Притяжение

      Она так удивилась и растерялась, что даже не сопротивлялась, не попыталась остановить Драко, не выдернула руку из его ладони. Она шла за ним и думала о том, как он изменился за эти годы, наверное, сильнее всех. На целую голову выше её, узкие бёдра, а плечи такие широкие, что кажется, ещё немного, и белоснежная рубашка затрещит по швам. Им разрешили не надевать мантии, но одежда должна быть строгой: на Малфое были тёмные брюки, а рукава рубашки он закатал по локоть, жара стояла невыносимая. Гермиона рассматривала руку, державшую её, тугие мышцы и неожиданно узкое запястье, перехваченное кожаным ремёшком браслета. Длинные тонкие пальцы держали её крепко, сильно, но очень бережно, не причиняя боли, но и не отпуская. Гермиона впервые за очень долгие годы видела Драко так близко, мысли почему-то путались, наскакивали одна на другую, мешали сосредоточиться.       Наваждение рассеялось немного, когда Грейнджер почувствовала спиной прохладу камня. Они оказались в том самом тупике выручай-комнаты, где она увидела Драко несколько дней назад. Сейчас он прижал её к стене, угрожающе навис над ней, уперев руки в стену, лишив даже намёка на побег. Гермиона чувствовала затылком все неровности каменной стены, она вытянула руки вдоль тела, сжала дрожащие пальцы в кулаки. Её трясло, дрожало что-то внутри, словно желе, противными липкими мурашками покрылась вся кожа. Она глубоким вздохом попыталась протолкнуть внутрь стоявший комок в горле и решительно взглянула Драко в лицо.       Он был так близко, всего несколько сантиметров разделяли их тела. Широкие плечи, бугры мышц на плечах, расстёгнутый ворот рубашки, трогательный размах ключиц, крепкая шея. Жилка бешено и отчаянно стучала сквозь загорелую кожу. Комок в горле стал похожим на осколок льда — режет острыми гранями, мешает дышать. Гермиона попыталась отвести глаза от тонких волосков на ключицах, от пульсирующей венки, просвечивающей голубым ручейком на шее. Подняла глаза, скользнула взглядом по упрямому подбородку, по точёным скулам, гневно сжатым губам, бледно-розовым, почти бесцветным от ярости. И посмотрела в глаза Драко.       Таким бывает небо перед бурей — темно-серым, свинцовым с серебряными оттенками. Драко и сам был похож на предчувствие грозы, когда всё вокруг замолкает, тишина звенит натянутой струной, волоски на теле топорщатся, на затылке встают дыбом, а лёгкие заполняет запах свежести, неупавших капель, тяжёлых тёмных туч и озона. Ноги у Гермионы стали ватными, а сердце совсем остановилось, замерло, словно в ожидании грозы. И она не заставила себя долго ждать.       — Никогда не смотри на меня так, слышишь? — она впервые услышала голос Драко после стольких лет.       Низкий, густой, он тяжёлой испариной скатился по телу, свернулся тугими кольцами внутри живота.       — Как? — Гермиона смогла выдавить из себя всего одно слово.       Она с огромным трудом сдерживала дрожь, и если бы не стена, то она давно бы уже стекла бесформенной лужей на каменный пол.       — Так, как будто ты хоть что-то знаешь обо мне. Как будто знаешь меня. Словно тебе жаль. Не смей меня жалеть! Слышишь?! — он не кричал, даже не повышал голоса, чётко выговаривал каждое слово ей в лицо, обдавая щёки тёплым дыханием и чуть уловимым запахом кофе.       — Я хотела помочь, — всего в паре сантиметров от его губ прошептала она.       Вздохнула и облизнула пересохшие от волнения губы.       Это было похоже на вспышку: в одну секунду цвет глаз Драко изменился, ушла тяжесть, ярость, злость. Из свинцовых они стали светло-серыми с серебристыми бликами. Драко ухватил Гермиону за подбородок, подушечкой большого пальца провёл по губам, нажал на нижнюю, чуть оттянув её вниз.       — Ну, кое в чём ты мне точно сможешь помочь, — голос Драко стал ещё тише, слова текли как расплавленная смола, солнечной сладостью скатывались по обнажённым нервам, закручивали кольца внутри неё еще туже, сильнее.       Касание губ не было похоже на поцелуй. Ожог. Удар. Как будто электрические искры побежали по оголённым нервам, выкручивая кости, разрывая жилы, останавливая дыхание.       Драко отстранился всего на миг, но эти секунды длились для Гермионы вечно. Холодно, пусто, одиноко. Она уцепилась за его рубашку отчаянно, судорожно смяв белоснежную ткань, не отпуская. Пуговицы посыпались звонкими горошинами по камню. Сдавленный стон, и Драко прижался к ней всем телом, горячий, обжигающий. Он покрывал поцелуями, лёгкими, невесомыми, щёки, брови, закрытые глаза, оставляя горящие следы на коже. Медленно, очень медленно обвёл языком контур губ, втянул верхнюю, чуть прикусил нижнюю.       