловича таинственно поблескивали, но Артем уже давно научился смотреть сквозь это «таинственное» — поэтому сейчас он видел, что отчим, выглядит несколько виноватым, но, в целом, вполне довольным итоговыми результатами. Артем раньше и не подумал бы, что в самом деле, будет по нему скучать, но… скучал. Совсем немного, когда решил, что отчим пропал из его мира так же, как и Вадим. К счастью, все обошлось. К счастью. Отец Тёму не раз говорил ему в детстве, что некоторые экзамены стоят того, чтобы их завалить. А мама в такие моменты добавляла свое извечное: «Всё к счастью». Теперь Артем, кажется, мог им поверить, пусть и только на слово. Его же собственное счастье было теперь — снова далеко-далеко, в каком-то совершенно ином мире, да и… Было ли? — И ты его прошел, Тёма. — Но что это было? Иллюзия? Гипноз? Альтернативное измерение? — Это были твои глубинные страхи и надежды, Артем. Они индивидуальны для каждого студента, поэтому находить и воплощать их — задача хорошего преподавателя. — То есть, если бы экзамен у меня принимали не Вы, то и это все могло бы быть… другим? — Возможно. — А… отец? — Отец? — уверенный всегда и во всем Андрей Данилович недоуменно нахмурился. — Ты видел отца? — Да, когда шагнул в портал. Это не… не было частью экзамена? По мнению Артема, это был жестокий экзамен, но… Это был именно такой экзамен, который был необходим для только-только выпускающегося студента, у которого впереди целая жизнь и слишком огромная сила, за которую ему еще пока предстоит научиться нести ответственность — как нести ответственность и перед созданными мирами со всеми их жителями. Благодаря этому экзамену, Тёма смог встретиться с отцом — и неважно, насколько правдивой или иллюзорной была эта встреча. Когда Тёма был еще совсем маленьким, отец любил шутить, говоря что-то вроде: «Какая разница, вымысел это или реальность? Разве не может вымысел был реальностью?». В детстве Артем обычно возмущался и повторял, что так не бывает, что может быть только сказка или правда, а все вместе — это попросту невозможно. Но папа Артема всегда любил хорошие парадоксы, теперь же, кажется, и сам Тёма начал их любить. Наверное, когда-то точно такой же экзамен прошел и его отец, а значит… Значит, ему было уже не так страшно исчезать. По крайней мере, он точно знал, что и почему он собирается сделать, — и поэтому делал то, что должен был, как и подобает такому человеку, каким был отец Артема. — А Элли? Что теперь будет с ней? — все-таки спросил Артем. Ему было почти жизненно необходимо знать, что с этой девушкой, где она теперь, как она, кто она… — Ее история еще не началась, — в своей обычной туманной манере ответил преподаватель. — И то, какой будет ее история, зависит только от тебя. — В смысле, не началась?.. — заговорил было Артем, но уже и сам понял, каким был бы ответ отчима — таким же туманным. Потому что «бла-бла-бла, временные циклы/парадоксы/завихрени, бла-бла-бла». Как обычно. Потому что Элли, — как творец ее мира, Артем это сейчас чувствовал как никогда остро, — еще не успела родиться в том мире, и катастрофа, о которой порой рассказывала Элли, еще тоже не произошла, и сам мир пока еще только начинает жить. Пройдут тысячи лет до того момента, когда у созданного Артемом мира появится собственное самосознание, своя душа — и тогда, как сердце этого нового мира, родится Элли, ведь не просто так Артем встретил именно ее во время сдачи своего последнего экзамена: она всегда была (однажды станет) его отражением, душой создателя, сердцем мира. И когда это произойдет (Тёма знал теперь даже точную дату, когда это видение ворвется в созданную им реальность), Артем сделает все возможное, чтобы его невозможный мир стал для Элли тем самым идеальным местом, о котором она всегда мечтала. Теперь у Артема была цель. Теперь Артем знал, что ему делать дальше. И, в конечном счете, Артем теперь был готов ко всему — как и следует настоящему демиургу. — С завершением обучения тебя, парень! — хохотнул Андрей Данилович, похлопав приемного сына по плечу. — Пошли, Тёмка, мы с тобой тут и так прилично задержались сегодня, а Верочка обещала к нашему возвращению свои фирменные свекольные пироги испечь. Не можем же мы допустить, чтобы они остыли? — Да, конечно, не можем. — И ты это… про отца лучше все же не говори ей, ладно? Зачем волновать зря человека? — Не скажу, — пообещал Артем. Он бы и отчиму не стал говорить, если бы не подумал сначала, что встреча с отцом была частью экзамена. Впрочем, может, и рассказал бы однажды, когда в их отношениях появилось бы больше тепла и искренности или когда Артему хватило бы духа или желания вслух назвать своего преподавателя (теперь уже бывшего) «папой». Когда-нибудь. Однажды. Но не сейчас. Сейчас Артем хотел только одного — свекольных пирогов мамы, которая снова помнит (и никогда в действительности не забывала) о его существовании. И спать. Пожалуй, спать Тёма хотел даже больше всего остального — слишком выматывающим в плане эмоций был для него этот экзамен. Зато теперь он стал самым настоящим Демиургом! — Спасибо за то, что провели для меня этот экзамен, Андрей Данилович. «И тебе, Элли, спасибо за то, что была со мной все это время».Что значит быть настоящим демиургом?
