Как удачливый ресторатор юного фотографа повстречал

Эдик вышел из душа и, глядя на Кирилла, понял, что одной ночи после десяти дней разлуки катастрофически мало. И не только потому что это время бесконечных соблазнов Амстердама и настойчивого флирта со стороны аборигенов Эдик провел в глухой обороне. Он сдержанно выдохнул, прикрыл глаза, успокаиваясь. Нужно дать им обоим маленькую передышку. Хотя бы час: с момента, как он переступил порог этой квартиры вчера вечером, в ней творился только разврат. Едва открылась дверь, Эдуард понял, что мальчик скучал: таким счастливым взглядом на него, кажется, никто не смотрел. Никто не был так рад его видеть, никто не кидался на шею, не успев ту самую дверь закрыть. Кирилл очень его ждал, но почти не надеялся, что Ледов примчится к нему прямо из аэропорта. Достаточно было одного взгляда, чтобы уловить нетерпение Кира: от него веяло возбуждением. И даже, если у Эдика оставались ещё сомнения, то развеялись, когда оказалось, что Кирилл… подготовлен. Как чувствовал, что первый раз до кровати не дойдут. Эд тряхнул головой и посмотрел на свою сумку, валявшуюся у стены, где он её кинул. Надо же было так соскучиться… За каких-то полторы недели. Он вновь перевёл взгляд на Кирилла. Тот стоял в пол-оборота у барной стойки и что-то искал в ноутбуке, а надетая на голое тело рубашка Ледова едва прикрывала самое интересное. Кир плавно покачивал бёдрами в такт приятной мелодии, отчего край рубашки чуть приподнимался, обнажая ягодицы. Эдуард потёр вспотевшие ладони о домашние брюки и подошёл к нему, уже понимая, что если сейчас не коснётся, то, наверное, сойдёт с ума. Остановившись позади мальчика, провёл ладонями по бёдрам выше, к бокам, ткнулся носом во влажную ещё макушку, улыбнулся и тут же отстранился. Зная отзывчивость Кирилла, думал, что он потянется за прикосновением, но Кир остался на месте. Погладил край ноутбука и сделал шаг в противоположную от Эдика сторону. Ледов нахмурился, но по движениям определил, что Кирилл расстёгивает рубашку, и расслабился. Кир слегка наклонил голову и повёл плечами. Такое простое, возможно, картинное, предсказуемое движение, но у Эдуарда перехватило дыхание, когда рубашка резко съехала до локтей. Он смотрел на изгиб позвоночника, на шею, на правой лопатке – несколько маленьких тёмных шрамов. Кирилл рассказывал, что в детстве упал на разбитое стекло. Эдик уже собирался коснуться их, коснуться гладкой кожи, но Кир опустил руки, позволяя рубашке упасть к ногам, и не осталось никаких мыслей. Эд оглаживал взглядом стройные ноги, упругие ягодицы, спину, взъерошенный затылок. Вновь и вновь, от макушки до пяток и обратно. Его мальчик, для него, в наполненной утренним светом квартире, соблазнительный, желанный. Ледов сглотнул и собирался подойти, но остановился, когда Кирилл сделал шаг к кровати. Ещё один, ещё, медленно, плавно опустился на неё, откинулся на смятое одеяло и развёл ноги в стороны. Эдуард как заворожённый наблюдал за его руками. Одна скользнула по груди, другая – от колена вверх. Пальцы одной руки коснулись шеи, а другой… Оставалось только дышать в такт движениям, улавливать волну возбуждения и предвкушать. Кир перевернулся на живот, стал на колени, прижался грудью к кровати, вытянув вперёд руки. Эд чувствовал, что мальчик дрожит, ждёт, слышал тихие нетерпеливые вздохи, но медлил. Наслаждался открывшимся видом как произведением искусства. А когда подошёл к кровати, опустился на колени, коснулся губами пяточек, ладонями сжал бёдра, повёл языком вверх, к колену, к ягодицам, а потом и между ними, услышал глухой стон и продолжил ласки. Кирилл мял пальцами