Колыбель твоей депрессии

      Холодно. При каждом вздохе словно тысячи кристаллов мороза прорастают где-то далеко внутри. В легких. В сердце. В душе.       Деревья, далеко в темной низине, призрачно поблескивают в свете одинокой луны.       Пустая дорога, припорошенная снегом. Белые змеи лениво ползут с одного края дороги на другой.       Чернильная темнота зимнего вечера окружает со всех сторон. Хрустко отзывается снег под ногами. Словно соленая капуста. Хруп-хруп.       Я обернулся. Далеко позади поблескивал огнями мой городишко. Минута отдыха и снова вперед.       Высвобождаю из карманов ничуть не отогревшиеся руки: в глупой спешке забыл перчатки, в который раз набираю въевшийся в сознание номер. Гудки. Снова нет ответа. Я судорожно закашлялся, едва не роняя телефон в снег. Помнится, хмурый врач в застиранном халате прописал мне постельный режим и целую гору радостно-разноцветных пилюль. Да только дома как-то не сидится, когда знаешь, что где-то рушится мир дорогого тебе человека. Это гонит вперед, заставляя забывать о холоде и голоде, не обращать внимания на температуру и кашель.       Моя девушка зависима от наркотиков. По моей вине. То, каким она меня видела в начале отношений и рассказы о моих старых увлечениях вызвали в ней желание «попробовать в жизни все», как в свое время сделал это я. А я даже не стал ее отговаривать. Я просто наблюдал. Развлекался, как и делал это всю свою сознательную жизнь. Ее безумное стремление понять меня сотворило злую шутку: она медленно, но верно превращалась в труху, буквально гнила изнутри.       Я бы плюнул на эту дуру и посмеялся над тем, какая она глупая и жалкая, но я, на свою беду, полюбил ее. До безумия. Её открытый взгляд, вечно обветренные губы, длинные волосы и пушистые ресницы, ее жесты и чувство юмора – всё. Но было уже поздно. Оставалась лишь блеклая тень прежней её. А я умирал вместе с ней.       Не понаслышке я знаю, как тяжело слезть с наркотиков, попробовав хоть раз. Какими бы они не были. Но у нас почти получилось. Как я завязал в свое время, так же я учил и её. Занимал собой двадцать четыре часа времени в сутки. Сам же бросил курить. И мы выбрались. На глазах моя любимая становилась собой. Той самой девушкой, с которой я познакомился год назад.       Мы живем в разных городах, и я не был дома больше месяца, окружая её своим вниманием и не давая совершить моих ошибок. Пока не свалился с бронхитом. Дрянная все-таки в этом году зима. Неделю я провалялся в больнице уже в своем городе. Всю неделю мы созванивались, и я был уверен в том, что всё в порядке. С нетерпением я ждал момента, когда увижу её. Я твердо решил сделать ей предложение и считал, что это был бы самый подходящий момент. Господи, как же я хочу, чтобы именно она стала моей невестой, а после — женой!       Вот только сегодня она целый день не брала трубку. Плохой знак. Не бывает бывших наркоманов. Бывают лишь временно завязавшие. Уверенный, что всё вернулось на круги своя, я выпил целую горсть разных таблеток и пустился в путь. Из-за перепада температуры весь транспорт остановлен. Гололёд. Сорок километров пути. Минус двадцать пять ниже нуля. Да прибудут со мной все известные и неизвестные мне боги.       Снова набираю номер. Нет ответа.       Трасса пустынна, за два часа, что я иду, проехала пара машин. Замерзшего напрочь меня подбирать, впрочем, никто не торопился.       Надеюсь, она хотя бы жива, и ещё можно что-то сделать. Господи, ну скажи же, что эта дура не влезла в неприятности!       Ноги давно застыли и превратились в два сгустка боли, переступающие скорее по инерции. Руки заледенели уже по локоть.       