Зеркало, зеркало

Шерлок даже не стал делать вид, что поверил в «третью сторону»… Для него не осталось даже второй. Единственный, кому он мог верить после всего, что случилось, был он сам… Там, в глубине его Чертогов, в маленькой, запертой ото всех комнате с мягким диванчиком, жарким веселым камином и цветущим французским балконом из воздушного кованого кружева перил жило своей странной жизнью большое старинное зеркало, как две капли воды похожее на то, что он видел как-то в детстве, когда вместе с отцом попал в антикварную лавку… Зеркало было старым, тусклым и покрытым мутноватыми пятнами. На тяжелой серебряной раме не хватало деталей, но Шерлок до сих пор помнил, как живым тягучим отсветом перетекал лунный свет по обвитому колючими плетистыми розами ободу, и как он ждал, что полураскрытые бутоны вот-вот распустят свои нежные лепестки, и душный, пыльный воздух крошечного магазинчика наполнится чудесным, чуть сладковатым ароматом… Почему он никак не мог выкинуть его из головы даже спустя столько лет? Но, закрывая глаза, он снова и снова видел в его отражении только себя, свою единственную сторону, а те, кто окружали, казались лишь смутными кривящимися тенями в полуночном омуте, подернутом зыбкой рябью… И было уже неважно, кто именно убил Карла Пауэрса… Конкуренты, не позволившие занять рынок более эффективному наркотику… Заказчики, решившие, что могут сэкономить на оплате, заполучив товар бесплатно… основную партию так и не нашли ни в его вещах в Лондоне, ни в его квартире в Оксфорде… Майкрофт… Да, это вполне мог быть и Майкрофт… Шерлок часто спрашивал себя, почему тот не вмешался, пока их связь не пустила корни так глубоко… Но что если он вмешался? Когда его собственные цели были достигнуты. Когда порог опасности для младшего брата стал непомерно высок. В том, что Майкрофт способен применить силу крайнего порядка для обеспечения его безопасности, выбирая из двух зол то, что принесет семье наименьший ущерб, Шерлок не сомневался ни на миг… Если бы Карл остался жив, при наилучшем исходе его ждала бы закрытая военная лаборатория без права выйти в отставку… все же талантливыми мозгами секретные службы разбрасываться не привыкли… Или в худшем – безымянный номер на оранжевой арестантской форме в забытой богом и короной тюрьме… При любом раскладе он распрощался бы и со своим блестящим будущим, и со своей свободой… Один удар – две цели. Или три. Или… Майкрофт всегда действовал наверняка. Без промаха, без осечки. Безупречно. Третья сторона… … Два дня Шерлок провел в родительском доме, как и приказал брат. Он не сомневался, что тот без колебаний выполнит все непроизнесенные угрозы с эмоциональной непробиваемостью вивисектора, отсекающего гнилую плоть, чтобы спасти весь организм. Младший из Холмсов имел возможность в этом убедиться еще в возрасте двенадцати лет, когда, спустя год после смерти отца, он сбежал из школы, объявив, что учиться бесполезным вещам в компании законченных тупиц больше не намерен. Майкрофт предупредил его всего лишь раз, и после второго побега немедленно отправил мятежного родственника в закрытую частную школу полувоенного типа ровно на год… Шерлок усвоил урок. Сражаться со стратегическим армейским соединением имени Майкрофта Холмса он не будет. Он просто переждет и станет, наконец, свободным. От удушающей опеки, от фальшивого сострадания, от придуманной любви… … Второй день в доме Холмсов прошел мирно и спокойно. Но это спокойствие было сродни госпитальной тишине у постели смертельно больного человека, родственники которого отчаялись, утратив надежду на возможное его выздоровление, и тщательно прятали и свои страхи, и свою бесполезную, выматывающую тоску. Амелия узнавала и не узнавала своего маленького мальчика… Надменная взрослость и смешливый сарказм осыпались с него, как штукатурка с фасада дома после прямого попадания в него снаряда при налете вражеской авиации… По сути, так оно и было. Душевное спокойствие и стройная мозаика чувственного мироощущения лежали в руинах под слоем битой щебенки, кусками оплавленного кирпича и стеклянного крошева. Он не мог и представить, что все зашло так далеко, пока не лишился чего-то большого, яркого, искреннего, проросшего внутри без спроса… На скорбь и ярость он отмерил себе одни сутки… Мать, стиснув на коленях ледяные аристократические пальцы, силилась не вскочить с места, не закричать, не ворваться в его комнату, где с грохотом разлеталось о стену, звенело сотнями осколков и скрежетало расщепленным деревом, металось, сбиваясь с шага и спотыкаясь об обломки, искалеченное болью чудовище… Все стихло лишь к полуночи, когда перепуганная происходящим в апартаментах второго этажа прислуга начала жаться у дверей гостиной, где у почти прогоревшего камина застывшей восковой фигуркой смотрела на мерцающие угли, ссутулив худенькие