Гремящую тишину особняка разрушил громкий хлопок дверью.
Усмехнувшись своим мыслям, девушка быстро зашла внутрь, тут же остановившись. Острие меча опасно поблескивало у шеи, как и острие стилета у шеи подчиненного.
— Как интересно.~ Похоже, на самом деле нас здесь ждали, — издав смешок, Алессия заинтересованно взглянула на сидящего перед ней Занзаса и невольно облизнулась: тот предстал перед ней в довольно сексуальном виде — откинувший голову чуть назад, немного затуманенный взгляд и расстегнутая на пару пуговиц рубашка.
Ухмыльнувшись на выражение лица девушки, мужчина легонько дернул пистолетом. Недовольно хмыкнув над ухом Десятой, Скуало опустил меч и отошел на шаг назад, как и улыбающийся Бельфегор. Гокудера облегченно выдохнул, в тот же миг отскакивая в сторону из-за полетевшего в него стилета.
— Ну, что же вы так жестоко с моим подчиненным? — с притворным беспокойством произнесла Мартино, не взглянув на Хаято.
— Ты, мусорная баба, идешь со мной, остальной мусор — разошлись по своим делам. Продажная шавка, вали домой, пока я добрый, — проговорив это, Скайрини, не обращая внимания на возмущение Урагана Вонголы, медленно встал и пошел к себе в кабинет. Брезгливо отряхнувшись, девушка гордо последовала за ним, быстро взглянув в маленькое зеркальце. За ними, кряхтя и пыхтя, тащил кресло босса верный Леви-а-Тан.
— Итак, и для чего же нас решила посетить сама лже-Десятая? — закинув ноги на стол и приняв любезно подсунутый Грозой стакан виски, Занзас спокойно взглянул на девушку. Леви, нервно усмехнувшись, опасливо отошел ближе к двери — босс потребует виски, а в случае, если он сильно разгневается, можно будет сбежать. Это, конечно, неподобающе ему, Леви, но жизнь еще дорога — слишком наигранно спокойствие Скайрини.
— Почему же лже? Я — полноправная Десятая Вонгола. Или Одиннадцатая, — чувствуя себя совершенно спокойно и незатейливо смахнув челку с глаз, Мартино стала медленно подходить к задумавшемуся варийцу, до этого стоя посередине кабинета. — И я здесь, чтобы подчинить тебя, дорогой мой, — лицом к лицу и тихий шепот почти в губы.
— Вария никому не подчиняется, особенно грязным шл***м, — ярко мерцающие рубиновые глаза, смотрящие прямо в душу и заставляющие трепетать от страха, вызвали уважение у Алессии, как и пистолет у ее виска. Впрочем, она не уступала ему — изящный клинок ручной работы у шеи мужчины опасно поблескивал, как и стилеты, торчащие из двери. Леви-а-Тан, сглотнув, аккуратно выдернул их. Ему хотелось вмешаться и отодрать эту от босса, но строгий приказ Занзаса не лезть в их разговор он не мог нарушить. Приходилось беспомощно торчать у двери.
Нажимает на курок, резкий взмах клинком, и оба промахиваются. Тонкая кровавая полоса, идущая накрест от шеи до груди и подпаленная одежда девушки, слава богу, державшаяся на нужных местах.
Оба довольно ухмылялись, оба были невероятно рады — оба нашли достойного противника. Оба были готовы сорваться со своих мест и окунуться в водоворот боя, почувствовать такой родной душе азарт боя. И безумие, расползающееся по телу, вызывающее экстаз души.
Сдувает легкий дымок, опускает пистолет дулом вниз, поднимая ошалелый взгляд на Мартино. Та, смахнув кровь с клинка, прячет его в рукав и так же смотрит на босса Варии.
— Я убью тебя первым (ой), — одновременно произносят, и, развернувшись, Алессия уходит из кабинета — ее никто и не останавливает.
— Босс? .. — неуверенно позвал Леви-а-Тан Занзаса, но тот, не откликнувшись, задумчиво смотрит в окно на уходящую «Десятую». Увидев вышедшего из особняка побитого Гокудеру, Занзас неожиданно спросил:
— Что дала пытка над шавкой?
Дернувшись, Леви немного растерялся — какая пытка? Начав что-то бормотать и мычать себе под нос, он подписал себе смертный приговор — летящее в него пламя не сразу заметил. Последствия соответствующие. Вылетев из кабинета от выстрела пламенем, а-Тан с трудом мог встать — будь ему впервой, он не выжил.
