***
Только появившись в школе, я стал чувствовать себя белой вороной. Другие дети переговаривались о том, каким начало учебного года было раньше. А все мои года проходили одинаково мерзко - в постели под кем-то. Было довольно людно - и дети, и родители, и учителя. Все под одной крышей. Класс довольно большой. Я нашёл свободное место в самом конце помещения у окна. Сопровождающие взгляды других и тихое хихиканье нескольких девушек у противоположной стены. Я сам-то на девушку больше похож, чем на парня. И вряд ли только я это вижу. Кроме меня здесь полно других людей. Одноклассники мужского пола бросают двоякие взгляды. Никто и слушать не хотел молодого учителя, наверняка, только окончившего университет. Вступительные уроки после линейки закончились и все стали расходиться по домам. - Эй, ты, подожди! - лучше уже обращение "шлюха", чем "эй, ты". Молча продолжаю плестись дальше по коридору. Если захочет, чтобы остановился действительно я, то пусть обратиться как-нибудь иначе, чем "Эй, ты, подожди!". - Эй, может обернёшься? - судя по голосу, парень, касается моего плеча. - Я не "эй" и разворачиваться нужным не считаю. И не были бы Вы так любезны, убрать свою руку. - Да что с тобой такое, психованный ты какой-то. Я психованный? Вот это поворот. Я что ли кричал на весь коридор "Эй, ты, подожди!"? - Вы чего-то хотели? - делаю вид, что не заметил комментария про мои нервы. - А даже если и так, то я боюсь к тебе подойти. Может ты ещё и кусаешься. - Могу и кусаться, всё от Вас зависит. - Тебя заклинило на "Вы", что ли? - Что тебе от меня надо? - я сделал акцент на "тебе". - Лучше? - Может я познакомится с тобой хочу. Новая мордочка в классе, как никак, к тому же довольно симпатичная. Моя челюсть совершала медленное движение к полу. - Э... Мордочка? - я рискнул обернуться. - Да. Личико у тебя симпатичное, жаль только не девчонка. - Спасибо... - еле произнёс я. Оказалось, что этого паренька, абсолютно ничего не знающего о элементарном приличии зовут Бардрой. - Тебя дома сильно ждут? Тут я опешил окончательно. - В каком смысле "ждут"? - Предки твои где? - Кто? - Родители твои где? - Умерли, - не задумываясь, ответил я. - Ты из приюта, что ли? - Нет. С приёмным отцом живу. - Он тебя сильно домой ждёт сейчас? - не понял, это меня сейчас куда утащить хотят? - А если бы и ждал? - Тогда я бы предложил тебе прогуляться в другой день. - Прогуляться? - Ты видишь в этом что-то криминальное? - Нет. У меня есть около двух часов. - Идём. Такого напора я не ожидал ни от кого. Так вот легко и просто утащить меня неизвестно куда. "Тебя достаточно приласкать, дальше ты сам побежишь. Прекрати вести себя, как шлюха!" - как кстати вспомнились эти слова. За что они были сказаны мне? За то, что вляпался в одну весёлую историю с невесёлым концом. Меня бы спокойно разложили в переулке и трахнули, если бы Клод так вовремя не оказался рядом. Думать с того момента я так и не научился. Что же, будь, что будет. Дорога предстояла через весьма милый сквер. Дальше меня затащили в кафе под предлогом "У тебя губы уже посинели.". - Ты так и не представился, - учтиво напомнили мне, усаживая за самый дальний столик, ближе к камину. - Себастьян. - Себби, надо же. И почему ты не девчонка? - Родился таким. - И где ж ты такой родился? - В... Лондоне, - наглая ложь, знаю. - У тебя скандинавский акцент, не ври. Припёрли к стенке. А он не только невоспитанный мальчишка, но и довольно наблюдательный человек. - В Бергене, фюльке Хордланн, Западная Норвегия. Честно признаться, я знал только город, где родился из старых рассказов матери. Историю родной страны я выучил дополнительно этим же летом и весной. - Норвежец, надо же. Тёмненький. - Тебя это смущает? - Нет. Светлые волосы тебе бы не пошли, чёрные идут больше. - А ты откуда? - Мать из Ирландии, отец англичанин, сам я здесь родился. Если тебя это интересует. Никогда не думал, что люди бывают настолько двусторонними. С одной стороны наглыми и неотёсанными, а с другой вполне себе внимательными к окружающим. Да