POV Нанами
Проснулась. В комнате было светло, и сквозь занавески на окнах пробивались лучи утреннего солнца. Из комнаты Мидзуки не доносилось ни звука… Наверное, снова перебрал после большого праздника. Хотя нет, скорее всего, он уже на кухне, вместе с моим любимым хранителем. Томоэ снова гремел кастрюлями, при этом успевал отвесить дюжину подзатыльников ленивому Мидзуки, путающемуся под ногами, и то и дело норовящему стащить из-под носа у лиса кусочек сочного мяса. Часы на столике около меня показывали 9:39. От нечего делать я следила за секундной стрелкой, отсчитывая время, пока она не пересекла цифру 12. Вставать не хотелось совсем, поэтому я снова медленно провалилась в сон.
Неожиданно распахнулась дверь, и я сразу же попала в объятия холодного, насыщенного влагой осеннего воздуха. Я, поёжившись, зарылась поглубже под тёплое одеяло и хотела уже снова забыться в сладком сне, как вдруг слегка грубоватый, но до боли знакомый голос вырвал меня из приятной истомы:
— Нанами, подъём! Уже десять и хватит валяться в кровати! Уборка храма ждёт тебя.
Блондин явно был не в духе, ведь он, хранитель этого храма, никогда не видел, чтобы я выполняла здесь хоть какую-то работу, кроме вырывания сорняков. Мне ни разу не приходилось мыть полы, готовить завтрак, стирать вещи или хотя бы вытирать пыль. Всё, что у меня хорошо получалось — это тренироваться в роли Бога Земли, и то — с большими трудностями. Все остальные обязанности лежали на нём. Но, тем не менее, я со своим «трудолюбием» и феноменальными способностями искать приключения себе на голову в какой-то степени приносила не мало хлопот верному хранителю, ведь ему часто приходилось изрядную часть работы переделывать, а так же вытаскивать меня из разных проблемных ситуаций.
Кроме того, Мидзуки не представлял никакой пользы ни в качестве защитника (эту работу тоже выполнял Томоэ), ни в храме. Иными словами он был бесполезен. Хотя его сакэ было лучшим во всём мире духов, и он только и делал, что дегустировал сей прекрасный напиток, спрятавшись в кустах от Томоэ. Мне нравилось наблюдать исподтишка за перепалками двух ёкаев, хоть и разнимать было нелегко.
Я нехотя откинула одеяло, прогоняя остатки сна, сделала глубокий вдох и громкий выдох. Об утренней зарядке естественно речи не шло — я очень устала после вчерашнего праздника. Встала и осмотрела комнату на наличие тапочек. Их не было. Да и не удивительно. Произнесла вслух:
— Мои тапочки, вы где? — чем вызвала глубокое удивление Томоэ и с громким воплем: — Выйди, я буду одеваться! — попыталась прогнать нахального блондина из комнаты.
— Да что я там не видел. Ладно, я пошёл, но если ты через десять минут не явишься на кухню, я завтрак заново разогревать не буду, — буркнул лис и нехотя удалился.
Пригладив волосы, я наспех натянула на себя белую кофточку и чёрную юбку, и нехотя побрела умываться. И чего ж он такой раздражённый с утра? Вот заняться ему как будто нечем… Ну да ладно, со всеми такое бывает. Полусонная прихожу на кухню. На столе как всегда вкусный завтрак с наличием ненавистных грибов шиитаке. Так, посмотрим что тут у нас? Мисо суп, тамагояки и парочка рисовых шариков.
— Ммм… Вкуснятина. Спасибо Томоэ! Только вот эти грибы явно тут лишние.
Томоэ сделал вид, что не услышал. Кто знает, может от смущения, а может из безысходности он вёл себя так. Не знал, что делать со своими чувствами и чувствами этой девушки. Не знал, или не хотел попробовать полюбить? Нет, он тоже любил, но любил по своему. Вот только он прекрасно знал, что если он откроет ей свои чувства, то ничто не изменится. Ему предначертано прожить вечность, ей же — каких-то шестьдесят лет. Да, любовь человека и ёкая невозможна. Не зря же она — самый большой запрет в Мире Духов.
