Семнадцать дней до весны

В отличие от Джеймса, у Стива есть право покидать базу в промежутках между миссиями, и это выходит ему боком. Какую лошадиную доза транквилизатора ему вкалывают, он не знает, помнит только три собственноручно свернутых шеи, прежде чем его хватают, удар прикладом, не столько вырубающий, сколько делающий мир еще более размытым, и взрыв, закладывающий уши. От новой, но редко пользуемой квартиры остаются одни руины, и он пытается ухватиться за мысль, сколько людей погребло под завалами по его вине за один факт его проживание с ним под одной крышей, а после проваливается в беспамятство. Роджерс приходит в себя, обнаруживая, что лежит связанный в каком-то подвале без окон, но на этом информация заканчивается. В помещении темно и сыро, и хватает четырех шагов, чтобы пройти от стены до стены. Зачем и кто его похитил, он не знает, но догадывается: разумеется, это ГИДРа, больше некому. Организация, потерявшая лучшего шпиона по вине Капитана вряд ли откажет себе в удовольствии заменить одного суперсолдата другим, посчитав это высшей справедливостью и равнозначной оплатой за причиненные неудобства. Тело слушается плохо, а затылок саднит, и он осторожно ощупывает рану пальцами, путающимися в пропитавшихся кровью волосах. Сил нет, и сколько ему нужно, чтобы окончательно прийти в себя, он не знает, поэтому не тратит ни минуты, прислоняясь к стене и вынуждая себя расслабиться: если его все еще не убили, значит, он нужен живым, и полчаса, потраченные на отдых и восстановление, ничего не изменят. Только Стив ошибается, потому что еще один взрыв оглушает его повторно, и каменная пыль, забивающаяся в ноздри и рот вынуждает кашлять так надсадно, что он едва не сплевывает собственные легкие. - Стив! Стив, - и это похоже на дурацкий сон, потому что ну сколько еще они будут попадать в плен и спасать из него друг друга? У Баки ошалелое лицо, а в глазах плещется столько ужаса и беспокойства, что Роджерсу даже смешно смотреть на то, как здоровый мужик несется к нему, кидаясь на колени рядом и, не зная, что осмотреть первым на предмет ранений, касается его лица. - Ранен? Идти сможешь? Нет, он не сможет идти, но Джеймс понимает это без слов. Перекидывает его руку через плечо и осторожно ставит на ноги. - Я их всех, Стив, до единого, - Роджерс решил бы, чтоб Баки плачет от облегчения, если бы не знал, что рядом с ним Солдат, но волнения в голосе Джеймса так много, что он все-таки переводит взгляд на его лицо. На испачканных пылью щеках солдата две грязных дорожки, и это больнее удара прикладом по голове. Вдоль всего коридора аж до самого выхода из одноэтажной полуразвлившейся постройки, где его держали, десятки трупов с наспех пробитыми головами и свернутыми шеями: Джеймс так боялся опоздать, что не тратил время на прицеливание и пошаговый план его спасения. И наверняка не поставил в известность Фьюри, кинувшись безоружным в неизвестность, зная только одно: Стиву нужна помощь. * О том, что у самого Джеймса два пулевых и вывихнутое плечо, он узнает намного позже: после того, как разъяренный Фьюри сообщает ему информацию о том, как Джеймс в одиночку разнес две ячейки ГИДРы, пока разыскивал данные о месте, где держали Капитана, о том, что ГИДРа, узнав в нем своего прежнего лучшего агента, открыла на него охоту, о том, как Джеймс отказывался от госпитализации и проторчал возле его палаты два часа, истекая кровью, пока врачи не сообщили, что со Стивом будет все в порядке, и только тогда согласился на то, чтобы помогли ему самому. * - Ерунда, сопляк, главное, что ты жив, - Барнс машет ему с больничной койки забинтованной рукой, и у Роджерса сжимается сердце. Идиот бросился спасать его, рискуя собственной жизнью, и Стиву нечем ему отплатить за эту верность, разве что такой же верностью, которую Солдат, несомненно, заслужил, и плевать, что это не Баки. - Не делай ничего глупого, пока я не вернусь, - просит Роджерс, поднимаясь с кресла, в котором просидел последние несколько часов, разговаривая с Джеймсом обо всем и ни о чем одновременно, с каждым словом убеждаясь в правоте и верности принятого решение. - Все самое глупое ты уже сделал, - возвращает ему привычную двум другим - бруклинским - пацанам шутку Джеймс, и Стив кивает головой, мол, нет, ты даже не представляешь, какую глупость я намерен совершить, и мы оба не знаем, что из этого выйдет. Но он выходит в двери с легким сердцем, потому что это единственное разумное решение. Желание не потерять Баки снова - что может быть естественней и правильней? * - Я не буду тебя отговаривать, - Фьюри краток и серьезен, но по его лицу видно, что идея Стива кажется ему разумной. - Просто знай, что будет больно. Ему вставляют капу между зубов, чтобы он не откусил собственный язык, и это подтверждает тот факт, что будет действительно больно. Я это заслужил, думает Стив напоследок, а после в голове не остается ничего, кроме блаженной пустоты, облегчающей бесконечную, уместившуюся в нескольких секундах агонию. * Утро понедельника начала мая хмурое и пасмурное, и мелкий моросящий дождь, выгнавший случайных зевак и туристов, оставляет их с Арлингтонским кладбищем наедине. - Не могу поверить, что они это сделали, - Джеймс натянуто улыбается, и только глаза, мазнувшие по датам, набитым на плитах - "1917-1945" и "1918-1945" - грустные и непроницаемые. - Людям нужно место, куда приносить цветы, - пожимает плечами Стив, разглядывая пышные букеты, завалившие землю возле его собственного надгробия, а после уходит, не оборачиваясь. Джеймс замирает еще на доли секунд над плитами с их именами, прежде чем отправиться за Стивом. Он нагоняет его со словами: - Просто не могу поверить, что кто-то из нас действительно мог оказаться здесь, а другой бы приходил и нарушал вечный покой своими тупыми слезливыми речами, - он пытается пошутить, но Стив кладет руку ему на плечо в ободряющем жесте, чувствуя чужую печаль и пытаясь ее уменьшить. - Я не знаю, что бы я делал, погибни ты на том беспилотнике, - но выходит откровенно хреново, потому что он говорит то, что делает этот дерьмовый разговор еще грустнее, и теперь Баки приходится его утешать. - Мы живы, малец, и это главное. Джеймс Барнс, двадцать семь лет, не женат. Он не станет Барнсом по-настоящему, пока я не забуду о том, что Баки погиб в сорок пятом, Ник. Я должен об этом забыть. - Да, Бак, это главное.