Начало.

В этой чудовищной по своей жестокости войне Максимус принял боевое крещение. Испытывал ли он страх перед неизвестностью или хотя бы опасение? Сложно сказать. Скорее, последнее. Нет, он волновался вовсе не за собственную жизнь, но, прежде всего, за исход предстоящих сражений. От того, выиграют ли их римляне или варвары, зависело очень многое, едва ли не всё. Если победу одержат войска Цезаря, это ещё больше укрепит могущество Империи, если же гунны, - Рим будет стёрт с лица земли, да и не только Рим, а всё и все, кто встретится на их пути. Его мать и отец… Сотни, тысячи других матерей и отцов, братьев и сестёр, жён и возлюбленных падут под безжалостной рукой озверевших палачей. Нет, нельзя этого допустить! Рим должен победить, и он победит, чего бы это ему ни стоило! - Как ты чувствуешь себя перед первым в твоей жизни сражением, Максимус? – спросил Марк Аврелий юношу. - Не знаю, государь. Я волнуюсь за исход боя, ратую за победу Империи. - А твоя жизнь? Ты о ней не думаешь? Ведь ты же можешь погибнуть! - Значит, такова моя Судьба. - Неужели тебе не страшно умереть в семнадцать лет?! – ещё сильнее удивился император. Максимус покачал головой. - Нет, не страшно. Если моя гибель поможет кому-то спастись, значит, она не была напрасной. Я люблю жизнь, но, если возникнет в том необходимость, не задумываясь, расстанусь с ней во имя общего дела. Марк Аврелий долго смотрел в его глаза, пытаясь понять этого паренька. Уж не сумасшедший ли он?! Да разве можно не бояться смерти и ещё в таком возрасте?! Максимус спокойно выдержал взгляд императора. Нет, он не сумасшедший, это точно. Просто говорит то, что думает. Поистине, этот мальчик был самым необычным человеком из всех, кого довелось знать Цезарю на своём веку. Юный, беззаветно храбрый, умный, неотразимо-обаятельный, - он влёк к себе людей, но, похоже, даже не имел представления о том, сколь сильно действует его харизма на окружающих. А если бы он об этом знал? Всё равно остался бы равнодушен к собственной популярности. Зазнайство явно не свойственно его натуре. Да… А Коммод… Цезарь тотчас же поспешил отогнать неприятные мысли о сыне. Марк Аврелий отдал приказ войскам занять боевую позицию, потому что на пригорке, неподалёку от них, уже стоял неприятель. - Максимус, скажи напутствующее слово нашим бойцам, - обратился правитель к юноше. Тот понятия не имел о том, что он скажет легионам, но не выполнить просьбу Цезаря не мог. Выехав вперёд, он остановился перед римлянами и заговорил удивительно спокойно, с чувством достоинства и одновременно гордости за прекрасных бойцов, выстроившихся перед ним ровными шеренгами: - Друзья мои, сегодня нам предстоит стать свидетелями и участниками поистине знаменательного события. От исхода этого сражения зависит как Будущее всей Империи, так и наше собственное. Не дайте варварам возможности победить, деритесь до последнего вздоха, до последней капли крови, но одержите верх над врагом, потому что, кроме нас, нашу Родину защитить некому. Братья, сплотите ваши ряды, стойте плечом к плечу со мной и нашим императором, и ничего не бойтесь, ибо страх – уже половина проигрыша! По мере того, как Максимус произносил свою речь, его небесно-синие глаза разгорелись ещё ярче, взгляд заметал молнии, мышцы лица и тела напряглись, - ни дать ни взять настоящий Аполлон, снизошедший к простым смертным с самого Олимпа! Обладая изумительной совершенной красотой, сейчас юноша стал ещё прекраснее, если только возможно быть лучше, чем сотворила его Природа. Цезарь любовался Максимусом, не в силах отвести от него взгляда. Вы только посмотрите, как уверенно он произнёс эти нехитрые и в то же время такие важные слова! Словно наперёд знает, что Рим победит, точно это сражение уже выиграно! И по лицам солдат видно, что они ему верят и пойдут за этим мальчиком хоть на край света! Битва между гуннами и армией Марка Аврелия происходила, как уже упоминалось ранее, в местечке, именуемом Овечьим Логом. Кто дал ему такое название и почему, оставалось загадкой, ибо здесь никогда не видели ни одной овцы или хотя бы пастуха. Возможно, когда-то, в незапамятные времена, какой-нибудь странник, бывший в Прошлом пастухом, испытывая ностальгию по родным местам и занятиям, оказавшись в этих краях, решил назвать место Овечьим Логом. С тех пор минуло не одно столетие, но наименование так и сохранилось. Пейзаж здесь был довольно суров и начисто лишён даже намёка хоть на какое-то разнообразие. Песок, камни да скудная пустынная растительность, представителями которой являлись кактусы, перекати-поле и выросшая кое-где серая от пыли чахлая травка, - вот и весь наряд. Да, не совсем подходящая картина, достойная кисти художника, зато отличное место для боя, где далеко вперёд можно всё отлично разглядеть. Почти полное отсутствие возвышений, за исключением одного - двух небольших холмиков, позволяло враждующим сторонам прекрасно видеть друг друга. Цезарь подал сигнал к наступлению и первым ринулся вперёд, Максимус за ним, увлекая за собой остальных воинов. Они устремились навстречу варварам, нёсшимся на римлян с дикими звериными воплями. Всё смешалось: люди, кони, оружие. Казалось, земля перевернулась и закрыла собой солнечный свет. Пыль, выбиваемая копытами лошадей и ногами солдат, взлетала в воздух гигантскими столбами, смешиваясь с кровью и оседая на одежде и доспехах дерущихся. От криков, раздававшихся с поля брани, можно было оглохнуть. Создавалось ощущение, что не две противоборствующих армии, а два титана сошлись друг с другом для смертельной схватки. Много раз Максимус оказывался в самой гуще подле Цезаря, не единожды спасал ему жизнь, рискуя собственной. Казалось, паренёк неуязвим для вражеских мечей и копий. Ещё ни одно из неприятельских орудий не попало в юношу, в то время как немало варваров сразила его рука. Сражение продолжалось более пяти часов и окончилось победой римлян. Вечером, совершив осмотр своих войск, император поблагодарил всех за славную битву, столь важную для их Родины. После чего, подойдя к Максимусу, вывел его из общего строя и протянул меч с рукоятью, выполненной из слоновой кости и украшенную золотом. - Прими этот меч, Максимус. Сегодня ты доказал, что являешься храбрейшим воином из всех, кого я когда-либо знал. Я не ошибся, выбрав тебя, ибо ты воплотил в себе то, что я всегда ценил в человеке и бойце. Ты, как никто иной, достоин этой награды. Юноша принял меч и безмолвно поклонился Марку Аврелию. Он не умел шумно и прилюдно изъявлять свою признательность, но этот молчаливый поклон был для Цезаря ценнее всех слов благодарности вместе взятых. Часть императорских войск с триумфом вернулась в Рим, многие же воины остались охранять границы Империи от нового нашествия грозного неприятеля. По случаю грандиозной победы над таким опасным врагом, как гунны, был устроен великий праздник, пышно отмечавшийся во всей Империи; в каждой провинции, в каждом городе, каждой деревне шли гулянья. Люди веселились, как могли. Максимус, испросив разрешения у Цезаря, утром решил отправиться домой, повидать родителей. Шутка ли сказать, ведь он не был в родных краях уже пять лет и ничего не знал о жизни своей семьи! Юноша собрался раньше лечь спать, чтобы выехать с рассветом. Сняв одежду, он уже хотел потушить свечу, стоявшую на столе у окна, но услышал какой-то шорох в комнате и насторожился. - Кто здесь? – спросил, беря со стола кинжал и приготовившись дать молниеносный отпор неизвестному, закравшемуся в его покои. - Это я, Максимус, - ответил полумрак голосом дочери Марка Авврелия. У юноши ёкнуло сердце. - Луцилла?! Что ты здесь делаешь?! - А разве обязательно должна быть какая-то причина, чтобы я могла приходить к тебе? Ты ведь не поздоровался со мной, когда приехал. Это, по меньшей мере, невежливо с твоей стороны, - она улыбнулась, приближаясь к нему, - Я скучала. Максимус с силой вдохнул и выдохнул воздух. - Луцилла, прости, но… будет лучше, если ты уйдёшь. - Тебе что, так неприятно видеть меня?... - Нет… Просто ты выбиваешь меня из колеи. Нам не стоит встречаться больше, это ни к чему хорошему не приведёт. - Ты опасаешься неприятностей, которые могут принести эти встречи нам обоим? Но ведь никто о них не знает. - А если о чём-то подобном станет известно твоему брату, это может навредить тебе, а я такого не хочу. - Коммод ни о чём даже не догадывается, иначе меня бы здесь не было. Максимус молчал, устремив взгляд в окно. По его лицу было заметно, что юноша пытается решить сейчас какую-то невероятно трудную для себя задачу. Луцилла подошла к нему вплотную и нежно коснулась кончиками пальцев его волос. - Посмотри мне в глаза, Максимус. Он повернул голову и взглянул на неё. - Тебя что-то мучает… Что с тобой? - Ничего, - глухо ответил он. - Неправда. Я знаю это наверняка, потому что лгать ты совершенно не умеешь, глаза тебя выдают. - Как видишь, твои старания ни к чему не привели, из меня вышел никудышный актёр. - Мне кажется, что в Театре Жизни актёров более чем достаточно, не хватает просто обычных зрителей. - Которые воспринимают их игру, как должное, и считают их мастерство непревзойдённым, - грустно произнёс Максимус и вздохнул. - Но, не будь зрителей, не было бы и актёров, верно? – сказала девушка, затем, после минутного молчания, промолвила, глядя юноше в глаза, - Я тебя люблю! Луцилла, затаив дыхание, ожидала реакции Максимуса на свои последние слова. Если он вновь прогонит её, она уйдёт и больше никогда его не увидит. (Сколько раз дочь Марка Аврелия давала самой себе такой зарок, но следовать ему оказалось для неё не по силам). Он уже неоднократно отвергал Луциллу, по крайней мере, делал это словесно, хотя она прекрасно понимала, что Максимус говорит неправду. Если и сейчас он скажет, что не любит, ей придётся оставить его, иначе подобное уже станет унижением, а дочь Цезаря, при всей своей громадной любви к юноше, никогда не опускалась до унижения. Не дойдёт она до этого и теперь. Максимус проглотил подступивший к горлу ком и ответил дрогнувшим голосом: - Уходи, Луцилла, прошу тебя! Девушка повернулась и убежала прочь. Её душили слёзы, но она не могла себе позволить расплакаться перед ним. Только оказавшись в своих покоях, Луцилла дала себе волю и разрыдалась. Ну, почему она дочь императора, а не какая-нибудь деревенская девчонка из простой семьи?! Почему?! Но, понемногу успокоившись, Луцилла поняла, что, не будь она дочерью Марка Аврелия, возможно, они с Максимусом никогда бы не встретились. Ещё неизвестно, что хуже: не знать любви совсем или быть отвергнутой любимым человеком… Скорее всего, первое… Карреро нисколько не изменилось. Те же ветхие домишки, та же неспешная жизнь, те же деревья у обочины просёлочной дороги, приветствующие путников, помахивая ветвями на ветру. В самом деле, а что тут должно было перемениться? Так здесь жили задолго до него, так будут жить, очевидно, после него. Всё в деревне меняется нехотя, это, своего рода, стоячая вода, которую иногда всколыхнёт зыбь бриза, да и то ненадолго. Сами люди под стать этим местам, такие же неторопливые, спокойные и… одинаковые. Одинаковые в своих проблемах и радостях, даже в своих мыслях. Ещё издали завидев сына, верхом приближавшегося к дому, Отилла бросилась к нему. Максимус спешился и поймал в объятия мать, залившуюся слезами. - Максимус, родной мой, это ты! - Ну, ну, мама, успокойся! Я с тобой, всё будет хорошо! - Конечно, раз ты приехал насовсем! Но юноша не собирался возвращаться домой навсегда. Он не хотел сейчас расстраивать Отиллу, поэтому промолчал. - А где отец? – спросил Максимус, подходя к воротам их усадьбы, - Я пока не встретился с ним. Он уехал? Женщина вновь разрыдалась, на этот раз горько. - Твоего отца больше нет с нами, сынок! Юноша остановился и тревожно спросил: - Почему? - Он был убит прошлой зимой на охоте. Его разорвал медведь. Я с трудом смогла узнать тело, когда Марка принесли сюда. О, Максимус, что же я буду делать, если ещё и ты меня покинешь?! Он молчал, не зная, что сказать, как утешить свою несчастную, убитую горем мать. Известие о смерти отца повергло юношу в угнетённое состояние. При всех несовершенствах Марка Максимус любил его, ведь это был его отец. Даже, если он не образец, это лучше, чем совсем его не иметь. - Я хочу побывать на его могиле, - попросил юноша. - Она в нашем саду. Можешь пойти туда, когда пожелаешь. Так наш герой и поступил. Не заходя в дом, он отправился вглубь большого яблоневого сада. Пришлось бродить довольно долго, прежде чем он увидел скромный белый камень под одним из деревьев. Хотя на камне не было никакой надписи, Максимус понял, что нашёл то, что искал. В самом деле, откуда здесь возьмётся другое надгробье? Опустившись на колени, юноша трепетно коснулся камня губами. - Здравствуй, отец! Я знаю, ты не можешь видеть меня, но сможешь услышать. Я вернулся домой, правда, ненадолго. Мама думает, что я приехал совсем, и пока я не хочу говорить ей об этом, её утрата и без того тяжела, чтобы ещё добавить ей печали. Жаль, что меня не было здесь год назад, и я не смог попрощаться с тобой. Возможно, мне бы даже удалось предотвратить твой ужасный уход. Но теперь понимаю, что возвратился слишком поздно и тебе, да и маме, ничем нельзя помочь. Какое страшное слово «ничем»! От него веет безадёжностью. Тебе, вероятно, будет интересно узнать, осуществились ли твои замыслы в отношении меня? Да, осуществились, - Максимус грустно улыбнулся, - Теперь мне доверили командование целым легионом римских воинов. Они верны мне. Это очень мужественные люди, по крайней мере, большинство их. Мы уже одержали несколько славных побед в сражениях с варварами. Но меня не радует эта слава. Если бы ты знал, до чего мне надоело воевать, как хочется спокойной мирной жизни! Чтобы у меня был собственный дом, а рядом – кто-то, кого любишь, и кто любит тебя. Не знаю, возможно, желания эти – утопия, может быть, они – всего лишь глупые сантименты, но я обычный человек и мне будет очень трудно обойтись без таких простых, но таких важных вещей: дом, семья… Вздохнув, юноша поднялся с колен и, постояв ещё минуту в молчаливом раздумье, пошёл прочь. Несмотря на то, что Максимус был в родных краях, его грызла тоска. Тоска по Риму, по обществу Цезаря… и по Луцилле, хотя он упрямо пытался отмести самую мысль о ней.