Набираю номер в сотый раз. «Абонент не отвечает», — заученной фразой сообщает мне электронный голос.       Убираю телефон обратно. Прикосновение пальцев к шершавой ткани куртки вызывает обжигающую боль.       Пройдена где-то половина пути. Я остановился и, вытащив одну ногу из ботинка, стал интенсивно разминать её. Боль врезалась в сознание, словно нож, и я выругался, тут же заглушаемый ветром. Проделав ту же процедуру и с другой ногой, я двинулся дальше. Несмотря на это, легче жить мне не стало. Организм отказывал. Шарф, которым я замотал лицо, превратился в сплошную ледяную корку. Под порывами ветра куртка казалась дуршлагом.       Еще через полчаса машинального перебирания ногами я почувствовал, что вот-вот свалюсь в снег и больше не смогу пошевелить ни одной конечностью. Ресницы слиплись от инея, я толком не видел дороги, но впереди словно все время маячил силуэт. Мне казалось, стоит прибавить шаг, и я разгляжу знакомую шапку с помпоном и смогу прижать к себе болезненно хрупкую фигурку моей девушки. И я шел. Упрямо стиснув зубы, и не прекращая набирать строчку чертовых цифр.       Осталась ещё треть пути. Ноги подогнулись. Я упал на колени в снег, взявшийся коркой. Едва не задохнувшись от приступа кашля, я чуть не потерял равновесие. Попытался восстановить дыхание. Легкие отозвались жгучей болью. Нужно хотя бы немного передохнуть.       Сквозь стук крови в ушах пробилась трель телефона. Я вздрогнул. Нечеловеческим усилием согнув руку, извлек телефон. — Алло. — Привет. Ты звонил.       Это её голос. Едва не роняю телефон. — Звонил, конечно! Где ты? Что с тобой? — Я дома. — Ты сорвалась? Всё что угодно, только не говори, что ты сорвалась! — Нет. Не сорвалась. Теперь послушай меня. Ты сделал мою жизнь такой. До тебя я не знала, что такое пьянки, вписки и наркота. И знаешь, дальше я справлюсь сама. Вычеркнуть тебя из своей жизни — значит вычеркнуть всё плохое.       Я не мог сказать ни слова. Лишь слушал её всхлипы. Дыхание перехватило, и я не мог сказать даже слово «прости», лезвием царапающее горло. — У меня отныне все будет хорошо.       Я так и не смог выдавить ни слова. Я стоял на коленях, прижав уже безмолвный телефон к уху. Наверное, я бы заплакал, если бы не холод. А сейчас я просто глотал слезы, которые никак не могли вырваться наружу, словно боясь дыхания зимы. Ничтожество. Я не смог даже извиниться, сказать что-то на прощание. И теперь я не смогу прийти к ней, как приходил всегда, когда мы ссорились. Я просто не могу.       Негнущимися руками я расстегнул куртку и достал портсигар. Одна сигарета, припасенная на черный день. Мне кажется, сейчас чернее некуда. Трепещущий огонек спички щекочет руку, и я затягиваюсь. Сгусток сигаретного дыма заполняет легкие, и я мучительно закашливаюсь, но, все же, ловлю какой-то кайф от этого.       Я закрыл глаза и упал на снег. Он отозвался веселым хрустом. Словно капуста. Хруп. Раскинув руки, я уставился на звезды. Что ещё оставалось делать?       Белые змеи дыма устремляются к алмазной россыпи на небе.       Деревья, далеко, в низине, тоже смотрят на звезды, тянутся следом за ними, ввысь.       Докурив, я отбросил труп сигареты в сторону. Я улыбался.       У неё всё будет хорошо. Остальное не важно. Я закрыл глаза и снова представил её улыбку. То ли организм совершил со мной злую шутку, включив какую-то защитную реакцию, то ли еще что, но я почувствовал себя абсолютно счастливым. Вот я уже и не ощущаю холода и как-то странно хочу спать.       Все так, как и должно быть. Спокойствие тонкой струйкой пробирается вглубь меня, обживаясь внутри. В легких. В сердце. В душе.