Para bellum

– Все было так странно, босс! Луссурия сидел в кровати, обложившись подушками одна другой меньше: помятый, бледный, даже радужная шевелюра стала какой-то блеклой. А Занзас все не мог перестать пялиться на его загипсованные руки – как он ссать-то теперь будет? – На мои удары он вообще не реагировал. И Сквало искромсал его на ленточки, а ему хоть бы хрен. Заживало – мы моргнуть не успевали. – Проиграли безоружному ублюдку, – хмыкнул Занзас. – Мусор. – Но он вел себя как Терминатор! – Даже Терминатор не выжил бы без головы. – Сквало так же сказал. Но этот псих ведь не был совсем уж слабаком, босс, – Луссурия виновато улыбнулся. Это Занзас и сам знал. Слабаки в мире мафии надолго не задерживались, Савада был досадным исключением из правил. – Он меня быстро вырубил. Но сомневаюсь, что Сквало успел его разговорить. Когда я очнулся в камере, Горетти приволок его, едва живого, и я делал все, что мог… Занзас не сразу понял, что он пытается оправдаться. Даже забавно стало – когда-то, после одной из миссий, Сквало притащился в особняк с дырой в боку и наотрез отказался от госпитализации. Что на него нашло, Занзас не знал: социофобией Сквало вроде бы не страдал, а тут – заупрямился и никого не хотел видеть. Прослушав полдня, как он орет на норовящих уволочь его в лазарет медиков, Занзас выгнал всех и послал к Сквало Луссурию. Луссурия умел находить подход там, где Занзас видел только два решения – угрожать и стрелять. Да и лечить крикливого идиота все равно было нужно. Луссурия вернулся через час и доложил, что Сквало лучше. – Он просто злится, что провалил операцию, босс. – В следующий раз с ним поедешь, – сказал Занзас. Просто так брякнул, потому что успел уже поразмыслить и прийти к выводу, что семья Винченце – то еще осиное гнездо, и глупо было позволять Сквало ворошить его в одиночку. Луссурия его слова понял как-то по-своему и стал сопровождать Сквало на каждую миссию. Как будто у него теперь появилась еще одна, особенная обязанность. – Чтобы Сквало сдох, надо очень постараться, мусор. Что дальше? Горетти не говорил, с кем собирался встретиться? – Нет. Я спрашивал, почему он не убьет нас, и он сказал, что у него есть план получше. Похоже, рассчитывал сдать нас кому-то из врагов. Занзас тихо выругался. Стоило подниматься посреди ночи и мчаться в больницу, чтобы услышать, что главного фигуранта дела придется искать среди сотен имен. Нет, это, конечно, лучше, чем ничего, но Занзас все же рассчитывал на более конкретную информацию. Хотя оставался еще Сквало. Черт знает, сколько времени он проторчал наедине с Горетти, пока Луссурия был в отключке. Мог и выведать что-то важное. Вот только доктору Вентури на этот раз не удалось вывести Сквало из комы быстро, он, в общем-то, выражался на этот счет весьма расплывчато – похоже, всерьез предполагал, что Сквало может проваляться на аппарате жизнеобеспечения не один год. Занзас в это не верил. Выйдя из палаты, он столкнулся с Койотом. Не удивился даже – странно, что Девятый сразу не прислал сюда своих прихвостней, чтобы ни одно случайное слово не осталось не услышанным. Койот, в свою очередь, даже не пытался скрыть удивление – не хмурил привычно брови, обжигал острым взглядом, словно не его увидел, а призрак покойной бабушки. Занзаса не волновало, что он там себе думает, пришла очередь старика ломать голову над ребусом Горетти. – Он что-нибудь рассказал? – вместо приветствия поинтересовался Койот. – Иди и спроси сам, – бросил Занзас. Жутко хотелось спать, акклиматизация не прошла даром. Длительное пребывание на холоде до сих пор влияло на него странно: Колыбель отзывалась на уровне клеточной памяти, и в дрожь бросало регулярно, даже там, где другие изнывали от духоты. Больница же была оснащена современной системой кондиционирования – дуло из каждого угла – поэтому хотелось сбежать отсюда поскорее. Никто не помешал бы Занзасу вернуться в особняк: если ситуация в больнице изменится, ему непременно доложат, поэтому смысла в его присутствии не было. Однако ноги сами привели в палату Сквало. Занзас в очередной за эти дни раз отметил, что Сквало как будто усох вдвое. Он и не был никогда особенно крепким с виду, такую комплекцию Занзас всегда называл «плевком перешибешь», но при этом и хиляком его назвать язык не