плечи, их измученная хозяйка. На утро Шерлок появился в столовой. Посвежевший от утреннего душа, с аккуратно причесанными каштановыми завитками у виска, в тонком домашнем джемпере, красиво обнимавшем возмужавшую фигуру, не скрывавшем ни широты плеч, ни мягких окатов мышц на лопатках. Глаза посветлели - словно выгорели, проступили золотыми крупинками по серому небу радужек. На пепельно-розовых губах маялась виноватая улыбка. Сын смущенно поцеловал мать в бледную щеку, прося прощения за темные тени у нее под глазами, за бессонную ночь, за… «мам, я там… немного…» Они провели вместе весь день, прогулялись в парке, покормили уток хлебными крошками, выпили кофе с крошечными пирожными в «Primrose Bakery» в Ноттинг-Хилле и даже съели черничное мороженое с уличного лотка… …его поезд на Оксфорд отправлялся с Паддингтона в 10:30 с пятой платформы… … Ему хватило выдержки кивать в ответ на искренние и не очень сочувствия по пути в свою комнату, оставленную всего три дня назад впопыхах и словно на пять минут, а так получилось, что даже сам ход времени изменил и свою скорость, и свое направление… Но когда комендант мистер Моррис Пулери, пряча глаза, вручил ему уведомление о почтовой доставке, отправленной из Лондона в день их приезда, сердце ударило в горло, плеснуло кислотой, отравив язык и глотку, и Шерлок понял, что Карл переиграл всех. От лежащей на ладони бархатной коробочки глубокого синего цвета ладонь жгло, словно раскаленным железом, и на ней наверняка останется воспаленный отпечаток, как от позорного клейма… Шерлок заставил себя открыть тугую крышечку, обнажая девственно-белое атласное нутро. Там, где положено было гордо возлежать обручальному кольцу, будто сверкающие бриллианты на невидимом ободке, в один ряд переливались легкими искрами нежно-голубые кристаллические шарики. «Иней», новая формула, улучшенная и дополненная, ограниченная VIP-серия. От них пахло снегом, морозным, похрустывающим настом, прозрачным озёрным льдом, зимой и покоем… «Твой билет до Рая» - было написано красивым каллиграфическим почерком на маленькой мелованной карточке. Он смотрел, не моргая, замерев на полувдохе, с болезненным наслаждением ощущая, как мучительно рвутся легкие, как вскипает в них пьяная, неистовая кровь. Контрольный в сердце - и оно останавливается на миг, на вечность… Короткий поводок и сахар для вьючной лошадки… Ошейник, с которого он никогда не сорвется… Шерлок усмехнулся, повертев коробку в твердых озябших пальцах, заставляя крошечные грани искриться на полуденном солнце. «Прости, Карл, ничего не выйдет. Увидимся в аду… любимый…» … Шерлок Холмс, самый талантливый студент из всего курса биохимического отделения, слегка озадачил своего тьютора*, отказавшись от своей же заявки на досрочную защиту дипломной работы, правда, вполне достоверно объяснив свое решение желанием доработать и углубить ее с учетом последних задач в современной фармакологии. Эдвин Мэллор Саузерн, профессор молекулярной химии, был бы крайне удивлен, глядя на то, с каким азартом мечется стройная тень в одной из лучших лабораторий, как замирает, прильнув к окуляру электронного микроскопа, как строит хрупкие, хрустальные установки, оживающие биением голубого пламени спиртовых горелок и бурлением жидкостей и реагентов, узнай он, что именно пытается получить его лучший ученик… Примирение с утратой казалось стремительным, странным и почти бесчувственным. Всем, кто знал о произошедшем, кто участливо и весело обсуждал его громким шепотом, кто злорадно скалился, не скрывая похотливых взглядов, скользивших ниже спины, оценивая свои шансы на опустевшем игровом поле, кто прикидывал, в чьи руки перейдет лакомый приз… А Шерлоку это было безразлично. Ему хватило всего трех недель упорного, кропотливого труда, чтобы разложить на исходные компоненты и заново синтезировать формулу Пауэрса… Возле открытого окна он улыбался заходящему солнцу, окрасившему кроны старых лип в нежно-персиковый цвет, и перекатывал на ладони пригоршню голубых переливчатых звезд… …Глэдис Хоусберри, староста группы, в тот вечер забежала к нему совершенно случайно - с приглашением на фотографирование для выпускного альбома факультета. Но, так как сам Холмс в случайности не верил, то привело ее, скорее всего, Вселенское Милосердие… И если бы Шерлок уже двадцать четыре минуты не находился в наркотической коме, он, скорее всего, получил бы травму барабанных перепонок и обширный инфаркт от статридцатидецибелового** крика девушки ростом всего в пять футов и два дюйма… Его стеклянные глаза из осколков топазового метеорита слепо и укоризненно смотрели в стену, где висевшее на ней зеркало отражало его серое, безжизненное лицо с прокушенным языком и короткими дорожками кровавых капель, стекающими из углов губ и кромок угольных ресниц… Шерлок счастливо улыбался.