Мы крылатые! Мы бескрылые!

— Твои дети рождены же были в разных кожистых оболочках, да? Мать Арабески пришла в себя минут через десять. И пока его сын ускользнул к своему отцу, Фаэтон рассказывал о разросшемся семействе, показывая изображения детей и второй своей королевы. А кроме того посвящал мать Арабески частично в собственные планы. — Тогда все объясняет. — Тонкие пальцы золотокрылого скользнули по срезанным черным волосам. — Твой первенец от моего мужа, а вот второй от его брата. Так что не зря тогда мой король пошел на такие тяжелые меры, ой не зря… И я счастлив, что вы оба выжили и приобрели настоящую семью. И более того, благодарен тебе от всего сердца. Я видел собственными глазами, в каком состоянии Арабеску отправили вслед тебе. И точно знаю, что только знание первородных смогло подарить ему второй шанс на жизнь и не умереть. Королева снова с улыбкой смотрела на принесенное Фаэтоном изображение и коснулась пальчиками лика Арели. — Очень милый мальчик, и я удивлен, что он влюблен в тебя, а не в моего сына. Хотя его сынишка от моего Арабески. — На Северном Полюсе царит матриархат. И я, как единственный крылатый первородный, являюсь полноправным хозяином своего дома. Ваш сын мой первый супруг, а Арели второй. Хотя, конечно, зачать от меня мой второй мальчик не сможет чисто физически. Более того, все по изначальному закону. — Я и не знал, что на Полюсах правят первородные. Хотя твоя правда — Дом Черных Песков всегда считался самым древним и наиболее близкий к Домам, что управляют Полюсами. Так о чем ты хотел поговорить со мной с глазу на глаз? Ведь именно из-за этого ты и отослал моего сына к королю, разве не так? Запутать этого золотокрылого было попросту невозможно. Вообще, как и предполагал землянин, выходило, что золотокрылые более расположены к мыслительному процессу и умозаключениям, нежели синекрылые, у которых гормоны перекрывали любой доступ сложной информации к их головному мозгу на уровне убойных членов. И Фаэтон еще раз подтвердил собственную здравую мысль рассказать о землянах матери Арабески. Золотокрылый слушал внимательно, ни разу не перебил Фаэтона, а когда тот закончил повествование, глубоко задумался. Молчание длилось с местный час, а затем золотокрылый заговорил первым: — Нашу планету защищает особый страж, который не дает проникнуть бескрылым первородным к нам. Так? — Ну да, — подтвердил слова матери Арабески Фаэтон. — Тогда чего нам бояться? — пожал плечами золотокрылый. — Пусть себе сидят на орбите и изучают все, что хотят. — Они могут послать к нам неодушевленный предмет, в том числе и бомбу, чтобы уничтожить то, чего никогда не смогут получить. — Я это понимаю… Крылья это и правда великое благо. Золотокрылый понял по-своему, совершенно не ценя свою практически вечную жизнь. И то верно, для него вечность была обыденностью, которую не могли забрать просто так, разве что убив. Более того, по поверьям, лишившись тела, душа крылатых жила вечно. И могла и дальше парить там, где ей было любо, свободно выбирая просторы. А вот крылья могли при жизни вырвать с корнем, покусившись на самое святое для любого, кто умел летать — любви к небу. — Ну да и вечной жизни, — подправил Фаэтон мысли матери Арабески. — Да что в ней такого? Если меня лишат крыльев, я предпочту умереть и переродиться снова в крылатом теле, — задумчиво воззрились на Фаэтона, и тому пришлось объяснить по-другому. — Изначально первородные без крыльев и посему им не понятно ваше желание парить вечно в небе. Зато страх смерти весьма красноречив и доступен их пониманию. Если они не получат эликсир вечной жизни, они могут обозлиться и уничтожить всю нашу планету. — Зачем это им? Вот тут золотокрылый никак не мог понять бывшего землянина, и Фаэтон прекрасно знал почему. Крылатые имели иные представления о сущности жизни вообще. И их стандарты никак не подходили к землянам, как и стандарты землян не укладывались в понимания крылатых людей. — Вы знаете, что дает цветок жизни? — Конечно, возможность зачать ребенка, — кивнул золотокрылый. — А вы видели человекоподобных гермафродитных птиц, что очень близки к крылатым людям? Золотокрылый вновь покивал головой, подтверждая: — Да, это лори, но их осталось не так много, и этому есть две причины. Они настолько древние, что постепенно вымирают, практически не оставляя за собой