Зеркало, зеркало

Когда выпал первый снег, Шерлок решил, что Джон больше не вернется… Его нет уже три недели. И слякотный лондонский декабрь, вдруг взглянув на календарь, решил напомнить о наступившей, пусть британской, пусть бессвязно-нелепой, но все же зиме, и грядущем Рождестве, авансом пообещав сделать его «белым». Мелкая сухая крошка, лишь из окна теплой спальни похожая на снег, выбелила жженый уголь тротуаров и опрокинула высветленный город в сумрачно-пепельное небо. Злой ветер перекатывал поземку, путаясь у прохожих в ногах, заставляя зябко ежиться и поднимать воротники, наметая крошечные холмики вдоль обочин и на карнизах закрытых наглухо окон. Шерлок ненавидел Рождество – всегда ожидаемое и всегда застававшее его врасплох. Что с того, что миссис Хадсон уже приготовила традиционный праздничный пудинг, который теперь дозревал за стеклом дубового буфета с полным осознанием своей значимости, накрытый кружевной бумажной салфеточкой? И на что Шерлоку сдалась та коробка с гирляндой из разноцветных лампочек, с золотыми бусами и звездами, которую Грегори Лестрейд притащил в его дом вместе с бутылкой красного вина и маниакально-навязчивой идеей сварить терпкий, сладкий глинтвейн? И для кого, скажите, этот нежный, пьянящий запах свежих, только что с улицы, совсем сырых смолянистых иголок пушистого Рождественского Дерева, украшенного красными шарами и бантами? Ему этого не надо… до глухой дрожи где-то в груди, до никчемной, слезливой обиды обманутого ребенка, до прокушенных, застывших в неулыбке губах брошенного мужчины… Шерлок чувствовал себя больным, пальцы фарфоровых, в голубых прожилках вен ладоней мерзли, и их не могли согреть ни обжигающий глинтвейн инспектора, ни центральное отопление сердобольной домовладелицы, ни память… память, память… Нет, он не перестал по-прежнему заглядывать в двери-зеркала, привычно высматривая знакомый силуэт… пусть намек, пусть слабую тень светлой, смущенной улыбки. Но уже без отчаянного, лихорадочного придыхания, без черной слепоты и сбивчивого стаккато пульса в висках… Он бережно постукивал по стеклу, прислушиваясь к тихому эху, рисовал молчаливые просьбы – те, что не смел выговорить вслух. Если бы ему кто-то сказал, что он выздоравливает, то он без колебаний предпочел бы умереть. …они хоронили отца за неделю до Сочельника. Он по сию пору помнил, как намокают под ледяным дождем и ресницы, так и не допросившиеся слез, и его новый, великолепно сидящий на нескладной мальчишеской фигуре черный похоронный костюм… Сегодня Майкрофт и мама непременно будут на Кенсал Грин, где среди исторических могил есть и вполне скромная семейная часовня Холмсов, вот уже на протяжении почти ста пятидесяти лет дающая последний приют потомкам этой непростой фамилии. …Шерлок был там десять лет назад. Один. В последний раз… … Как это удалось Лестрейду, знал только бог-покровитель полицейских и, возможно, еще один скромный британец… Шерлок так не понял, как и когда оказался в маленьком пабе «The Garden Gate»*, построенном еще в девятнадцатом веке в южной части парка Хэмпстед-хит. В теплом, уютном сумраке старого интерьера с темными деревянными столами, мягкими креслами и стульями с высокими резными спинками, возможно, еще помнящими исторические седалища представителей прошедшего века… Он с удивлением выплыл из гулкого многоголосья успешно и уже, похоже, не один час встречающих наступающий праздник посетителей. Они заказывали один раунд** за другим, неизменно поднимая все новые и новые тосты – раскрасневшиеся, шумные и очень возбужденные. Два сдвинутых столика едва вмещали эту живописную компанию, мало что замечающую в происходящем вне