Порхай как бабочка

Густая белая пелена перед глазами позволяла разглядеть лишь смазанные очертания предметов. Обрывки недосказанных фраз издалека долетали до затуманенного сознания и эхом раздавались в гудящей голове. Но здесь, в самом помещении, было настолько тихо, что удары капель казались непривычно громкими. Медленно прикрыв свинцовые опухшие веки, я попыталась собраться с мыслями, и снова распахнула покрасневшие измученные глаза. Молочная пелена немного рассеялась, и теперь впереди виднелись одинокие, аккуратно заправленные больничные кровати. Чтобы осмотреть всё помещение я попыталась повернуть голову, но стоило мне двинуться, как в шею отдал сильный спазм, отчего все тело напряглось, а из потрескавшихся приоткрытых губ вырвался короткий болезненный стон. Крепко закрыв глаза, я старалась перетерпеть пекущую боль. Тяжелые вздохи эхом разлетались по пустой палате, и начинало звенеть в ушах. Ослабевшее тело, в котором не осталось никакой энергии, совершенно не слушалось. Лишь пара пальцев на руках немного подрагивала, когда я пыталась пошевелить ими. Боль в голове совершенно не хотела проходить, давя ещё сильнее. Чтобы не делать лишних телодвижений я ограничилась живописным видом на белый пластиковый потолок. Единственная одинокая лампочка тускло освещала помещение, но мне этого было более чем предостаточно. Из-за двери послышался стук каблуков, который с каждой секундой нарастал, и, откликаясь на звук, я снова подняла веки. Со скрипом отворяя двери, в палату зашла молоденькая девушка в белоснежном халате. Заметив мой пристальный взгляд, она улыбнулась краешками губ и быстрее зашагала к моей кровати, выстукивая туфлями по плитке. - О, ты уже пришла в себя, - приложив теплую руку к моему лбу, спросила девушка, - Температуры нет. Как самочувствие? - Лучше не бывает, - еле выдавила я сиплым подрагивающим голосом. - Счастливица ты, Пак Мин У, - глубоко вздохнув, медсестра начала менять капельницу. Счастливица? От сказанных слов сердце сжалось, а кончики пальцев похолодели. И это можно назвать счастьем? После жестоких побоев каких-то сумасшедших девчонок неподвижно лежать на больничной кровати, не имея шанса пошевелиться? Это счастье? Осознавать, что ко мне даже некому прийти, потому что родители даже не подозревают о случившемся, а никому другому до меня нет дела. Разве это можно назвать счастьем? А при мыслях о предстоящем танцевальном фестивале вообще хочется рыдать. Какое счастье? Что за бред она только что сказала? Не имея сил высказать все свои мысли в лицо девушки, я продолжала лежать, уткнувшись взглядом в белоснежный потолок. Проглатывая слово за словом, в глазах собиралась соленая жидкость, и по щеке стекла слеза, обдавая посиневшую кожу прохладой. - Она очнулась, заведующая, - закончив с капельницей, девушка на пару шагов отошла от кровати, и громко закричала в распахнутые двери. Стоило медсестре закончить фразу, как в дверном проеме послышалось шуршание, и пухлая женщина средних лет поспешно зашла в помещение. Внимательно осматривая меня через массивные очки, она подошла поближе. - Готовьте отдельную палату, они скоро приедут, - заметив не успевшую высохнуть влажную дорожку, женщина лишь немного скривилась, а потом снова сдержанно улыбнулась медсестре и удалилась из палаты. Не удостоив особым вниманием слова заведующей, я продолжала беспрерывно смотреть в одну точку. Мои чувства дошли до того состояния, когда тебе наплевать на все происходящее. Абсолютно на все, без каких-либо исключений. Осколки разрушенных планов стояли перед глазами, не давая возможности спокойно вздохнуть. Хотелось плакать, рвать на себе волосы и биться в истерике из за случившегося, но все, что я могла себе позволить – пустой безликий взгляд в никуда. И от этой безысходности становилось ещё паршивей. - Счастливица, - ещё раз повторила девушка в белом халате, глубоко вздохнув, и осмотрев меня, вышла с палаты. Одинокая слеза вновь скатилась по распухшей щеке. Слово «счастливица» вертится на языке, и я снова проговариваю его одними губами. А соленые дорожки одна за другой появляются на лице, противно щипая и раздражая поврежденную кожу. Пару тихих всхлипов – и от былых слез не осталось и следа. Нет сил на то, чтобы плакать. Нет сил ни на что. Воздух наполнен сырой безысходностью, и я всё больше погрязаю в ней. Не сразу замечаю, что в палату заходят две незнакомые медсестры. Не проронив ни слова, они обходят мою кровать и начинают выкатывать её в коридор. Безразлично наблюдая за процессом, я даже не удосуживаюсь спросить куда, собственно, меня везут. Мимо проносится куча людей, и каждый считает своим долгом рассмотреть меня как можно детальней. Чувствую себя, как