поворачивался – несмотря на внешнюю тонкость, Сквало был крепким, сильным и тяжелым, как лось. Источенная ранами и голодом фигура на больничной койке с привычным Сквало имела мало общего. Лицо его было настолько бледным, что создавалось впечатление, будто оно просто выцвело, мимикрировало со снегом Антерсельвы. Пробравшись через кучу напоминавших цветные спагетти проводов, Занзас наклонился – казалось, что Сквало просто притворяется. Вот сейчас откроет глаза и брякнет что-нибудь вроде «Ну что, соскучился, босс?». Не притворялся. Занзас даже ладонью у него перед лицом поводил – ноль реакции. О том, что он вообще живой, говорила только запотевающая от горячего дыхания кислородная маска. Занзас устало плюхнулся в стоявшее рядом с койкой кресло. Не было бы этих бесконечных проводов, капельниц и других писклявых приборов – лег бы рядом и вырубился в момент. Со Сквало он всегда засыпал быстро. Разбуженная память мигом подкинула ворох знакомых, живых образов. Бессонные ночи, и холод, расползавшийся по телу, ледяной коркой покрывавший внутренности, запечатывавший рот. Ни закричать, ни выругаться, ни попросить о помощи. Самый жуткий кошмар. Все заканчивалось тем, что он выбирался из кровати, шел в кабинет и надирался до рассвета. Выпивка согревала, туманила рассудок, и он засыпал прямо в кресле. За этим его застал Сквало. Занзас не думал признаваться ему, даже наорал за то, что повадился врываться без стука, но тот сам как-то догадался. Стал приходить по ночам, ложился рядом, не раздеваясь. Руки не распускал, как баба какая, даже отодвинуться старался как можно дальше, но все равно тепло было. Занзас даже не сразу заметил, что кошмар отступил. А потом он все испортил. – Раз уж ты повадился сюда таскаться, чего просто так лежать, мусор? Он и не то чтобы сильно хотел, тогда даже на шлюх вставало только после того, как у них челюсть сводило от стараний. Но Сквало засопел шумно, сразу прекратив притворяться спящим, и Занзасу впервые за долгое время стало весело. – Ты это серьезно или чувство юмора потренировать решил? – А что, если серьезно – дашь? – Нахуй иди, босс. Сквало заворочался, вытягиваясь удобнее, и Занзас понял – тот не придал его словам значения. – А если прикажу? – поинтересовался он. Почему-то стало делом чести довести начатое до конца, азарт разгорелся. – Босс, тебе поебаться не с кем? Могу подкинуть пару телефонов, позвонишь, обслужат по полной программе. – Ты не ответил, мусор. Если я прикажу… Он, в общем-то, сам не знал, какой реакции добивался. Но чужая рука – сильная, уверенная – вдруг сжавшая член через трусы, заставила вздрогнуть от неожиданности. Встало мгновенно, как по команде. И странно так было – Сквало смотрел на него все время, пока дрочил, смотрел отстраненно, будто логарифмы в уме решал, только ближе к концу придвинулся вплотную, почти прижался лбом ко лбу, и тогда Занзас закрыл глаза. Ощущения стали острее, хотя казалось, острее уже некуда. Хотелось прижаться всем телом, впитать живое тепло, толкнуться в плотно сжатый кулак, но вместо этого Занзас кончил, позорно быстро, и, кажется, даже застонал. Сквало убрал руку, равнодушно обтер ее об одеяло и перевернулся на другой бок, тем самым поставив точку в размышлениях Занзаса об ответной услуге. А на следующий день свалил в эту свою чертову Японию. Занзас о случившемся той ночью думал недолго. Посмотрел на Луссурию, посмотрел на себя, понял, что желания выкраситься в цвета радужного флага и вырядиться в меха не испытывает, потребности затащить в постель первого встречного обладателя члена – тоже. А значит, все нормально. Ненормальными оказались только вернувшиеся кошмары, которые побороть удалось спустя долгих полгода. Да и то не до конца. – Простите, синьор! – медсестра с эмалированным тазиком в руках неловко переминалась с ноги на ногу. – Пора переворачивать пациента. Занзас потер заспанные глаза – не сразу дошло, чего от него вообще хотят. А когда дошло – заточило в груди отвращение напополам с гневом. Сквало встанет и всем еще задаст. Не хрен списывать его со счетов и обращаться, как с овощем. Встанет обязательно, приказа подыхать он еще не получал. Занзас вышел из палаты, напоследок оглядев склонившуюся над Сквало сестру – ничего была телка, а этот урод коматозный даже оценить не мог. На лестнице, ведущей к выходу из госпиталя, затрезвонил мобильный. Песня про деньги. Маммон. Занзас вздохнул – планы отоспаться как следует, похоже, отодвигались все дальше. – Что? – рявкнул он в трубку. – Босс, я обо всем договорился. *** Блошиный рынок на Морской площади был местом, где меньше всего хотелось находиться в воскресный полдень. Горлопаны-торговцы, стенды с книгами и антикварной рухлядью и толпы туристов. Занзас привык вести переговоры в менее людных и более комфортных местах, но Верде трудно было упрекнуть в отсутствии умения конспирироваться. – Синьор, не хотите купить игрушки детям? Женщина-индуска, призывно улыбаясь, обвела взглядом деревянные куклы, разложенные на красном покрывале, прямо на земле. Занзас полез в карман за бумажником – неплохая месть двум мелким выскочкам, по вине которых жаркое из баранины дожидалось свидания с ним уже битый час. – Лучше купи канноли, – пробормотал Маммон и нехотя добавил, – пап. Занзас только виновато развел руками – дети, творят, что хотят – и женщина понимающе кивнула, хотя и не слишком-то пыталась спрятать разочарование. Маммон убежал вперед – никак, обиделся – и Занзас нагнал его в ближайшей траттории. – Говорил же, надо было скрыть нас иллюзией, – бросил Маммон, как только они устроились за самым отдаленным столиком. – После твоих иллюзий меня тошнит, – заявил Верде. – А так как ты заинтересован в этой встрече больше меня, соблюдай мои условия. – Я бы с удовольствием не видел тебя еще лет эдак… сто. Общение по скайпу меня полностью устраивало. – Заткнулись оба, пока не пристрелил, – пресек обмен любезностями Занзас. Место ему не нравилось, пицца здесь по вкусу напоминала картон, напитков крепче пива не продавали, и хотелось свалить как можно скорее. – Не нужно угрожать, синьор Занзас, – улыбнулся Верде. – Неужели вы думаете, я пришел бы на встречу с таким человеком, как вы, без подстраховки? Занзас усмехнулся. Он не удивился бы, даже узнав, что каждый булыжник в Палермо начинен какой-нибудь суперсовременной технической новинкой в части оружия, чтобы маленькому человечку было спокойно в большом городе. – Знаешь, зачем я позвал тебя? – У меня есть кое-какие догадки, – ухмылочка у Верде, похоже, приросла к лицу. – «Берсеркер», я прав? Занзас кивнул и заказал у проходившей мимо официантки бутылку минералки. – Я слышал, что вы потеряли много людей, но мне все равно жаль, что меня там не было. Нет ничего приятнее для творца, чем видеть свое изобретение в деле. – Он впечатляет, – согласился Занзас. – Еще бы, – гордо сказал Верде. – Я создавал его на основе пламени Солнца, и он обладает уникальными свойствами по усилению клеточной регенерации. Жаль, что разработку прикрыли, она могла бы стать настоящим прорывом… Занзас шумно зевнул. Маммон понял, что пора брать дело в свои руки. – Сколько? Верде удивленно замер, на долю секунды выражение его лица изменилось, но улыбка вернулась мгновенно. – Гильермо Горетти украл все экспериментальные образцы. Из-за прекращения финансирования сделать новые у меня нет никакой возможности. Мне очень жаль, синьор Занзас. Это был блеф чистой воды, и Занзас изучил Верде достаточно хорошо, чтобы понимать – сейчас тот просто набивает себе цену. – Если дело в сумме – просто назови ее. – Это был приказ Девятого… – Мы оба знаем, что ты не откажешься от денег, а я не уйду отсюда с пустыми руками, – Занзас наклонился вперед. – Так что не тяни время, говори, сколько. Вздохнув, Верде вытащил из нагрудного кармана ручку, взял со стола салфетку и быстро начеркал на ней число. Длинное. Шестизначное. – Это грабеж, – прочитал записку Маммон. – Остался всего один экземпляр, – невозмутимо ответил Верде. – Я не могу продешевить. – Рано или поздно я тебя убью и заберу свои деньги. – Закончи здесь, – устав слушать перепалку, сказал Занзас и поднялся из-за стола. – Вы не пожалеете о своем приобретении, – бросил Верде ему в спину. Занзас и не сомневался. Усевшись в машину, он вырубил надрывавшийся кондиционер и прикрыл глаза. Вечером порция власти, которой добровольно лишился Девятый, будет у него в руках. Хоть одна хорошая новость. Уже на полпути к особняку мобильный, валявшийся на соседнем сидении, завибрировал. Увидев имя звонившего, Занзас включил громкую связь. – Чего тебе, Бел? – Сквало очнулся, босс.