Черно-белое кино

- Вы когда-нибудь чувствовали боль? – она сидит напротив него, сложив руки на коленях и сжимая край длинной до колена серой юбки. Это первые её слова за весь час, который они просидели, не промолвив и слова. Лишь короткое приветствие вырвалось из его уст, когда он увидел её на пороге. В кабинете стояла нагнетающая неловкость, которая давила на каждого, пытаясь расплющить их, пытаясь задушить. И Гарри неуклюже и удивленно кашлянул, когда она спросила его. Он чувствовал, как стыд собрался в комок у него в горле, когда он ей ответил: - Что, прости? - Боль? Вы когда-нибудь её чувствовали? ‘Да, вчера. Когда ты выкрикнула «ненавижу» и оттолкнула меня.’ - Физическую или душевную? - И физическую, и душевную. - Физическую – давно, в детстве, когда мой… хм… Не думаю, что тебе это надо знать. - А душевную? Гарри чувствовал себя пятилетней девочкой. Или еще лучше – пациентом психолога. - Душевную боль я чувствовал вчера, когда… - Это здорово. - Что, прости? – Гарри сморщил нос. И уже во второй раз этот вопрос висит в воздухе. – Здорово? - Да. Если ты чувствуешь боль, значит ты живой. А это, по-моему, здорово. – На её устах полуулыбка. – Или я ошибаюсь, как и на счет смерти? - Нет, - он долго и пристально смотрит на нее. – Наверное, ты права. Опять тишина. Но почему-то Гарри больше не чувствует неловкость. Может потому что их разговор отвлек его от мыслей о вчерашнем. Или её светло-карие глаза заворожили его, и теперь он утопает в них. - А ты… Ты когда-нибудь чувствовала физическую или душевную боль? - Луи. Знаете, Луи был таким жизнерадостным. Эта жизнь вытекала из него, переливаясь через края. Он выплескивал все это наружу. И, наверное, все были этому рады. Но только не я. Его любовь ко всему живому ужасно надоедала и пугала меня одновременно. – Гарри понимал, что она не переводила тему. И, скорее всего, она произнесет кое-что важное сейчас. В этот момент. – Но я все равно любила его. Странно, да? Гарри не отвечает, лишь кивает головой и крепко сжимает челюсть, так что видны жилки на его скулах. - Он душил меня своей любовью к жизни. Понимаете? Он мог ответить любовью ко всему: людям, животным, природе… но только не мне. Лишь меня он не понимал так же, как и я его. Знаете, как жизнь и смерть. Такие разные, но при этом совершенно не могут существовать без друг друга. Только он этого не понимал. Когда он узнал, мою любовь к нему, он меня ударил. – Гарри широко раскрывает глаза, смотря на неё. – Он избил меня до полусмерти. И когда он уходил, он сказал, что я странная. Он сказал, что мое место – психушка. И что меня никогда не должны оттуда выпускать. Это было очень больно. Как вы думаете, эту боль отнести к душевной или физической? - Почему он так поступил? – Гарри сидит, сжимая руками подлокотники, так что его ногти продырявили материал на них. - Не знаю, - она улыбается, словно секунду назад рассказала анекдот. – Но за день до всего этого с ним разговаривал Роджер в его кабинете. Он вышел оттуда таким напуганным, и когда я пошла его успокоить и спросить, что случилось, то он меня послал… к чертям. Это было первый раз, когда он сказал плохие слова. - Роджер… Думаешь, он что-то ему сказал? - Не знаю, - она снова улыбается. – Ну же, мистер Стайлс, к какой боли это нужно отнести? Гарри проглатывает слюну, стараясь не закричать. Не закричать от жалости к этой девушке. К этому ребенку. - Физической… - Тогда, давайте считать, - она сгибает палец на правой руке. – Физическая боль – 1. Душевная – 0. - Будут еще? Она улыбается, так и не ответив на вопрос, и начинает свой следующий рассказ. - Ви-ви. Ох, она была такой милой. Её блеск в глазах и улыбка на губах. Это самое прекрасное, что я видела на этом свете. Мы вместе проводили очень много времени. Но, с Мери она проводила его еще больше. На ланчах, в библиотеке, на уроках. Она была с ней всегда и везде. Это так раздражает. У меня случались приступы… - Приступы? - Да, мне хотелось кого-нибудь ударить или еще того хуже… убить. Это было страшно, и я боялась. Боялась саму себя. В тот день, когда… Ви-ви исчезла из мира живых, приступы закончились. И я больше не боялась саму себя. Но в то же время, я чувствовала боль. Словно Ви-ви навсегда ушла. Знаю, что она здесь, рядом с нами и, наверное, чувствует ненависть ко мне… из-за того, что я чувствовала и облегчение, и боль, когда она умерла. Странно? Гарри снова не отвечает. Он чувствует, как это слово начинает ему надоедать. Это слово сжигает его мозг, и он хватается за голову, но Джо словно не замечает этого. - Как вы думаете, мистер Стайлс, куда мы эту отнесем? – она поднимает левую ладонь и правую с одним сжатым пальцем. - К душевной… - И так, значит, физическая – 1, душевная – 1. - Это все? – он пытается расслабиться в своем кресле, но ничего не получается. Блокнот падает из его рук, но он даже не смотрит на него. Она снова улыбается и ничего не отвечает. - Робин, - Гарри тяжело вздыхает, когда слышит это имя. – Мой первый психолог. Он не разрешал называть его по фамилии, говорил, что так будет лучше. И я называла его Робин. Он был очень ласковым и добрым. Я чувствовала себя уютно в его кабинете, - она обводит глазами кабинет Гарри, как бы говоря, что это он и есть. – Он был мне другом… пока… - Пока? -… не надругался надо мной. Гарри чувствует, как сжимаются его пальцы. Комок становится в его горле таким огромным, что он даже чувствует подступающую тошноту. - А это, мистер Стайлс, куда мы отнесем это? Гарри не отвечает, лишь закрывает глаза и старается не потерять сознание. Нет, он не трус. И видел многое в жизни. Но то, с какой легкостью она говорит это – пугает его. Пугает её детство. Пугает её любовь к смерти. Пугает, что она может так легко открываться людям. Ну, может не всем. Может лишь ему? Его пугает в ней все. Абсолютно. И при этом, его притягивает к ней. Сильно. - Я не знаю, - шепчет он. – Я не знаю такую боль. - Ох, - она вздыхает, как будто они играли в детскую игру и она проиграла. Но это не так. Она рассказывала свое ужасное прошлое. – Может и к душевной и физической? - Я не знаю, - повторяет Гарри. - Хорошо, - она улыбается и сжимает еще по одному пальцу на каждой руке. – Значит, физическая – 2, Душевная - 2. - Джо, прости, наш сеанс окончен, - Гарри тяжело вздыхает. - До завтра, мистер Стайлс, - она улыбается, слишком сладко, и уходит. И только сейчас, Гарри понимает, что она в первый раз обратилась к нему по фамилии.