потомство. Да и потом, это излюбленная пища летающих леопардов. Напасть на нас — людей — хищники попросту не могут из-за мелких размеров тел, а вот на лори — для них проще простого. — Но в отличие от нас, крылатых, лори не имеют такого выраженного подразделения на самцов и самок. Ведь так? — рассуждал Фаэтон вслух. — На то они и лори, а мы люди, — тряхнула крыльями мать Арабески. — Это, конечно, верно, но вы никогда не задумывались, чем все остальные животные на этой планете отличаются от лори и людей? — И люди, и лори практически не имеют ограничений по жизни и не стареют. Конечно, их можно убить, как и любого человека. А что? — Это все верно, но главное то, что они, как и крылатые люди, имеют внутри матки цветок жизни, — подсказал Фаэтон первой королеве. Золотокрылый юноша замер, а потом распахнул неверяще глаза: — Ты хочешь сказать, что синекрылые тоже имеют матку, как и золотокрылые? Фаэтон согласно покивал головой. Когда он нарыл эту информацию, он не смог поверить собственным глазам, как и то, что в эту матку можно даже проникнуть, только она располагалась более глубоко, чем у золотокрылых, и не была настолько изначально развита. Более того, он до конца не знал, сохранилась ли эта часть организма у синекрылых века спустя. И для подтверждения ему нужна была личная информация короля, который кое-что исследовал постоянно собственным членом, а именно глубины задницы родного братишки. Если это было так, то вот он секрет вечной жизни. Становись гермафродитом с маткой внутри и заимей цветок жизни! Вот только незадача, чтобы совместить гены современного человека и крылатых нужны тысячи лет, если это вообще теперь реально, а по большому счету, практически невозможно, ибо генетика крылатых находилась теперь на ином, сильно специализированном уровне. Куда проще было заново взять материал у более древних и примитивных гермафродитных птиц и все провести сначала. Но для этого была необходима установка, управляющая временем, которую так тщательно спрятали от посторонних глаз его любящие отцы. Золотокрылый до сих пор приходил в себя от полного шока, как Арабеска вернулся обратно в сопровождении своего отца. Тот глянул на бледную свою королеву и, оскалившись Фаэтону, улыбнулся: — Значит тебя заинтересовала информация о глубинах зада моего братишки, так? — Да, мой король, — поклонился согласно этикету Фаэтон. — Можешь не кланяться! Я уже в курсе про матриархат на Полюсах. Уж кому кланяться нужно, так это моему засранцу–сынку, а не тебе, истинная королева, — ответили изысканным поклоном на поклон Фаэтона. — Я отвечу вам на все вопросы. Но что я получу взамен? Ведь в моем доме ты до сих пор носишь ранг моей четвертой жены, — оглядели плотоядно белокрылую самочку. — Отец! — прорычал Арабеска. — Шучу-шучу, кстати, хоть один из синекрылой двойни мой? — переспросили золотокрылого, и тот согласно кивнул головой, подтверждая: «Да, старший». — И то хорошо! Понял, салага? Моя сперма убойней твоей еще разбавленной жалкой жидкости. А второй наверняка от моего братишки? — снова переспросили свою королеву и та вновь подтвердила догадку короля. — И то ладно. Все же я утер тебе нос. Ну так как насчет еще парочки птенчиков от меня? — Фаэтона опять раздели глазами, и тот, тяжело вздохнув, буркнул, мол, ладно, подумаю. Король хмыкнул на ожесточенный рык своего сына, а потом все же рассказал, уже не торгуясь: — Да, есть, я даже проникал туда несколько раз. Но проход очень узкий, и ему было слишком больно. Более того, матка не выделяет тех гормонов, что у золотокрылых, облегчая спаривание. — А цветок жизни там есть? — Ну а куда он денется? Конечно есть, вот только яйцеклеток он не производит. Вот и все отличие, — хлопнули нервно синими крылами. «Вот оно!» — подумал Фаэтон, а потом повернулся к матери Арабески. — Я думаю необходимо созвать все великие дома. Король переглянулся со своей первой королевой. — Что ж, желание Полярного Дома закон для всех нас, не так ли, любовь моя? — мать Арабески выжидающе воззрилась на своего короля. — Это так, но слушать королеву вряд ли кто пожелает? Хотя теперь мы можем утереть носы Дому Красных Лесов и обвинить их в преднамеренном поклепе. Ну а мощь Полярного дома, думаю, наглядно продемонстрирует пышущий здоровьем наш сынишка. — Ты, как всегда мудр, мой король! Вот то, что запланировал, так и