одеяло, ёрзал под губами и руками Эдика, но не просил больше, молчал. Растягивал удовольствие. И лишь ахнул, когда Ледов накрыл его собой, когда почувствовал влажные пальцы внутри, а жадные губы – на шее. Эдуард на секунду отстранился и, сжав его запястья, медленно вошёл, а после замер. Не двигался, ожидая реакции, ответного действия. Кирилл сначала терпел, а потом двинулся сам. Раз, два, три… А Эд наслаждался изящным прогибом спины, слизывал капельки пота с шеи и плеч, всё крепче стискивая его запястья, не давая полной свободы, ограничивая простор, но всё же не выдержал, толкнулся сам, и отпустил руки Кирилла, упершись кулаками в кровать. Тот приподнялся на локтях, прижался лбом к ладоням, сильнее прогибаясь, подставляясь. Потом вдруг вывернулся, глянул хитро и толкнул Эда в плечо, заставляя перевернуться на спину, а сам устроился сверху. Подмигнул и опустился неторопливо, закусывая губу и не отрывая взгляда от глаз Эдика. А опустившись – не двигался. Но и не давал двинуться Ледову, упираясь обеими руками в грудь. Эдуард улыбнулся – мальчик мстит за его бездействие вначале. А потом охнул, чувствуя, как Кир сжимает его в себе и смотрит, смотрит… Кажется, даже не мигая. И взгляд этот тёмный… Когда Кирилл начал двигаться, Эд не уловил, потому что был поглощён взглядом. Где-то на краю сознания мелькнуло «дьявольский». Эдик чувствовал, что и душу продаст, лишь бы только мальчик всегда так на него смотрел: жадным, горящим, нежным, ненасытным, затягивающим, ласковым, дерзким, влюблённым взглядом. Чувствовал, что не отдаст никому и ни за что, пусть даже и запереть придётся. Эдуард протянул руки, чтобы коснуться Кирилла, но тот руки отбил, лукаво сощурившись, и вызывающе провёл языком по губе. Ледов усмехнулся – развратил мальчика на свою голову. И отдался его власти, стискивал простынь по бокам, отпустил себя. Доверился. Как потом он оказался сверху, уже не понял, только улавливал тихое: – Как же хорошо… Как же хорошо ты делаешь, Э-эд. Ещё… И не мог не выполнить это «ещё». Это был не секс, и даже не занятие любовью. Это было какое-то откровение, осознание, что они сплетены, связаны. И кажется, навсегда. А когда прижимал Кирилла спиной к груди, когда тот стискивал волосы на его затылке, откинув голову на плечо, уже точно знал, что никогда ни с кем так не было и не будет. – Нет, нет, только не выходи, пожалуйста, не… – бормотал Кир, чувствуя, что они оба на грани, и торопливо гладил себя поверх пальцев Эдика. Кирилл лежал на боку, безучастно глядя на стену, и безмятежно улыбался, а Ледов его разглядывал. Выжатого, довольного, удовлетворённого. Отчётливо осознавал, что причина этого вида – он сам. Что только с ним мальчик так открывается, раскрепощается. И ещё чётче понимал, что вляпался в этого мальчика по уши. С тихим стоном Эдуард наклонился и прижался губами к его груди, целовал, вылизывал испачканный живот, гладил бёдра, и всё внутри сжималось от щемящей нежности, когда Кирилл мягко перебирал его волосы. – Кир, в душ, – шепнул Эд, понимая, что тот медленно, но верно проваливается в дремоту. – Ммм, – вялый протест. – Кир, надо, а я пока простынь сменю, давай, – Эдик осторожно потянул его за руку, заставляя сесть, а потом и поднял. – Мхммм… И смотрел, как, чуть пошатываясь, он бредёт в ванную. Передышка всё же нужна. Кирилл вылез из душа как раз тогда, когда Ледов привёл себя в порядок и закончил перестилать его два-на-два-метрового монстра. Плюхнулся прямо посередине. – Наглец, – улыбнулся Эд. – Угу. Эдик лёг рядом, обнял, по привычке ткнулся носом во взъерошенный затылок и уже где-то между сном и явью уловил: – …тебя.