что я видел, в конце-то концов. - Сможешь сказать что-нибудь на норвежском? - меня наглым образом вывели из раздумий. - Det avhenger av hva du leter etter, - надо же, я ещё что-то помню. - Красиво. И что же ты сказал? - Смотря что тебя интересует. - Ты ведь раньше в школах не учился, раз один вступные сдавал. Так откуда у тебя такие знания? - Дома учился, здоровье не позволяло. - Ясно всё с тобой. - А ты что-то на ирландском сказать сможешь? - Tá tú ró-álainn a bheith fir óga. Cinniúint bhí a chruthú tú cailín. Насколько я помню, звучать это должно так. - Переведи, пожалуйста, - мои щёки немного порозовели от жара камина рядом, было уже совсем не холодно. - Ты слишком красивый, чтобы быть юношей. Судьба должна была создать тебя девушкой, - опять он о своём. - Даже краснеешь, как девочка. - Но решила она так и таким я останусь до конца своей жизни, - я усмехнулся. Пошёл дождь, в этом уютном местечке хорошо были слышны раскаты грома. Я забылся. Действительно забыл обо всём. И о том, что мне пора возвращаться домой, и о том, как меня будут отчитывать, если узнают, что я делал.Часть 5
23 августа 2014 г. в 23:56
Может я и тварь, потому что, отступая от своих принципов и целей, исполняю его желания. Но мне это нравится. Действительно нравится, чёрт возьми. Клод бывает жесток со мной, но этой жестокостью он не старается нанести мне вред. Порой, я сам виноват в этих перепадах.
Вот и сегодня я снова сделал то же самое. Кажется, Клод конкретно перегнул с тем, что у меня есть мозг. Судя по тому, что я делаю, он глубоко в заднице и в вечно бессознательном состоянии. Я, как на поводу, сделал то, что мне сказали: "Удовлетвори себя сам", даже не задумываясь толком о последствиях. Опомнился только тогда, когда сказали: "Хватит". А что я сейчас творю? Подползаю к нему на четвереньках, прогнув спину и призывно выставив ягодицы. Чего я хочу добиться таким поведением? Того, что ему надоест трахать меня каждую ночь и он выбросит меня обратно на улицу? Я уже конкретно напрашиваюсь на такие санкции.
То расстегнуть рубашку на пару пуговиц больше, то одеть слишком обтягивающие брюки, то невзначай наклониться за чем-нибудь специально уроненным, опять выставляя задницу напоказ, то слишком откровенно прижаться к нему ночью - да, кровать у нас одна на двоих - то прийти спать в расстёгнутой ночной рубашке. Как правило, это работало так, что под вечер или сразу ночью Клод срывался и меня несколько часов подряд втрахивали в кровать или диван - до чего было ближе. Не сказать, чтоб мне это не нравилось, скорее наоборот. Но это может быстро надоесть.
Он сжимает пальцами мой подбородок, заставляя поднять голову, глядя ему прямо в глаза.
- Иди сюда, - он показывает на место рядом.
Я покорно поднимаюсь и сажусь рядом, на указанное место. В этот же момент оказываюсь поваленным на кровать и прижатым к ней. Руки крепко схвачены и удерживаются над головой, а губы тут же заткнуты поцелуем. Несколько неожиданным, но от этого не менее приятным. Он отпускает меня, но так и не позволяет подняться. Когда я хотел перейти в сидячее положение, Клод толкнул меня обратно на покрывало. Теперь он уже раздевается сам. Всё быстро и молча, но аккуратно.
Моя крыша, видимо, уже давно упорхала, пошелестев напоследок шифером. Меня несколько грубо потянули дальше на кровать, заставляя забраться полностью, ещё и пару раз шлёпнув по ягодицам, дабы ускорить сей процесс. На мои глаза опускается повязка. Коленно-локтевая, каждый раз, как только я виноват, именно эта поза. Так удобнее уткнуть лицом в покрывало, если буду скулить. Да, иногда и такое бывало, но я сам откровенно нарывался несколько раз.
Ягодиц касается сложенный напополам ремень. Он пропадает, затем свист и удар. Ровно туда, где было первое соприкосновение. Это, конечно, не трость, и удары, по сравнению с теми, что могли бы быть, просто шуточные, но всё равно больно. Двадцать - это только разогрев за мой длинный язык. Теперь ещё столько же за моё поведение. Ну, что, Себби, доигрался? Видимо, да.