под микроскопом. Все сказанные слова и гул сливаются в один сплошной шум, и в голове происходит полнейшая неразбериха. Расплывчато замечаю пару объективов нацеленных на меня, но безразлично отвожу взгляд в другую сторону, не желая знать причину такого неожиданного внимания. Через пару секунд оказываюсь в новой, более роскошной палате. Небольшая полупрозрачная перегородка разделяет помещение на две части. Широкое светлое окно, мягкие кресла по бокам, пара напольных цветов, широченная плазма в углу и массивный ворсовый ковер очень сильно отличают эту палату от предыдущей. Кроме того, тут только одна кровать. Но это не приносит ни капли облегчения, и никакого интереса к причине смены палаты не возникает. Ещё раз, внимательно осмотрев комнату, медсестры уходят, оставляя меня одну. Теперь прямо передо мной возвышается полупрозрачная перегородка вместо пустых кроватей, но я понятия не имею, что находится за ней. Солнечные лучи пробиваются через бежевую тонкую штору, и от яркого света режет глаза. Из коридора доносится беспрерывный шум, обрывки фраз и топот ног. По ту сторону двери жизнь идёт полным ходом, а в моей палате почему-то все наоборот. Серость и пустота – все, что окружает меня сейчас. А я, как человек лояльный и покладистый, сразу попадаю в их сети, даже не пытаясь сопротивляться. В голове не единой мысли. Только сожаление о родителях – они ведь ничего не знают. Шум из коридора резко усиливается, и теперь я даже могу расслышать вспышки камер на пару с восторженными выкриками девушек. Буквально пару секунд спустя дверь моей палаты резко открывается, и по ушам режут теперь не просто отголоски, а достаточно громкие и писклявые крики. Слава Богу, что эта каторга заканчивается так же быстро, как и началась – вошедший захлопнул дверь. Шорох пакетов и короткий мужской кашель совершенно не похож на предыдущее появление медсестер. Перевожу заинтересованный взгляд на своего посетителя, а если быть точнее, их оказалось двое. Невысокий полноватый мужчина держит в руках массивные пакеты, и явно не может решить, что ему делать дальше, в отличие от второго человека, который утомленно облокотился на стену и, запрокинув голову с облегчением выдохнул. Рука, держащая букет белых роз расслабленно опустилась вниз, отчего цветы всколыхнулись и приняли небрежную форму. - Здравствуйте, Мин У! – наконец-то решившись, мужчина ласково улыбнулся и неловко произнес, намеренно задевая плечом второго молодого человека, который не спешил что-либо делать. - Привет, - нехотя, но он все-таки поздоровался, так и не отслонившись от стены. Хлопая глазами, я просто наблюдала за всем происходящим, совершенно ничего не понимая. Но я и не стремилась понять. Мне было ровным счетом наплевать на то, кто эти люди и зачем пришли. - Я его менеджер, - мужчина подошел ближе, и, поставив пакеты на пол, стать доставать различные фрукты, одновременно ворча на парня, продолжавшего без интереса рассматривать меня, - И чего ты там стоишь до сих пор? Сам спас, а теперь не при делах? Он сказал спас? Эти слова разогрели мой интерес к людям, находившимся со мной в одной палате. Может показаться странным, но я правда до этой минуты не задумывалась о том, как, собственно, я оказалась в больнице. - А от меня разве что-то ещё требуется? – молодой человек, наконец-то, отодвинулся от стены и зашагал к креслу. Подойдя ближе, он казался ещё выше. Обтягивающие рваные джинсы удлиняли его ноги по крайне мере раза в два, подчеркивая излишнюю худощавость. Аккуратно заправленная под свитер бежевая рубашка создавала впечатление очень заботящегося о своем внешнем виде парня, что собственно оказалось правдой чистой воды. Строгие черты лица создавали впечатление, что он вообще не умеет улыбаться. Густые брови постоянно хмурились на переносице, но в глазах была полнейшая безразличность. На голове был полнейший бардак, и выкрашенные блондинистые пряди спадали на высокий лоб. Вальяжно развалившись в кресле и закинув одну ногу на другую, парень швырнул на столик букет цветов. Именно небрежно швырнул, а не положил, да ещё так резко, что бедные розы еле целы остались. Выудив из кармана джинсов телефон, парень абстрагировался от происходящего и принялся что-то беспрерывно набирать на сенсорном экране. - Не обращай на него внимания, - мужчина безнадежно махнул рукой в сторону молодого человека, и продолжил доставать фрукты, - Как ребенок малый! На самом деле он добрый, правда! – словно оправдывая парня, мужчина начал нахваливать его, как мог, - Спас ведь тебя! - Ещё и на своем горбу сюда притащил, - словно невзначай заметил парень, не отрывая глаз от экрана, но через пару секунд изменил своё решение, и перевел полный