Победа жизни

      — Фамилия, имя, отчество, год и место рождения?!       — Луговская Зоя Сергеевна, 1919, Свердловск.       — Луговская Мария Владимировна вам кто?       — Мать, — грустно ответила я.       — Комсомолка?       — Уже нет.       — Как же это ты, комсомолка, проглядела в семье идейного врага? — Мою фразу он будто пропустил мимо ушей.       — Какого идейного врага? Что вы говорите такое?       — Здесь вопросы задаю я, — он стукнул кулаком по столу, — конвой.       В камере я села на стул около дверей, откинулась назад. Меня не трогали. После допросов все такие. Или большинство.       Первый допрос. Как я его боялась… Оказалось, что не зря. Но зато он дал мне информацию для размышления, я хотя бы узнала, почему меня тогда арестовали. Арестовали совершенно неожиданно, когда я зашла за учебниками на старую квартиру и решила там переночевать. Арестовали ночью, собственно как и всех. В память врезались глаза соседки, маминой ближайшей подруги тёти Тани Свиридовой, как она смотрела на меня, когда меня уводили и уже другие глаза, тоже соседские, но уже какие-то злорадствующие… Может арестовали из-за доноса? Может кто-то из соседей написал этот донос в надежде «захапать» наши полторы комнаты? Может… Кто бы знал…       Как там сказал этот следователь «идейный враг»? Моя родная мама — идейный враг? Враг народа, враг нашей страны? Этого не может быть, потому что этого не может быть. Она не может быть врагом, потому что… Да просто потому, что она готова была бросить счастливую и благополучную жизнь под родительским крылом и уехать за моим будущим отцом далеко за Урал. Потому что она не стала эмигрировать, когда победили большевики. Потому что она прожила в Екатеринбурге всё то время, пока его занимали белые. Ей было шестнадцать лет. А потом она ударилась в медицину, вступила в партию… Потому что не могла иначе. Потому что хотела быть рядом с отцом. А отец и вовсе освобождал город от белочехов…* А где связь между мамой и отцом? Только то, что она его любила? Глупости какие. Этого не может быть, потому что этого не может быть. Надо думать, как дальше держать себя со следователем. Почему я так ударилась в эту свою любовь? Почему? Надо было вникать в ситуацию, посещать эти жуткие собрания с публичными покаяниями и отречениями от родителей… Во всесоюзной печати тогда писали о деле Тухачевского, в свердловских же газетах об аресте 1-го секретаря обкома Кабакова**. Удивлялись, как он мог? Кабаков… Мамин арест… Этого не может быть, потому что этого не может быть. Мама, мамочка…       — Зой, — внезапно окликнули меня с крайних нар. Камеры были набиты битком, в этой, рассчитанной на троих, я уже была шестая.       — Что?       — Иди сюда.       Подошла. Присела рядом с Томой на нары. Мы молчали. Тамару арестовали из-за мужа, и срок ей должны были дать не такой уж большой. Она надеялась на это.       — Зой, если ты мне расскажешь, то тебе полегчает. Я никуда ничего доносить не буду, но тебе правда станет легче. — Она обняла меня — Что следователь говорил?       — Он про мать начал спрашивать. А потом сказал, что она… Она… — к горлу подступил комок.       Тома погладила меня по спине:       — Держись, девочка. Не хочу тебя пугать, но это только начало.       — Будет хуже? — обеспокоено спросила я.       Тамара неопределенно пожала плечами. Потом отогнула ворот кофточки. Я охнула:       — Как? И это тоже?       — Пытки разрешены еще с начала прошлого года. Держись, девочка. Единственное, что могу тебе посоветовать.       Мама, что же ты наделала, мамочка?

***

      Три дня меня не трогали, не вызывали на допрос. Потом, на четвёртую ночь всё же вызвали. Фразой, которая стала уже привычной, которую я часто слышала за последние три дня: «На выход». С фамилией. Вот и меня так же вызвали:       — Луговская, на выход!       Повели тёмными коридорами тюрьмы. Машинально отметила, что вели в другую допросную, не в ту, где допрашивали впервые. Когда привели, выяснилось, что догадки верные: допросная другая и следователь тоже оказался другой. Более приветливый что ли…       — Товарищ капитан, арестованная…       — Свободны, лейтенант. Ну, давайте знакомиться. Меньшов Виктор Анатольевич.       — Луговская Зоя Сергеевна — Очень неуверенно ответила я, не зная, как себя вести с этим человеком.       — Присаживайтесь.       — Спасибо. — я присела на табурет, отодвинутый от стола следователя.       — Зоя Сергеевна, давайте без прелюдий. Вы знаете, почему вас арестовали?       — Не поверите, понятия не имею. — Я отвела с лица выбившиеся из косы волосы.       — Хорошо, я вам расскажу. Но это не для протокола, имейте ввиду, Зоя Сергеевна.       — Спасибо.       Из его слов я поняла следующее: меня арестовали, потому что арестовали маму. А мама была арестована из-за своего второго мужа, моего отчима, Василия Архипова, который, как это ни странно, был объявлен врагом народа из-за его связей с японской разведкой. Осознать ситуацию не получалось, она казалась нереальной и даже в какой-то степени бредовой. Архипов связан с японской разведкой… Он инженер простой, в конструкторском бюро при УЗТМ*** работает, работал… Ерунда какая-то. Чистой воды глупость.       — Я поняла вас, большое спасибо, Виктор Анатольевич. Или «гражданин начальник»? Извините — Меня немного понесло, я вовремя себя остановила       — Виктор Анатольевич. Скажите, Зоя, высказывал ли Архипов каким-либо образом антисоветские настроения?       — Не знаю. В последние полгода я не жила дома, не могу ничего сказать по этому поводу.       — А где жили?       — У подруги. У меня был конфликт с матерью из-за того, что она повторно вышла замуж. Вот и ушла.       — Но тем не менее вас арестовали по месту постоянной прописки. — Он продолжал мне настойчиво «выкать».       — Зашла за вещами, решила остаться переночевать.       Замолчали. Он вопросов не задавал, черкая что-то ручкой на листе бумаги. Потом мне отдал этот листок. Это оказался протокол допроса       — Вот здесь вот подпишите. И рядом своей рукой «С моих слов записано верно».       Подписала, предварительно прочитав. Действительно, верно записано. Повезло мне