6 июня 2018 г. в 21:58
Шагая в портал, Артем был готов ко всему. Мысленно он уже сотню раз попрощался с Элли, извинился перед Вадимом, даже порадовался, что родная мама его больше не помнит, ведь это значило, что и оплакивать его исчезновение, она не станет. Мысленно он даже назвал Андрея Даниловича «папой» — всего один-единственный раз, надеясь, что о таком своем позоре он больше никогда не вспомнит.
Артем был готов ко всему. Артем вспоминал отца и думал, что, возможно, это действительно проклятие его семьи — исчезать, чтобы подарить возможность жить другим. Или, например, самому становиться целым невозможным миром, чтобы у этого мира появился шанс не разбиться, как падающее со стены зеркало, захватывая с собой все возможные отражения. Потому что именно так поступают настоящие демиурги, верно? Ставят свое творение превыше себя, отдают ему свои душу и сердце, чтобы дальше оно развивалось само по себе, без всякой помощи извне.
Артему было по-настоящему страшно, но он, и правда, был готов ко всему…
… А вот к тому, что окружающий мир внезапно поблекнет, покроется хлопьями белого снега и будто бы растворится, как распахиваются двери, пропуская кого-то внутрь дома, чтобы пропустить в этот странный снежный не_мир отца Артема.
— Папа?
— Ты сильно вырос, Тёма. Нет, не так… Ты повзрослел, сынок.
Папа был именно таким, каким его помнил Тёма: высокий, очень высокий даже по меркам изрядно подросшего с их последней встречи Артема, с постоянными теплыми искрами-смешинками в карих глазах и вечно растрепанными на затылке волосами, в небрежно накинутом на плечи халате и рубашке, застегивая которую отец, как обычно, пропустил несколько пуговиц. От отца пахло пылью, вечностью и мороженым — как и раньше, как и всегда, когда Артем его видел, как, наверное, и в тот день, когда он исчез.
— Но как ты?.. Здесь…
— Я пришел поздравить тебя с выходом во взрослую жизнь демиурга, Тёма.
— Но… Я же провалил экзамен, — беспомощно ответил Артем, отказываясь хоть что-то понимать в происходящем.
Отец только улыбнулся, как-то очень-очень грустно, и сказал:
— Может быть, некоторые экзамены и нужно проваливать время от времени? Знаешь, как говорят? Заваленный экзамен — иногда и к счастью.
— Ты мне в детстве это часто говорил. Но теперь я в это не верю.
— Вот как? И почему же?
— Папа, я ведь чуть не разрушил мир.
— Неужели? А мне вот кажется, что мир до сих пор вполне крепко стоит на ногах. Поверь, Тёмка, Вселенная — такая штука, она нас с тобой обоих переживет и не развалится.
— Тогда почему ты… исчез? Разве не за тем, чтобы спасти мир?
— Свой мир я действительно спас, как ты сейчас спасаешь свой, — отец положил руку на плечо Артема, и Тёма почувствовал привычное и любимое с детства тепло. Ему было так радостно в этот момент, что он чуть было не поверил в то, что все это — правда, что отец вернулся, что он больше не уйдет, но…
Фигура отца снова удалялась и таяла в ледяных хлопьях покрывающего землю снега. Совершенно некстати Артем вспомнил рассказы Элли о том, что Конец Света в ее мире начинался точно так же — с укрывшего небеса и землю снега.
— Я, и правда, спасаю мой мир? — в льдистую тишину задал Артем последний вопрос и закрыл глаза, готовясь стать сердцем этого нового, его собственного и от него зависящего, мира.
Снег прекратил свое падение.
— Мой мир — Земля.