***
Мария Владимировна смогла устроиться на работу спустя месяц после возвращения из лагеря. Её взяли санитаркой в поликлинику. «Почти по профессии. — Шутила женщина». Когда-то, из-за того что в кругу матери было множество врачей, Зоя и сама решила поступать в медицинский. В тот день Мария Владимировна была выходная. И когда все домочадцы разбежались по делам, принялась за уборку. Решила вымыть полы в коридоре и комнатах. Решить-то решила, даже вымыла чуть больше половины длинного коммунального коридора. Вымыла бы больше, но прервал звонок в дверь. Мария открыла и обмерла. На пороге стоял Станислав Гурин, приезда которого она не дождалась и уехала домой. — Здравствуй, Маша. — Здравствуй, — абсолютно растерянно ответила на приветствие женщина, садясь на тумбочку в прихожей, потому что ноги её в тот момент держать перестали. Гурин прошёл в прихожую. — В дом пустишь? — Так ведь зашёл уже. — Торопишься куда или ждёшь кого? — Да нет. Замолчали. Минут пять тишина прерывалась лишь тиканьем настенных ходиков. — У меня тоже немного времени. И вообще, зря я это всё. — Что? — Искал тебя зря. Я ведь сразу все понял, когда ты, не дождавшись, уехала. Я просто хотел тебя… повидать. — Ты ничего не понял. Мне самой ничего не понятно. Станислав, я не готова сейчас выяснять отношения. — Я не собираюсь с тобой выяснять отношения. Мне нужен лишь простой ответ: «да» или «нет». — Что я тебе могу сказать? — Уже начала «закипать» женщина. — Я только отошла от лагеря. Катя ко мне начала привыкать. Я что, по-твоему, должна всё это взять и бросить? — Извините, что помешал вашему семейному счастью, — Станислав схватился за ручку двери. — Подожди! — Мария резко взяла его за руку, и он резко сжал её в объятиях. — Сколько нужно ждать? — Как я могу просить тебя ждать? Как? — Так же резко женщина сняла с себя его руки, отошла к противоположной стене — Сколько нужно ждать? — Я не знаю, — почти прошептала женщина. — Я хотя бы писать тебе могу? Мария Владимировна неопределённо пожала плечами. Не дождавшись словесного ответа, Гурин ушел, хлопнув сначала дверью квартиры, а потом и дверью подъезда. А Мария, просидев в оцепенении около пяти минут, уборку так и не продолжила. Первое письмо от Станислава Гурина пришло спустя три недели после этого разговора в прихожей. Мария ответила, предварительно посоветовавшись об этом с подругой. Поэтому как-то раз у них с Татьяной состоялся такой разговор: — Москвич-то пишет? — Пишет — улыбнулась Мария Владимировна. — А Зойка знает? — Нет. — А что же так? — Не знаю я. Не могу никак привыкнуть к тому, что она уже взрослая и сама дважды мать. Странным мне кажется с ней эти все вопросы обсуждать. − Ну, как знаешь…Глава 17.
26 марта 2015 г. в 06:40
Термины из учебника казались бесконечными и я уже почти не понимала смысл прочитанного, поэтому решила отложить фармакологию и лечь спать. Войдя в комнату, я увидела, что мама сидит за столом со швейной машинкой, а перед ней лежит какая-то ткань.
— Мам, ты чего не спишь? Ты плачешь, что ли? Ну да, Катя с кем-то подралась. Но это что, в первый раз что ли?
— Да это из-за меня. Задразнили её, что мать из тюрьмы вернулась и что ходит как… голь перекатная.
— И правильно сделала, что врезала. Очень непедагогично это говорить, но на её месте я бы так же сделала.
− Хорошо, что тебя дети не слышат. — Мама улыбнулась.
− Действительно.
− Ну вот это же ветошь, Зой. На куски разваливается прям. Как можно в этом ходить?
Приглядевшись, я узнала в этой ткани Катькино платье, которое когда-то было моей юбкой.
− Ну, положим, не совсем уж и разваливается. Воротничок другой поставить можно, и как новое будет. Время появится, я сделаю, но это не к спеху. А вот ты со мной в выходные к портнихе пойдешь. Сил нет на этот твой ватник смотреть.
— Сходила я уже к портнихе. Кате куртку заказала, а из остатков тебе юбка будет.
— Да не надо мне юбку. Стоп, мам, а ты где ткань взяла?
— Под кроватью.
— Мама… Я подарок тебе хотела сделать, платье сшить — столько на эту ткань откладывала.
− Куда я в нём буду ходить то?!
− Куда-нибудь. Ладно, будем решать вопросы по мере их поступления. — Я подошла к маме и обняла её за плечи. — Я погорячилась, прости.