их круга. И лишь невозмутимый, флегматичный бармен то и дело поглядывал в их сторону, в сотый раз протирая и без того кристально-чистый стакан. Эль, заказанный Грегом, был, и правда, бесподобен, хоть инспектор и смотрел на его золотисто-персиковое содержимое с откровенным сомнением, ни разу не изменив своему любимому стауту, легендарному ирландскому пиву – темному, густому, как растопленный и вспененный дикий мёд. Шерлок попытался посчитать, сколько же они успели опрокинуть, но приятный туман в голове под мелодичный аккомпанемент перезвона рождественских бубенчиков каждый раз либо обнулял результат, либо бессовестно удваивал промежуточные значения… От тепла, поселившегося в желудке, по венам уже катился жидкий огонь, превращая мир вокруг в карамельно-бурбоновое парфе***, губы, пропитанные легкой горечью, сложили мягкую, чуть хмельную улыбку, а ориентальный прочерк дымчато-серых глаз ленивым взмахом ресниц срисовывал с очередного колоритного спитчера его явную и скрытую жизнь… Шерлок, наверное, снова ненадолго выпал из реальности, потому что смысл разговора от него ускользнул, когда голос возле самого уха выдернул его из сладкого мимолетного забытья. – У него такой красивый затылок… – тоскливо-мечтательно протянул Грег, уставившись в недопитый стакан. – Взгляд оторвать невозможно… Шерлок, подтормаживая процессором от количества выпитого, прикинул варианты, в которых Лестрейд мог бы созерцать возлюбленный затылок… Майкрофт никогда не поворачивался спиной. Никогда. Терпеть этого не мог с детства. Считал слабостью, точкой уязвимости, потенциальной опасностью. Но если Грег имел такой эксклюзив… Следовало признать, что, даже учитывая подобный сценарий развития их отношений… особенно ракурс и расстановку приоритетов, то и тогда такой поворот событий оказался выше всяких ожиданий. Нет… пожалуй, вообще вне всяких ожиданий… Шерлоку Грег Лестрейд нравился. Инспектор был старше него, и намного. Но ни разу за все время их знакомства так не дал этого почувствовать. Конечно, седина добавляла ему лет, но она была не возрастной, а яркой, органично оттеняющей его карие, всегда сияющие глаза, окантованные теплым росчерком темных бровей. И Шерлок даже представить стеснялся, что вытворяли эти влажные, припухлые, как у мальчишки, губы на памятном затылке его брата… –…мы трое суток проторчали на заброшенном складе в Ист-Энде… без курева… на мокром холодном бетоне… у Майерса потом еще два месяца бронхит никак не проходил… а этот заявляется в Ярд… с зонтиком своим… и так по-хозяйски в моем кабинете обои… инспектирует. Лощеный, сволочь! Как принц Уэльский… и так с расстановочкой… «Господин инспектор, нас беспокоит процент раскрываемости преступлений во вверенном Вам подразделении… Думаю, в целях его повышения нам придется поработать с Вами поплотнее…» А сам холеным ногтем подцепляет выбоину на дверном косяке… ту самую, от шила Стивви-перчаточника, охотника на полицейских, пойманного нами три года назад… он мне тогда еще чуть шею той заточкой не проколол… а этот пальчиком ту дырку ковыряет… Ну, у меня нервы и сдали… Я ему руку за спину завернул, кисть выгнул на болевой… и помял слегка его бесценный костюмчик… о дверку шкафа… Прижал и говорю: «Это достаточно плотно, мистер Как-Вас-там?..» А он вроде и не здоровый, но верткий, как угорь – в момент ко мне лицом оказался… а руку-то не стал вырывать… Стоит, ресницами своими рыжими машет и так насмешливо улыбается… черт… «Майкрофт… Вы можете звать меня Майкрофт… Думаю, мы сможем это еще обсудить, приватно… Грег…» и в бедро мне вжимается… здоровенным стояком… Лестрейд с сомнением заглянул в стакан, словно опасаясь застать там объект разговора, и заговорил чуть тише – интимным шепотом… – Я просто рот раскрыл и руки разжал. А этот сукин сын даже не… – резкий звук входящего звонка прервал констатацию, и чуть хмельной слушатель так и не узнал, что же там «не…» его неблагодарный родственник, оставшись домысливать варианты разной степени неприличности… – прости, Шерлок, мне надо… он все равно не отвяжется… Тебе как, такси вызвать? – Да иди уже… – Шерлок ухмыльнулся, представив лицо абонента, которому не отвечали уже целых тридцать секунд. – Сам доберусь, не маленький… Инспектор, громко брякнув по столешнице толстым донышком своего пивного стакана, извинительно хлопнул Шерлока по плечу и, вытаскивая на ходу из кармана вопящий полицейской сиреной телефон, продефилировал к выходу. Шерлок сочувственно посмотрел ему вслед и вздохнул, глядя на свой ополовиненный бокал. Допивать не хотелось… Он просидел еще минут двадцать. Царящее вокруг веселье и не думало стихать, и Шерлок рассеянно начал прикидывать, что было бы неплохо расплатиться и вернуться домой, к горячему душу и теплой постели… Кто-то вдруг склонился к самому его уху и дохнул в щеку терпкой, пряной мятой. Не поднимая головы, Шерлок бегло чиркнул глазами по гибкой, упругой фигуре, зависшей слева от него в странном психоделическом изломе. Парень… нет, скорее – молодой мужчина… Лет двадцати восьми-тридцати… точнее возраст почему-то не определялся… Тонкая, словно вторая кожа, футболка задралась, обнажив оливковый бок, где над низко сидящими штанами виднелся край ядовито-салатового белья… очевидный «бренд»… черные, антрацитовые глаза, подведенные по нижнему веку возле самых уголков все тем же кислотным оттенком зеленого, небрежно растрепанные темные прядки, лукаво перечеркнувшие гладкий, чистый лоб… – Привеет, – протянул приятный, певучий голос. Нарочитость, поза… Ирландский акцент? Южная Сицилия?… Губы – припухшие, чуть капризные – растянулись в белозубой улыбке. Тонкие смуглые пальцы зависли над стаканом с бело-розовой пенной шапочкой где-то посередине… – Можно? Шерлок раздраженно накрыл ладонью свой стакан, оттолкнув бесцеремонные пальцы и недвусмысленно давая понять, что не нуждается в компании… Черт… он не давал повода, так какого… к нему постоянно кто-то клеится?! – Оу! – парень вскинул вверх ладони. – Полегче, приятель! Я просто хотел скрасить вечер… Твой друг вроде как отбыл? Нет?.. А ты милый… – неуловимый поворот чересчур изящной для мужчины кисти – и между средним и указательным пальцами практически из воздуха возникла визитная карточка. – Может, позвонишь как-нибудь? Я Джейми… Джим… Как тебе больше нравится? – Никак, – Шерлок, наконец, разжал сердито закушенные губы, лениво потянулся к своей пинте, допил в несколько гулких, утробных глотков, небрежно вернул опустевший стакан на стол, демонстративно придавив донышком возлегший на стол кусочек атласного картона. Небольшое облачко пены сползло по наружной стенке, намочив визитку и заставив бумагу безвозвратно потемнеть… Приставала следил за его спектаклем, по-птичьи склонив на сторону голову, и Шерлок так и не смог определить, где в его глазах заканчиваются зрачки и начинается радужка… Странное, гипнотизирующее зрелище… И в голове уже чуть зашумело, повело, неприятно смазывая лицо напротив, едва он пытался сфокусировать на нем взгляд… Шерлок хотел подняться, но ноги отчего-то перестали его слушаться, а на кончике онемевшего языка отчетливо проступил стальной, тревожно-знакомый привкус… сладкий, мятный лёд… иней… Жгучий страх мгновенно впрыснул ему в кровь тонну адреналина, легкие развернулись балластным мешком, выталкивая уходящее под воду глохнущее, неповоротливое