раздражения взгляд на меня, - Эй, ты хотя бы говорить умеешь? Даже спасибо не сказала! Проигнорировав вопрос парня, я продолжила безразлично смотреть на него, не собираясь отвечать. Мог бы не спасать, его никто не просил. Мужчина продолжал раскладывать фрукты, неловко сощуриваясь в лице от сказанного парнем. А молодого человека, в свою очередь, это ещё больше раздражало, и невооруженным взглядом можно было сказать, что ещё чуть-чуть – и он взорвется. Переведя благодарный взгляд на заботливого вежливого, в отличие от своего подопечного – грубияна, мужчину, я попыталась изобразить что-то наподобие улыбки. Не знаю насколько плохо у меня это вышло, но заметив это нечто, апельсины, находившиеся у него в руках, с треском полетели на пол. Менеджер замер. Я не понимала в чем дело. Резко подойдя к молодому человеку, он схватил его за рукав свитера и потащил за ту сторону перегородки. Нехотя, упираясь, но мужчине удалось пересилить мальчишку. За тонированным стеклом нельзя было разглядеть ничего, кроме невнятных силуэтов двоих людей, которые поспешно что-то обсуждали. Но, не смотря на приглушенный шепот, я могла различать обрывки нервных фраз. - Это она, - продолжение было сказано слишком тихо, и я не смогла разобрать ни слова. Парню пришлось ещё ниже наклониться к мужчине. - Девушка Кен Су, помнишь? – от услышанных слов по телу побежали мурашки, заставляя напрячься каждую мышцу. - Не может быть, - шепот менеджера сменился на подрагивающий низкий голос парня. - Да, Сехун, это она. Дальше я не слушала. Все и так было предельно ясно. Вот почему это лицо показалось мне настолько знакомым. По причине его присутствия все коридоры были заполнены людьми и камерами. Именно из за него медсестра назвала меня счастливицей… Но самое страшное было другое – именно из за него сейчас я была здесь, на этой больничной кровати с десятками синяков и темно-фиолетовых гематом. В памяти отчетливо отложилось имя человека, который так неудачно облил меня тем апрельским утром. Ведь если бы не он, всего этого ужаса просто напросто не случилось бы. Ярость накапливалась с каждой секундой. Такой злости я не испытывала давно. До дрожи в коленках, до трясущихся пальцев, до сотни мурашек на охладевшей коже. Хотелось кричать во весь голос, надрывать горло, с каждым словом выплескивая гнев и раздражение. - Так это из за тебя я сейчас здесь! – не в силах сдерживаться, в первый раз за день я услышала свой голос. Хриплый, с надрывом, но во всю мощь, я закричала так, чтобы мужчины за перегородкой обратили на меня своё внимание, что у меня, несомненно, получилось. Парень поспешно высунул голову из-за стекла и с удивлением начал рассматривать меня. - Чего пялишься? Это ты виноват во всем! Ты! – все тело дрожало, а голос становился все осипшее. - Замолчи, - короткое, строгое слово слетело с его губ, а лицо стало до невозможности безразличным. - Да как ты вообще можешь что-либо говорить мне? Из за тебя вся моя жизнь пошла под откос! – я вопила что есть силы. Менеджер, все это время стоявший по сторону перегородки, наконец-то показал свою макушку, медленно приставляя палец к губам и неловко проговаривая сухое «пожалуйста, тише». - Ты хоть знаешь, через сколько всего мне пришлось пройти из за тебя? – не смотря на слова просьбу мужчины, меня уже было не утихомирить. Кровь закипала, хотелось рвать и метать, видя безразличные глаза спокойного парня. - Лучше бы не спасал, лучше бы так же безразлично посмотрел и ушел! Тебя никто не просил меня трогать, а тем более спасать! – сильная отдышка и помутнение в голове дали о себе знать, но я не собиралась останавливаться. Меня остановили. Прервали в одно мгновение. За секунду приблизившийся парень наклонился к самому лицу, внимательно смотря прямо мне в глаза. Холодная ладонь коснулась опухших губ, сдерживая мою беспрестанную речь. Из за неожиданности, я опешила на секунду, но потом принялась вырываться, невнятно скуля из-под плотно закрытых губ. Но хватка парня была слишком сильной для меня. Тем временем он наклонился к самому уху, так низко, что я могла чувствовать его сбившееся от гнева дыхание на своей коже, по-прежнему не отводя взгляд. - Я спас тебя, и ты должна быть благодарна мне, ясно? – грубо отчеканивая каждое слово, парень сощурился в лице, продолжая сверлить меня убийственным взглядом. Не смотря на крики, споры и запреты врачей, дверь палаты резко отворилась, впуская в помещение звонкий шум репортеров. На пороге стоял раскрасневшийся Чон Чонгук с прической набекрень и джинсовкой нараспашку. Прерывисто дыша, он моментально сменился в лице, увидев склонившегося Сехуна около моей кровати. Жаль, что за головой айдола я так и не смогла разглядеть этого.