Всё это прекращается при первом всхлипе. Я не могу долго сдерживаться во время порки. Не могу долго терпеть боль. Клод не старается принести мне вред, наоборот, вред приношу только я, за что и получаю. Он приставляет член к моему входу и несколько раз обведя им колечко мышц, резко входит. Что вы там говорили про "Искры из глаз посыпались и рёбра затрещали..."? Искры-то посыпались, да какие, ещё и цыгане перед глазами заплясали. Не смотря на повязку, цыган было видно вполне хорошо. Вряд ли бы хватило той слюны, которой я смазывал себя тогда на полу, а другую смазку он не использовал, даже в рот не дал перед этим. Больно, однако! Но нет же, мне больше всех нужно и ничего я ему до конца не скажу. Что за дебильная логика? Зато моя личная.
Грубые толчки, явно, чтоб я молчал ещё несколько дней. Иногда даже удаётся ловить кайф от таких контактов. После десяти лет в публичном доме можно и не такому выучиться. Когда клиентов море и не каждый станет нежничать со шлюхой, за которую столько заплатил, приходится подстраиваться. Сначала лез на стены от боли после их ухода, а потом как-то смирился. Боль отходила на второй план, главное успеть взять себя в руки и расслабиться.
Он оставляет меня только когда уже давно за полночь. Снимает с моих глаз повязку, отсылает меня одеться и расправляет кровать. Последнее каждый день. Порой Клод ведёт со мной, как с совсем маленьким ребёнком. Подхватывает меня на руки и относит в кровать. Плевать, что тело ещё ломит от недавнего акта. Он молча кладёт меня на кровать и целует в лоб, нарывая одеялом. Так же тихо он ложиться рядом, поворачивает на бок и обнимает меня, крепко прижимает к груди, утыкаясь подбородком мне в макушку. Так повторяется каждый раз и всё это время я не могу понять, что это. Внезапный порыв нежности, извинения за весь день или просто я для него маленький ребёнок?
Я никогда не держу на него зла, чего бы он не сделал. Просто знаю, за что он наказывает меня. Иногда сам мне об этом говорит, иногда я догадываюсь, но беспочвенных наказаний никогда не было. Мы договорились об этом в нашу третью встречу, тогда я смеялся, вспоминая, что было, когда не отошёл вовремя от раскрытого окна.
До утра он не выпускает меня из объятий, порой мне кажется, что он не спит вообще - боится, что ночью сбегу от него. Меня это суждение заставляет невольно улыбаться. Просыпаемся мы почти всегда одинаково. Дальше он идёт готовить завтрак, а я застилаю постель и глажу ему костюм на работу. Об этом мы договаривались куда позже.
Дальше я на весь день остаюсь один, сидя за горой учебников. В шестнадцать лет иметь базу знаний еле-еле девятиклассника. Конец весны и лето мы потратили на то, чтобы вбить в мою пустую голову хоть какие-то знания по пропущенной школьной программе. В теории я всё знал на "отлично", но на одной теории далеко не уедешь, учитывая то, какие глупые ошибки получались на практике. Именно практике я и отдавался, исписывая тетради формулами, задачами, уравнениями и перечитывая по двадцатому разу тексты на французском.
Из-за этого чёртового произношения я был готов прибивать себя гвоздями за язык к столу, только бы выговорить "р" как следует. Хоть от марша избавился. Чтобы наверстать всё упущенное, иногда приходилось засиживаться до поздней ночи, а то и не ложиться вовсе. И такое бывало. Этой осенью нужно было поступать в одиннадцатый класс, поэтому такой темп работы - вполне нормально. Я давно привык не спать ночами. Бывало и так, что от недосыпа мог свалиться где-нибудь, а то и на столе заснуть. Возвращаясь с работы, Клод мог лицезреть меня уснувшим за столом на кухне с книгой на подставке и какой-то не разогретой едой в тарелке или у себя в комнате, так же за столом, лицом в тетрадке. Тогда он молча относил меня в спальню и, чтобы не потревожить, уходил в свой кабинет.
Недосып давал о себе знать тёмными кругами под глазами и жуткой заторможенностью. За месяц пришлось наверстать годовую программу десятого класса и подтянуть знания за прошлые. Из-за того, что в школах я раньше вообще не числился, придётся сдавать вступительные.
Август стремительно заканчивался, становилось холоднее. Над Лондоном нависло свинцовое небо, начались постоянные дожди, листья слетали с деревьев, как птицы, разлетаясь пёстрыми стайками. Вот и август пролетел. Сентябрь не радовал великодушием плохой погоды, хоть я и люблю дожди.
Мне удалось сдать вступительные, про домашнее обучение отбрехались плохим здоровьем и что от этого я обучался дома. Я никогда не общался со сверстниками, тем более с девушками, коих была половина. Моё детство прошло изолированно от других. Только клиенты, которым до моих мыслей особо-то и дела не было. Что уж о друзьях говорить?