сознание – назад, к спасительной реальности… Шерлок пружинисто вскочил, впившись ногтями в ладони – намеренно причиняя себе боль, чтобы хотя бы на время отогнать накатывающую дурноту… Он прикрыл глаза всего на миг, а его странный кривляющийся визави уже испарился из поля его зрения, оставив лишь сумбурное послевкусие надвигающегося безумия… Он слишком хорошо знал эти симптомы… Этот тип что-то бросил ему в стакан… что-то маленькое, зажатое между пальцев… и у Шерлока всего несколько секунд, чтобы добраться до туалетной комнаты… и крана с холодной водой. Ему нужна вода. Много… и сахар – лучше глюкозу с аскорбиновой кислотой, но ее негде взять… Он пошатывается, чувствуя, как первая приливная волна проходит опаляющим жаром по позвоночнику, ударяет в затылок – ослепляя на секунду, заставляя яростно затрясти головой… На него никто не обратил внимания – только бармен, неодобрительно приподнявший бровь, когда Шерлок в «пьяной» качке проследовал мимо него, зачерпнув по дороге горсть сахарных шариков из большой стеклянной миски на дубовой стойке и набив ими до предела рот… Дверной проем оказался опасно узким, как проход между Сциллой и Харибдой, и он отбил себе оба плеча, пытаясь протиснуться между ними, отскакивая от косяков, как бильярдный шар, посланный дуплетом от двух бортов в заветную лузу… Он почти уже ничего не видел, уплывая на жарко-ледяных волнах в бесконечное ничто… Слава Богу – кран в раковине был прост, как архимедов рычаг. На вращающиеся рукоятки его интеллекта в тот момент не хватило бы определенно… Сунув голову под жесткую струю, он ждал, когда удушливый липкий туман начнет расползаться рваными клочьями, растирал по лицу невыносимо холодные капли, глотая и глотая воду прямо из-под крана, давясь и вздрагивая от отвращения… Ноги дрожали, соблазняя опуститься на колени – присесть, привалиться безвольной куклой к равнодушному кафелю, вжаться в его безучастность пылающей, саднящей скулой… Шерлок уперся трясущимися руками в край раковины и заставил себя поднять голову. – Ну, как ты, сладкий? – ласково пропел над ухом уже знакомый голосок… – Хмм… предсказуем, как все… жалкое зрелище… скуу-у-ка… Это, конечно, не ваш «иней»… но, согласись, тоже неплохой приход… Я ждал почти два чертовых года, чтобы к тебе подобраться. Но, черт меня возьми, ты стóишь каждого потраченного дня… Тот, кто умеет ждать, всегда получает то, что хочет… Губы влажным багровым нетерпением коснулись остро отточенной скулы, проверяя ее бритвенную кромку на вкус, прочертив осторожным языком кожу до самого подбородка. Рука с тонкими, хрупкими пальцами, оказавшаяся способной легко дробить кости, подхватила под живот – впиваясь в податливое тело, оставляя на коже готовые вот-вот проступить лиловые отметины. Глаза встретились в отражении – и черные, бездонные, полные спокойного безумия омуты больше не смеялись. Боковое зрение отметило легкое движение почти на границе видимости… еще двое… за дверью у входа и возле кабинок… он не видел их там, в зале… значит, его уже ждали… здесь. Точно знали, куда он пойдет… плохо… Грег ушел… Шерлок ощутил, как к его заду прижалось что-то твердое и горячее… призывно оттопыренный пах возбужденного мужчины… Протестующе дернувшись, он попытался вырваться, словно в дурном сне преодолевая вязкий, застывший смолой воздух и мышечное онемение, но другая рука тут же грубо сгребла его волосы в кулак и с силой впечатала лицо в зеркало над умывальником. Стекло не рассыпалось, а лишь, промявшись, покрылось паутиной из разбегающихся частых лучей и концентрических колец с ярко-алым эпицентром… Шерлок зашипел, не в состоянии кричать с задранным кверху