Дикие омуты

Evgeny Grinko – Faulkner's sleep (d-moll)

      POV Ханна       Сегодня двадцать первое апреля. Моё очередное двадцать первое апреля, которое я с трудом переживаю вот уже четвёртый год. Кутаясь в свой вязаный шарф, я морщусь от пронизывающего холодом порыва ветра. Всё-таки не зря Лондон называют Туманным Альбионом, ведь здесь даже весной беспросветные туманы и дожди. Вот и сейчас я вижу, как плавно рассеивается серая утренняя дымка и впереди меня начинают проглядываться силуэты. Сжимая в руке маленький букет фрезий, я шагаю по привычному маршруту, ведущему на кладбище Кенсал Грин. Ощущаю, как с каждым шагом всё внутри меня снова скручивается и сжимается. Каждый удар собственного сердца отдаётся в висках, пульсирует. А когда вдалеке я замечаю вход на кладбище, то и вовсе заворачиваюсь в свой широкий шарф чуть ли не с головой. Казалось бы, трагедия произошла не вчера и даже не год назад, а душа вновь забивается в угол и жалобно стонет при одной только ненавистной мне каменной вывеске – Кенсал Грин. Теперь это место встречи с близкими для меня людьми будет неизменным. Сглатываю ком в горле и шагаю за калитку кладбища.       Быть может, когда-нибудь мне будет не так сложно возвращаться сюда, но сейчас... Сейчас меня словно рвут на части, медленно и постепенно. Мимо мелькают сотни разных надгробий и памятников. Молодые и старые. Насладившиеся сполна этой жизнью или те, у кого отняли это самое время, обрубив линию жизни в самом начале пути. Шагая по изученной наизусть тропинке, я чувствую, что на меня будто бы смотрят все эти люди, точнее их души. От этой мысли по моей коже пробегает мороз; я ощущаю лёгкий озноб. Будучи смелой и отважной девушкой, которая смеётся в лицо опасности, я дико боюсь подобных мест. Но тот факт, что я наконец встречусь с моими родными, придаёт мне сил и заставляет двигаться дальше. Спустя несколько поворотов я нахожу две скромные могилки, которые огорожены небольшой металлической оградой. