Победа жизни

От лица Кати       — Ром, может зайдёшь? — я придержала рукой стремившуюся захлопнуться дверь «Москвича». — маму мою поздравишь. Она рада будет только: ты ей нравишься.       — Только если ненадолго, — улыбнулся любимый, — у меня дел в Москве гора и ещё столько же.       Он закрыл машину и, забрав у меня из рук букет тюльпанов, направился к дому. Я еле за ним успевала. Ромка, будучи намного выше меня, ходил гораздо быстрее, и это всегда доставляло нам неудобства во время совместных прогулок или когда мы ходили в кино или театр. Так и не смогли мы решить эту проблему, хотя вместе были уже почти четыре года. Многие из моих институтских друзей уже поженились к этому моменту, а Ромка так и не решился позвать меня замуж.       Хотя попытки были, и всё было бы хорошо, если б не его мама. Людмила Сергеевна невзлюбила меня с первой встречи и всё время пыталась предложить сыну девушку, которую считала лучше меня. Роме приходилось лавировать между мной и матерью. Вот и сейчас он торопится в Москву не из-за того, что летняя сессия приближается со страшной силой, а из-за мамы. Своей мамы.       — Мария Владимировна, это мы.       — Мам… — одновременно крикнули мы вглубь дачного домика.       — Катюш, мы тебя так рано не ждали. Здравствуй, Рома, — мама вышла из угловой комнаты.       — Мария Владимировна, это вам!       Ромка вручил маме букет. Она расплылась в улыбке.       — Ромка просто категорично заявил, что не пустит меня в таком виде на электричку. Предложил довезти. А я не стала отказываться. Давай я в воду цветы поставлю.       — Тут вазы даже нет никакой.       — В банку поставлю. Были же какие-то банки.       Я взяла цветы и пошла искать для них посуду. У кухонного окна стоял очень знакомый женский силуэт.       —Зойка? Ты когда приехала?       — Красной стрелой, утром. И сразу же электричкой сюда. Я же не знала, что ты в городе ночуешь, так бы потревожила твой сон.       — Какой сон, о чём ты говоришь. — Я нашла банку из-под каких-то огурцов, поставила в неё цветы. — У меня госы через две недели, я зубрю. Сейчас мамин день рождения отметим, и я обратно учиться.       — Ой ли… — Рассмеялась старшая сестра. — А на дачу тебя сейчас тоже госы подвозили, или Ромка твой?       — Ромка. Он мне цветы помогал выбирать, а потом сказал, что в таком платье меня категорически нельзя пускать в электричку. Он оставаться не будет, у него дела в Москве. И вообще, почему наш с тобой разговор начинается с вопросов, где же «Катя, я так рада тебя видеть, я соскучилась?».       — Катя, я рада тебя видеть, я соскучилась…       Сестра замолчала, увидев заглянувшего в кухню Ромку:       — Катюш, я поехал. Если надо будет помочь, с вокзала встретить, позвони заранее. Постараюсь. Ещё раз с днем рождения твою маму!       — Ладно.       Мы обнялись, Ромка вышел и вскоре послышался звук отъезжающей машины.       — Ты что-то ещё сказать хотела, или мне показалось? — Обратилась я к Зойке.       — Да я хотела про твоё курение сказать, куча пепельниц в доме. И при всём при этом мама до сих пор ничего не знает про твою пагубную привычку.       — Это не мои пепельницы, а дяди Славы. Про моё курение мама не знает, я надеюсь.       — И я тоже на это очень надеюсь, Катюш. Тебе бы бросить, ну так по-хорошему, но воспитывать тебя я не буду. В конце концов, твоя жизнь и твоё здоровье. Главное, маму поменьше нервируй своим поведением.       — Я всегда про это помню, Зой. Мама не знает очень многой правды о моей жизни. Потому что в такие моменты мне важнее её здоровье, а не то, что мне нужно кому-то выговориться. Поэтому про все проблемы слушает или Алька моя, будущая надежда советской юриспруденции, или Ромка.       — А про что, например, мама не знает?       — Про что… Например, про то, что на третьем курсе я очень сильно с преподавателем по политэкономии поругалась, он в итоге мне еле-еле зачет натянул, чтоб я со стипендии не слетела. И то, потому что его мой научный руководитель попросил.       — Кстати, о научном руководителе… — Зоя обняла меня за плечи и мы пошли в комнату. — Как у тебя с дипломом дела, что с распределением?       — С дипломом все по-разному, дописываю. Защита в первых числах июня стоит. С распределением все ясно, я с московской пропиской, поэтому какой-нибудь город Ханты-Мансийск мне не грозит. Пойду работать туда, где практику производственную проходила, там нужен молодой специалист инженер-конструктор.       — А почему Ханты-Мансийск? — Сидевшая в гостиной Ксюшка услышала часть моей фразы. — Привет, Кать!       — У меня одногруппница оттуда, первое что в голову пришло. Привет. Как дела у тебя, мы давно с тобой не виделись.       — Нормально. — Племянница пожала плечами.       Меня всегда это смешило. Ксюшка меня младше меньше чем на полтора года, а всё равно я её тётя.       — Мы с Глебом, который сейчас где-то застрял, приглашаем вас всех на свадьбу. Мы месяц назад подали заявление в ЗАГС Орджоникидзевского района города Свердловска.       — А почему в Свердловске? — Непроизвольно вырвалось у мамы       — Мы так решили. У Глеба там родители, друзья, институт, в конце концов. Он, кстати, Кать, твой будущий коллега. Он в УПИ* поступил после армии. Что ты смеёшься?        — Мы с Тамарой ходим парой. Санитары мы с Тамарой, — сквозь неизвестно откуда взявшийся смех ответила я. — Ладно, неважно. Я за вас рада, я вас поздравляю. Когда свадьба?       — В июле. В первых числах. Катька, скажи, тебя Ромка замуж звал?       — Ксень, я не хочу сейчас об этом говорить. Все подобные вопросы к Роме и к его маме, драгоценной Людмиле Сергеевне. Без меня на стол не начинайте накрывать, я сейчас пойду, отдам дяде Славе книжку, которую он просил из городской квартиры захватить, и вернусь помогать.       Отчима я нашла в беседке. С неизменной папиросой в руках. В его-то возрасте.       — Господи, как ты можешь курить эту вонючую гадость! Книгу тут оставить или в комнату унести?       Я пристроилась рядом с отчимом, но курить не стала. Повертела в руках сигарету, и убрала обратно в пачку. Надо и вправду сокращать количество сигарет.       — Оставь тут, я сам, — ответил отчим.       — Хорошо, договорились, — я положила детектив на скамейку.       — Бросай курить, — сказал он, заметив мои маневры с сигаретой.       — Что вы все заладили! — возмутилась я. — Что ты, что Зойка. Не хватало ещё, чтобы Ромка начал у меня отбирать сигареты. Сама брошу, когда возникнет в этом необходимость. Бросала же уже. Вот чёрт!       Я поняла, что проговорилась.       — Был бы я тебе отец, — задумчиво произнёс дядя Слава, — я бы вмиг тебя от этой гадости отучил.       — Ну, видимо, не судьба, — пробормотала я. — Лучше так, чем вовсе безотцовщиной. Я разбираюсь в этом, поверь мне. Пойдём в дом, пока мама волноваться не начала. С её сердцем…       Вернулись в дом. Я помогла накрыть на стол. Потом сняла со стены без дела висящую гитару.       — Ты играть научилась? — удивился Ксюшкин жених. — Неужели нормально, а не три блатных аккорда?       — Перестань, хорошо? — я провела пальцами по струнам. — Надоело говорить, и спорить, И любить усталые глаза… В флибустьерском дальнем синем море Бригантина подымает паруса…       На самом деле, это ли не истинное счастье? Когда рядом с тобой все близкие и родные, когда эти близкие и родные живы и здоровы, когда есть на свете кто-то очень любимый и любящий… Это ли не счастье, счастье, дарованное свыше, потому что пережил не только ты, но и твоя семья очень многое?