сделай. Ведь именно твой сын теперь в Полярном Доме первый супруг, — ехидно заметил золотокрылый, подмигнув игриво Фаэтону. Теперь было более чем понятно, кто держит бразды правления в этом революционно продвинутом доме. *** Недовольных гостей встречали в прихожей король Дома Синих Скал и его первая королева, которая держала в изящных руках специальную плотно подогнанную коробку. Причин недовольств было несколько. Остальным ведущим домам было непонятно, почему встреча с Полярным Домом проходит именно в Доме Синих Скал, а не у них. А тут еще мать Арабески подошла к сыну короля Красных Лесов и, открыв коробку, нагло заявила: — Верни то, что украл у четвертой королевы Дома Синих Скал, если не хочешь на всю планету прослыть грязным вором. Король Красных Лесов посерел лицом, но, глянув хмуро на своего нечистого на руку сына, коротко мотнул головой, и тому пришлось снять с себя вещи Фаэтона. — И серьгу тоже, — подсказала мать Арабески, а потом, закрыв шкатулку, низко поклонилась, приветствуя гостей дома на правах ведущей хозяйки: — Прошу, гости дорогие, проходите! Король также отвесил поклон, давая понять, что сегодня хотя Дом Синих Скал и выступает в роли принимающей стороны, но не они тут хозяева собрания. Коронованные особы, сопровождаемые своими семьями, охраной и слугами, прошли в тронный зал и, застыв мраморными статуями, беспомощно заморгали округлившимися глазами. На троне короля восседал золотокрылый со странным цветом белоснежных крыльев, а за его спиной на месте первой королевы стоял Арабеска, буквально вернувшийся с того света. Фаэтон встал с трона, что позаимствовал у короля Дома Синих Скал под личные нужды, и поприветствовал гостей: — Я — Фаэтон! Истинная первородная королева Дома Полярного Полюса, а это мой первый супруг — Арабеска. И я созвал вас всех для очень важного собрания. Пора все три ведущих королевских дома объединить между собой! Собрание длилось несколько месяцев с продолжительными перерывами. Но Фаэтон не спешил, ибо в таком вопросе спешить было некуда. Короли трясли крыльями, кулаками, с криками и руганью разлетались в стороны после очередных потасовок, а потом через несколько дней прилетали снова, с вправленными мозгами своих золотокрылых мудрых королев. Ведь не зря существует такая молва еще на изначальной Земле: что король это голова, а королева это шея, которая как повернет своего венценосца, туда он, бедный, и смотрит. К концу собрания теперь у Фаэтона было два дополнительных мужа. Дом Черных Песков отдал ему младшего еще не достигшего совершеннолетия синекрылого принца. Дом же Красных Лесов согласился только на свою золотокрылую невесту. Фаэтону трудно было втолковать, чем грозит экспансия людей, и почему крылатым хоть как придется пойти на переговоры. А еще была официальная церемония, на которой Фаэтона обженили во второй раз. И теперь, когда все дорогие новоявленные родственнички смылись из Дома Синих Скал, Фаэтон нежился в постели с двумя своими синекрылыми мужчинами, тогда как золотокрылая принцесса спала в соседней комнате, по всем правилам распечатанная предприимчивым Арабеской. — Ты не ревнуешь меня к нему? Фаэтон обнаженным полулежал на груди Арабески и осторожно перебирал черные пряди прижавшегося к нему спящего маленького синекрылого принца. Юноша обнимал любимую королеву во сне, привольно устроившись на его коленях и носом сопя в район пупка белокрылого. — Ему только сто лет исполнилось, к чему его ревновать? Милый ребенок. Полностью слушающий меня и тебя. Я же вижу, как он в тебя влюбился, буквально на шаг не отходит, — а потом хохотнул, подмигнув лукаво. — Будет еще та головная боль нашему Арели. Он меня-то на дух долго не переносил, а тут второй синекрылый. — А ты был прав, все же наша новая золотокрылая девочка хоть и красивая на лицо, но коротковата ногами, — усмехнулся Фаэтон своему главному мужу. — Я же тебе говорил — коротконогие чванливые залупенцы. — Этот дом Красных Лесов! — распыхтелся Арабеска, но Фаэтон обнял его за грациозную шею и, притянув, нежно поцеловал. — Теперь мы все связаны в единый народ, так что, пожалуйста, будь толерантным. — Я и так сама любезность. Разве я не был нежен с нашей новой королевой? — Надо говорить с супругом, — ехидно заметил Фаэтон, как его самого подъебнули. — Когда свяжешься с теми, что болтаются над небесами? И которых