Осколки

Винсент не слишком любит коротать ночи в одиночестве. Слишком много мыслей и полузабытых детских воспоминаний лезут в голову… Если бы можно было, как Гил, отбросить их все – наверное, стало бы легче. Но ему – нельзя. Потому что кто-то из них должен помнить, хранить в себе все, что происходило в те дни – и счастливое, и нет. А ещё потому, что тогда он забудет и о своей цели – той, что давно стала единственным смыслом жизни. Сделать брата счастливым… Хоть кого-то он, «ребенок, приносящий несчастья», сможет сделать счастливым? Как бы глупо это не звучало? Ведь непременно должно быть то самое «исключение из правил». А пока цель его ещё далеко, он будет приветливо улыбаться и любезничать на приемах с разряженными светскими пустышками, шептать на ухо очередной пустоголовой красавице сладкие комплименты, заставляя лицо той вспыхивать румянцем. А потом они все идут за ним под покровом ночи, а кто-то и ведет за собой. Переполненные волнением и счастьем от того, какую великую жертву приносят во имя любви. Череда напыщенных дур, мнящих себя особенными. На деле каждая – одна из многих, тех, что можно выбросить из памяти под утро. Да и те не останутся в долгу, и, пострадав чуток, тут же найдут новые объекты воздыханий. Просто один из способов скоротать темное мрачное время до рассвета. Но есть – другие. Чуточку ярче и чуточку интереснее. Те, кто не уходят ни из жизни, ни из памяти. Непредсказуемые, странные, слегка безумные… Такие разные, но при этом такие одинаково другие, отличные от кого бы то ни было. Лотти Баскервиль похожа на дикую вишню. Нежно-розовые воздушные цветы с тонким ароматом, что-то изящное, хрупкое, невесомое… И темно-красные, словно кровь, ягоды, сладкие и терпкие, прячущиеся высоко в ветвях. Только шипов не хватает для пущей недоступности. Ночь с ней – словно взаимная попытка убийства, по-другому и не скажешь. Любимые ножницы оставляют на белоснежном девичьем теле рубиновые тонкие порезы, но и Шарлотта не остается в долгу – её укусы и царапины носят совсем не игривый характер, а нож как-то всегда оказывается под рукой, так и норовя украсить противника парой алых разводов. Тускло сверкающие во тьме стальные клинки встречаются с хрустальным звоном, нагреваются от разгоряченных полуобнаженных тел, на перепачканных кровью лицах сверкают одинаково безумные улыбки. Острие ножниц со свистом вонзается в подушку в паре сантиметров от лица девушки, но она даже не вздрагивает, лениво рисуя на открытой шее Винсента лезвием тонкую линию. А затем их губы встречаются в горячем, жадном поцелуе со вкусом соли и железа. Это – их общее безумие, маленькая тайна, что навсегда останется за семью замками. Шум – другая. Она – фарфоровая хрупкая кукла с белоснежной фарфоровой кожей. На первый взгляд чуть более человечная, чем без эмоциональная Эхо, но это лишь иллюзия. Потому что Винсент знает, что там, в глубине ледяных глаз, пылает лишь безрассудная жажда крови, безотчетная, всепоглощающая, словно природный инстинкт. А ещё – не менее безумная, абсолютная одержимость его собственной персоной. Откуда она взялась в этом странном создании, что так привлекло её в нем? Не отблеск кровавого пламени Сабриэ ли в непроницаемых глазах разного цвета? Винсент не знает, да и, признаться, не слишком интересуется. Но ему нравится покорность самой неуправляемой из Баскервиллей, то, как вспыхивает на бледных щеках слабый румянец, когда его губы касаются тонкой девичьей шеи, нравятся её безграничная готовность отдать всю себя во власть его рук… Его маленькая послушная кукла… И то, что её цепь делает и её саму кукловодом, ещё больше забавляет. «Марионетка, которая управляет марионетками – что может быть страннее?» - с усмешкой думает он, глядя сверху вниз на безмятежно спящую девушку, завернувшую обнаженное хрупкое тело в его плащ, прежде, чем неслышно выйти из комнаты, прикрыв за собой дверь. Скоро проснется Эхо… Интересно, как много помнит она из их ночей? С Адой Безариус все… сложнее. С самой первой случайной встречи эта наивная недалекая девочка с такими до боли знакомыми глазами раздражает. Дико, до дрожи, до желания немедленно стереть с хорошенького девичьего личика эту безмятежную улыбку, погасить этот ослепительный свет, сломать, уничтожить… Лишь бы не видеть этих солнечных лучей в прозрачно-зеленых глазах – таких же, как и у него. Они словно видят его насквозь, пронизывают каждую клеточку тела – глядя в них, Винсент почти слышит такой знакомый мягкий голос, что с грустью спрашивает у него «Что же ты наделал?». И он в ужасе замирает, не зная, что ответить на этот, казалось бы, простой вопрос. Почему, почему эта избалованная принцесска живет, смеется, танцует, в то время как тот, чьи глаза смотрят с её лица, давно мертв? Как она смеет говорить с ним так просто, доверять ему так беспричинно и сильно, улыбаться так искренне? «Непростительно!» - звучит в голове уверенная мысль, и Винсент чуть сильнее, чем нужно, сжимает ладонь Ады. Девушка слегка вздрагивает, непонимающе глядя на него снизу вверх, и он, опомнившись, ослабляет хватку, натягивая на лицо вежливую улыбку. «Сегодня вы очаровательны, мисс» – негромко шепчет Винсент в сразу же покрасневшее ушко, как бы невзначай касаясь его губами. Рука медленно скользит по тонкой девичьей талии, ласково поглаживая сквозь летнее платье из тонкой ткани плоский живот, округлые бедра, поднимается чуть выше, касаясь пышной груди. Ада вспыхивает, словно мак, и торопливо перехватывает его руку. – Я… – неуверенно, прерывисто, сквозь сбившееся дыхание. В зеленых глазах отражается беспомощность и растерянность, но не страх. Неужели она и впрямь так ему доверяет? Есть ли предел человеческой наивности? – Не хотите ли прогуляться? – сам отстранившись, как ни в чем не бывало интересуется Винсент, улыбаясь самой, что ни на есть светлой открытой улыбкой, на которую только способен. – Д-да, – облегченно выдохнула девушка, явно обрадованная, что неловкая ситуация разрешилась сама собой, и покорно позволила подхватить себя под руку. Уже не замечая, как на мгновение искажается безумием лицо спутника. «Однажды… Я совершенно точно тебя сломаю» – проносится в голове почти восторженная мысль, и Винсент и довольно усмехается, вдыхая яблочный аромат длинных волос девушки. Однажды… А пока можно и просто погулять по весеннему саду, не так ли?