Рону очень нравилось целоваться, но для Гермионы это действие доставляло больше неловкости, чем удовольствия. Влажный язык, царапанье зубов, горячий запах изо рта. Да и всё остальное: ласки, прикосновения, близость, не вызывали ничего, кроме чувства смущения, неловкости, неудобства. Она всегда, как могла, старалась избегать этого, искренне не понимая, что так нравится Рону. Именно из–за её равнодушия, холодности они и расстались. И Рон винил во всём себя. За эти пять лет Гермиона несколько раз ходила на свидания и даже пыталась заставить себя не вздрагивать от прикосновений и поцелуев. Но потом просто решила, что все эти нежности не для неё.       Но сейчас с ней происходило что–то совсем невообразимое! Драко целовал её снова и снова, и каждый поцелуй был как прикосновение раскалённого солнца, маленькая смерть, медовое наслаждение. Умелые губы совсем не были нежными, ласковыми, Драко врывался в её рот снова и снова, прикусывал острыми зубами тонкую кожу губ, слизывал языком выступающие солёные бусинки крови, втягивал в себя то нижнюю губу, то верхнюю, вылизывал небо, прошёлся языком по зубам. Сильные руки сжимали её почти до хруста, стискивали до тёмных мушек в глазах, оставляли следы на бедрах, спине, плечах. А Гермиона только стонала, рвано, глухо, ей становилось мало этой близости, хотелось вжаться сильней, просочиться под кожу, слиться с обжигающей кровью, переплестись дыханием. Всё закончилось так же неожиданно, как и началось. Драко просто выскользнул из её рук, сразу стало холодно. Гермиона открыла глаза и встретилась с глазами цвета стали. И такими же холодными, как этот металл.       Драко стоял, привалившись спиной к стене напротив, рубашка с сорванными пуговицами распахнута до пояса. На загорелой коже, покрытой белыми полосами старых шрамов, краснели длинные царапины. Малфой дышал глубоко и быстро, пытаясь выровнять удары сердца.       — Это я?! — Гермиона одними глазами указала на алые полосы.       Возбуждение отпускало, уходило медленно и неохотно.       — О да! Ты, оказывается, горячая штучка! Я подозревал нечто подобное много лет назад. С виду такая примерная, скромная, а внутри похотливая кошка, — Драко тянул слова лениво, языком слизывая капли крови с прокушенной губы. — Я люблю таких шаловливых шлюшек, это лето может получиться не таким уж и скучным.       Обида впилась ледяными колючками, боль от унижения застучала в висках насмешливым набатом. Затаённое желание выплеснулось волной злости, бешеной ярости. Гермиона одним быстрым движением приблизилась к Драко и, широко размахнувшись, ударила ладонью по щеке. Светловолосая голова откинулась, затылок звонко стукнулся о мраморную стену, рука у девушки онемела до самого плеча. Гермиона развернулась, чтобы уйти, но Малфой схватил её за запястье и рывком прижал к себе. Одной рукой он сгрёб её волосы и, дёрнув, заставил смотреть себе прямо в лицо. Грейнджер затряслась от злости, от кипящего бешенства потемнело в глазах.       — Отпусти меня, Малфой! Немедленно! — её голос больше походил на шипение.       — А то что? Милая, ты сама предложила помощь. А что МНЕ может быть нужно от ТЕБЯ? — мягкий голос Драко мурашками скользил по позвоночнику, подогревая остывшее возбуждение.       Гермиона в панике задёргалась, пытаясь освободиться из сильного захвата. Драко усмехнулся еле слышно и разжал руки, осторожно заправил прядь волос за ухо.       — И не делай вид, что тебе не понравилось, немного грубо, быстро, хотя обычно я предпочитаю тянуть удовольствие. Но ты такая… настойчивая… требовательная. В следующий раз сделаем по-моему, договорились, крошка?!       Гермиона вздрогнула всем телом, от макушки до самых кончиков пальцев. Отрезвление было похоже на ледяной душ: что она делает?! Что она делает с Драко?! Где её мозги, что вообще происходит?!       — Следующего раза не будет, Малфой! — если бы взглядом можно было убить, то Драко уже был бы мёртв.       Гермиона ушла очень быстро, почти убежала по прохладным коридорам. Щёки пылали от стыда, обиды, унижения, а внутри, где–то совсем глубоко, засело что-то горячее, дрожащее, тягучее.       Перед тем как свернуть за угол, она обернулась. Не удержалась. Драко так и стоял, привалившись спиной к стене, распахнутая до пояса рубашка, закатанные рукава до локтей. Весь расслабленный, голова запрокинута, светловолосым затылком прислонился к каменной поверхности. Солнечный луч ласкает скулы, прикрытые глаза, пробегает по губам, на которых застыла довольная улыбка.