ты так странно величаешь «мои ненаглядные черви в консервной банке»! Фаэтон, тяжело вздохнув и поцеловав в висок синекрылого маленького принца, устроил его на ногах Арабески. — Ты как всегда умеешь обломать мне весь кайф. Присмотри за ними обоими, а я… так и быть, пойду принимать бразды правления нашей любимой планетой. Арабеска только хмыкнул в ответ, накрыв завошкавшегося синекрылого отворотом одеяла, и помахал Фаэтону рукой, мол, вали выполнять свои обязанности, первородный, а тут я и сам управлюсь внутри нашей семьи. И трахну кого надо и пиздюлей отвешаю кому причитается. И как бы Фаэтону не было влом, но надо было то, что он задумал, довести до полного и бесповоротного конца. Бывший землянин принял душ, оделся в ослепительные белоснежные одежды, что соответствовали его высокому рангу, и, прихватив ту самую коробочку, что тогда держала мать Арабески, уселся у огромного зеркала. Ему еще с трудом давалась визуальная проекция, и для получения изображения пока еще была необходима любая зеркальная поверхность, будь это вода, стекло, а лучше всего зеркало. Дабы связаться мысленно с искусственным разумом установки управления временем, ему понадобилось несколько секунд. Он проверил обстановку дома, сверился с состоянием родных и близких. Судя по изображениям, что ему лихо спроецировал на зеркальную тонкую поверхность искусственный мозг, все были живы и вполне здоровы. Детки вовсю кувыркались друг с дружкой, стараясь лишний раз не нарываться на вновь взбешенного Арели. Фаэтон улыбнулся своей ретивой семье и подумал над словами Арабески. Похоже он снова окажется, как и всегда, прав. Арели будет трудно ужиться с новым синекрылым мужем Фаэтона. Хотя в их распоряжении была практически вечность. А после приказал показать главный центр управления космической станции. Зеркало моргнуло, и перед взором Фаэтона оказался издерганный Ярлик, качающий вечные права Ванко и хмурый, сверяющий какие-то данные, профессор Каэди. Фаэтон еще раз глубоко вздохнул и раскрыл коробочку со спрятанными в ней передатчиками. Он видел, как заморгали приборы в рубке, и как на одном из экранов появилось его утонченное изображение. — Здравствуйте, профессор, рад вас видеть в здравии. Привет, Ярлик! Здравствуй, Ванко. Я смотрю, как был ты гнидой, так ею и остался. Что ж, как вы правильно поняли, судя по вашим вытянувшимся лицам, я вижу вас и прекрасно слышу. Ну что? Обсудим интересующие нас проблемы? У профессора задрожали руки, он жал кнопки, вызывающие экстренный созыв всех членов научной станции, прося Фаэтона подождать, пока он не соберет весь народ на этом пятачке. Фаэтон, как правитель объединенных всех крылатых, с великим терпением подождал, а когда в рубку набились все, кому не лень, продолжил: — У меня есть данные по интересующему вас вопросу. — Вечной жизни? — перебил его Ванко, и близстоящий научник прибил этого выскочку первым попавшимся предметом. — Да, и как вы только догадались? — Мы внимательно слушаем, Фаэтон! Все, что ты нам расскажешь, — заявил ему трепетно профессор. Ну еще бы они его не слушали. Фаэтон мысленно усмехнулся и начал рассказывать только то, что по-настоящему хотел. Первые полчаса после его рассказа стояло гробовое молчание, пока профессор Каэди не вытер холодный лоб и не переспросил: — Вы точно уверены, что секрет вечной жизни человечеству придется переоткрывать заново? — Чем вы слушали, профессор? — усмехнулся Фаэтон, скаля белоснежные зубы. — По-моему, я вам это наглядно объяснил. Неужели мне придется повторить еще раз? — И вы предлагаете генматериал каких-то там полуразумных гермафродитных птиц? — снова уточнил Каэди, поднимая руку, дабы персонал перестал недовольно бухтеть. — Именно, так как они являются изначальным носителем бутона жизни. А кроме того, я могу подсказать вам основные направления, в которых вам придется двигаться по данному вопросу. И помните, птиц очень мало, буквально до настоящего времени дожили единицы, которых надо еще постараться найти и отловить. Так что, не думаю, что вам стоит тянуть с этим вопросом. Так уж получилось, но их нежное мясо пришлось по вкусу одним из многочисленных хищников этой буйной планеты. — Не ебите нам мозги! А не проще взять уже готовый материал крылатых и привить его людям, как было сделано в вашем случае? — взорвался кто-то из вновь прибывших, и Фаэтон