***
Я снова погрузилась в свои мысли, а когда закончила завтрак, решила развеяться во дворе, перед генеральной уборкой. Но сделать этого мне не дали. Выйдя во двор, я застала Томоэ и Мидзуки спорящими из-за какой-то мелочи. Оба блондина были явно не в духе, но это не помешало мне. Я кинулась разнимать эту парочку:
— А ну сейчас же перестаньте! — тоже мне разошлись не на шутку…
— Охайо, Нанами. Как выспалась? — заботливо спросил Мидзуки.
— Спасибо пижама, которую ты мне подарил накануне согревала меня всю ночь, — надеясь задеть чувства Томоэ, ответила я.
— Я же просил не надевать её, — вмешался блондин-ушастик. — Ещё раз увижу — испепелю! — приходил он всё больше в ярость, а его голос становился всё более громким.
— Но, в отличии от тебя, Миздуки мне хоть что-нибудь подарил! — воскликнула я напрочь забыв, что Томоэ подарил мне ту прекрасную заколку.
В тот момент я хотела вызвать в нём хоть какие-нибудь чувства, заставить его ревновать.
— Нанами, зачем тебе нужна какая-то пижама, если у тебя есть я? — сказал мне хранитель. — Я могу согреть тебя, если ты только попросишь.
— А при чём здесь это? Если тебе не с кем провести ночь, иди вон к Тануки! — выпалила я.
Эти слова, словно острый нож вонзились глубоко в сердце Томоэ. Но он сделал вид, что это его ни капли не волнует. Правда, в поведении ёкая читалась ревность, смешанная с желанием поджарить «эту-противную-белую-змею» на шампуре. Тем временем Мидзуки не терял возможности подобраться ко мне, радуясь, что я слегка обиделась на Томоэ.
— Нанами, ты прекрасна, как цветы сакуры, а твои губы… — разошёлся змей.
Но Томоэ не дал Мидзуки договорить: привычным пинком он отправил того в полёт метров эдак на пять от храма, бросив ему вслед парочку колких слов. Но на этом перепалка не закончилась. Как только я решила покинуть двор храма, лис вспомнил обо мне. А я так надеялась, что смогу избежать работы в храме. И тихонечко смыться.
— Нанами, ты всё ещё неопытна как божество, иди попрактикуйся, может хоть силёнок прибавится, — заметил ёкай с издевательской улыбкой.
— Почему ты так груб со мной? И это после всего, что со мной произошло, между нами произошло? Да ты просто бездушный чурбан! Так, ты мне уже порядком надоел, я ухожу и не жди меня до вечера.
Я, потеряв терпение, бросилась к выходу и, натянув кое-как джинсовый пиджак, бережно выстиранный и отутюженный самим лисом, опрометью кинулась прочь из храма. Парень не успел меня остановить, да и ему не до того было. Хотя он мог бы. Но, видимо, ему на всё наплевать, на меня наплевать… Тем временем Томоэ затеял драку с Мидзуки, виня его во всём произошедшем.
— Это ты во всём виноват, змеёныш, — отвешивая мощный подзатыльник Мидзуки сообщил Томоэ.
— Томоэ, — задал змей вдруг неожиданный вопрос, проигнорировал такое заявление, —, а как бы ты относился к Нанами, если бы она была бессмертной и имела огромную силу, во много раз превосходящую твоё пламя?
Получив привычный пинок под зад, Мидзуки замолчал, а лис снова погрузился в размышления. В этот раз слова змеёныша звучали не как бред или насмешка, а как горькая правда, которую он всё-таки не принял. Но эти слова заставили парня задуматься.
***
Этот вечер Томоэ провёл сидя на крыше храма. Он всё размышлял, думал о том, что же на самом деле значит для него неуклюжая человеческая девчонка. Он не мог понять себя. Не мог простить, что всегда так груб с ней. Вы скажете: Совесть. Да при чём тут, спрашивается, совесть? Он просто потерял свою способность привязываться к кому-либо. Он больше не доверяет никому. Старые раны ещё болят, а новых он избегает.