подбородком, чувствуя, как хлынувшая носом кровь заливает губы и срывается крупными каплями в раковину… Ладонь с живота нырнула ему в штаны, разом стиснув плоть – больно, властно, словно имея на то право… Шерлок рыкнул, приседая и всаживая острый локоть в подвздошную область – прямо в мягкую ложбинку чуть выше того самого вожделеющего удовольствия паха… Джейми-Джим, издав захлебывающийся, придушенный всхлип, мгновенно выпустил добычу, отползая к дверям с разинутым, оскаленным ртом, а подчиненная ему парочка в ту же минуту двинула в направлении безуспешно пытающегося удержаться от сползания на пол Шерлока. У последнего все оставшиеся ресурсы организма ушли на отчаянный рывок, и он продолжал судорожно цепляться за край раковины, в состоянии только смотреть на их приближение, с трудом смаргивая с ресниц капающую воду и сгущающуюся в глазах тьму. Он почти ничего уже не видел, но не заметить целящийся ему почти в лоб пистолет все же не смог… Черный, в белесой окалине, в маслянистых бороздках нарезки вороненого дула – он целил на пару дюймов выше его макушки, и Шерлок буквально мог пересчитать тонкие линии на побелевших костяшках сжимающей его руки. – На пол, – скомандовали знакомые тонкие губы, сложившиеся в незнакомую злую линию. – Сейчас! Шерлок послушно разжал пальцы, тяжело заваливаясь на мокрый, грязный пол и накрывая руками затылок. Выстрелы не грохнули, как он того ждал, а защелкали сухой, гулкой дробью – как лобовое стекло от попадания в него дорожного гравия. Но визг от пролетевших пуль и последовавший за ним человеческий вопль подтвердили реальность прицельной стрельбы из зазеркалья. Один из нападавших, отброшенный назад, к кабинке, скрючился у стены, царапая залитую кровью куртку. Второй, увернувшись, подхватил Шерлока под руки, и швырнул его, как мешок с картошкой, к выходу – за пределы зоны обстрела, вертя головой и не находя стрелка… Обмякнув безвольной куклой, Шерлок равнодушно вслушивался в происходящее. В шумовой рисунок вплелось чье-то новое активное присутствие… …шаг, второй… удар… еще… сдавленный вопль, шарканье подошв и короткий кувырок… возня, треск рвущейся одежды… серия ударов, хрип и хруст ломающихся костей… стон, переходящий в визг.. еще удар на выдохе… все стихает… только звук по-прежнему хлещущей из крана воды шелестящим эхом мечется посреди учиненного погрома… Крепкие, жесткие ладони приподняли его, переворачивая и подхватывая под спину, перебрасывая одну повисшую плетью руку через подставленную шею… резко, больно потянули вверх, заставляя чужие ватные ноги принять на себя вес отключающегося тела. Прижавшийся теплый бок, дыхание, смятое вынужденно-синхронным передвижением, бешеный перестук близкого, застрявшего где-то посреди погнутых ребер… – Двигайся, твою мать… – в ухе зазвенело от сдавленного, натужного шепота, по количеству децибел не уступавшего вою футбольных трибун после гола Манчестера в полуфинале Лиги Чемпионов… – Не хватало только с полицией разбираться… Двигай давай! Он не знал, как они выбрались из паба… Ничего, кроме сплошного гула, невнятной речи, каких-то цветных пятен и дикой боли в висках… «Мой друг перебрал… ничего, он живет недалеко… У вас там драка… в туалете… кого-то порезали…» …и такси, почему-то против правил подобравшее кренящуюся, пошатывающуюся парочку… …и миссис Хадсон, впустившая их в дом… свои ключи он потерял где-то по дороге… вместе с телефоном, очевидно… …и тихий, мягкий сумрак спальни, на кровать в которой было пристроено его пустое тело, разумное содержимое которого блаженно уснуло еще в черном лаковом кэбе… …и чья-то теплая, спокойная тяжесть рядом, ревниво оберегающая его сон…