От ярости босса его спас подоспевший Супербиа с докладом. Хмуро взглянув на подпаленного Хранителя Грозы и недовольного босса, Скуало пинками прогнал возмущенного этим Леви и зашел в кабинет, захлопывая остатки двери и проговаривая:
— ВРОООЙ, наши дела плохи, чертов босс!
***
Устало рухнув в свое кресло, Емитсу проглядывал стопку принесенных Ореганой документов, надеясь найти хоть что-то, что помогло бы в поисках Тсуны. Однако все было безуспешно — оставалась только лететь в Намимори с надеждой, что она где-то там. И с надеждой, что чертов предатель Гокудера ее не убил — в такое поверить-то было тяжелее всего.
Да и Савада-старший давным-давно мог быть уже на пути в Намимори, если бы не запрет на выезд из страны — Тимотео успел подсуетиться. А у него влияния, на малую долю, но больше, чем у Внешнего Советника — несмотря на слухи о равности этих двоих. В итоге, Советнику оставалась только, скрипя зубами от злости, ожидать отчеты о работе от подчиненных.
Остается только надеяться, что они все-таки смогут вылететь сегодня-завтра в Намимори.
Несмотря на то, что гипер-интуицией Вонголы Емитсу не обладал в отличие от дочери, предчувствия у него были плохие.
***
Хибари устало падает на колени перед телом Рокудо. Очередной «заход» окончен. Только в этот раз потери серьезнее.
Мукуро, тяжело дыша, с трудом открывает глаза и насмешливо, с превосходством смотрит на Облако — он все-таки заставил пасть этого гордого парня на колени перед собой. А Кёя злится — даже в такую минуту этот хохлатый не перестает смотреть на весь мир свысока и презирая. Он умирает, а ему весело! Вот пусть и умирает, ему-то что, они все равно никогда не были и не будут друзьями, исключительно коллегами. Раньше-то вообще заклятыми врагами были.
Только все равно обидно и печально – Кея, Кея должен был убить его собственными руками, а не пронзившая грудь стрела!
Они никогда не будут друзьями. Не будут, потому что будущего у них теперь нет. Один уже пал, второму осталось недолго — запасы воды, неизвестно откуда взявшиеся у Рокудо, кончались, а «выпускать» ловушка и не собиралась выжившего. Мысль о том, что это игра, где должен остаться один победитель, была уже давным-давно отброшена.
Хибари, фыркнув и быстрым взглядом осмотрев рану, отрывает кусок ткани от рукава и старается перевязать хоть как-нибудь серьезную рану иллюзиониста. Тот вяло пытается отмахнуться, но тут же закашливается кровью и под недовольное рычание бывшего ГДК сдается. Жизнь вечно живучего ананаса постепенно покидает его. А Кея никогда не надеялся на удачу — им никто не поможет в этой глухомани. Их никто не найдет. И они не смогут попрощаться со своим Небом…
Гробовую тишину нарушает тягучий треск, и в пару мгновений их ловушка рассыпается, оставляя красноватый шлейф пламени Урагана в воздухе. Хибари, опасливо сузив глаза, покачиваясь, встает на ноги и готовится к бою, вглядываясь в темноту. Тихое шуршание, медленные шаги — Хранитель, качнувшись, с трудом удерживается на ногах и делает резкий выпад, атакуя вышедшего на поляну.
— Хм, и так вы встречаете спасителя? Впрочем, это же ты, Хибари.
Облако застывает на месте — бархатистый голос с нотками превосходства, вызвавший табун мурашек по коже; насмешливый взгляд, но не такой, как у Мукуро — не отчаянный и не презрительный, а будто насмехающийся с глупых детишек, совершивших очередную пакость; искривленные в ухмылке губы; черно-зеленый пистолет, которым и блокировал удар Кеи мужчина. И завитые бачки, которые Хибари встречал только у одного человека.
—
Реборн? .. — неуверенно спрашивает Хранитель, однако ответ он уже не слышит — перед глазами мутнеет, и, издав тяжкий вздох, он оседает с последней мелькнувшей мыслью «Как позорно…».
***
Более трех месяцев мужчину преследуют такие не привычные для него кошмары. Он испытывал глубокую ярость оттого, что не высыпался и просыпался в холодном поту. Он был в ярости оттого, что во всем была виновата
она. Чертова девчонка, которую считали погибшей, как и ее Хранителей с отцом. Но она все равно ему снилась — бледная, с потускневшим взглядом и сидящая в идеальном кресле, но все равно — живая. И это бесило.
— Сдохни уже, — зло кидает стакан из-под виски в стену. Только он прекрасно знает, что его никто не услышит. Некому слышать. И никому не стоит знать.
Вот только не в этот раз.