вспомнил. Это профессор Шгаль, который занимался вопросом вечной молодости. — Нет, не получится. — Извините, но то, что вы искусственный человек, вышедший из одной пробирки с крылатыми, верится с великим трудом. Их эволюция протекала даже по первым нашим исследованиям — тысячелетия! А вы… вы вообще жалкий внедренец, который пропал в никуда более пятнадцати лет назад, — поддакнул другой из команды Шгаля. Фаэтон улыбнулся так сладко, но едко, что Ярлик втянул себе голову в плечи, мерзкий характер своего друга он не просто помнил, он его знал на собственной шкуре. — Кажется, ваш ассистент не понял, кем я сейчас являюсь, профессор Шгаль! — А вы не боитесь, что мы просто взорвем вас вместе с этой вашей сраной планетой? — ответно вспылил молодой ассистент. Фаэтон фыркнул, а потом обратился к профессору Каэди: — Прошу вас, профессор, выдайте им учебный материал под номером «ЛФ-77» или «Лунный Фаэтон 77». Каэди замер на секунду, а потом округлил глаза на пол-лица: — Только не говорите мне, что установка управления временем на планете крылатых? — Я думаю, вам не нужно объяснять, профессор, что будет, если вы попытаетесь взорвать ее вместе со всеми нами? — игриво промурлыкнули профессору прямо в побелевшее лицо. — Тогда все мы… эта галактика… — Угу, а еще часть близлежащих, в том числе и та, в которой находится наша любимая всеми Земля — все перестанет существовать. Вы хотите этого? Или все-таки попытаетесь поговорить с центром, коль некомпетентны в таком простом и элементарном вопросе? — А вы не думаете, что мы можем забрать вашу установку?! — орал чокнутый ассистент, пока его сам профессор Шгаль не вырубил емким движением по голове. — Так уж получилось, что я единственный искусственно созданный сын тех семерых великих мужей. И по их завещанию вся эта планета отдана на вечное хранение мне вместе с установкой, управляющей временем. И мой вам совет: принять то, что я вам соизволил дать по доброте душевной. И постараться более не злить меня, так как, поверьте моим милым учителям на слово, это ни к чему хорошему не приведет. Люди в консервной банке заголосили невпопад, профессор Каэди пытался связаться с далекой Землей, дабы передать настоящую сенсацию, а Фаэтон смотрел на всю эту мышиную возню и хищно улыбался, в отличие от смертных бескрылых ему торопиться было некуда. *** Прошло двадцать местных лет. Пока Земля пыталась качать свои права на то, чтобы Фаэтон вернул украденную у человечества установку, потом все преподнёс на золотом блюдечке с голубой каемочкой. Вылизал им всем ножки и подставил собственную задницу по первому свисту. Мол, ебите нас всех, завоевывайте, а мы будем только рады, милости просим! Затем взбесившиеся земные власти попытались несколько раз высадить на планету крылатых защищенный по самому последнему слову и до зубов вооруженный десант. И получили гору совершенно незапланированных трупов. А еще угробили кучу сирот и несчастных ни в чем неповинных внедренцев, пытаясь всеми правдами и неправдами привить совершенно чуждый генматериал крылатых, который за все эти тысячи лет стал совершенно иным и чужеродным для любого современного человека. И вот, спустя все эти безумные годы к разросшейся станции на орбите прекрасной сине-бирюзовой планеты наконец-то пришвартовался автоматический земной челнок, что принес с планеты крылатых первую делегацию на переговоры во главе с вечно молодым Фаэтоном. У крылатых таких челноков не было, впрочем им это было и ни к чему. И все это благодаря тому, что Земля-таки наконец-то осознала и созрела, что лучше пойти на все требования бывшего засранца внедренца, нежели и дальше терять впустую бесчисленные годы, которые привели к ряду революций в далекой Солнечной Системе и неоднократной смене межгалактической власти. Фаэтон в белоснежном одеянии в сопровождении своих крылатых мужей вышел вперед и, подняв открытой ладонью вверх левую руку, произнес первым, а его супруги, подхватив, как гимн, повторили за ним как эхо: — Мы крылатые! Впереди землян стоял совсем старенький профессор Каэди с трясущимися коленками и щурился подслеповатыми глазами, а рядом с ним уже рано поседевшие, уставшие и замученные нелегкой жизнью Ярлик и Ванко. Они повторили жест Фаэтона, говоря в разнобой охрипшими голосами: — Мы бескрылые! Таким образом отложенные переговоры всё-таки начались… Конец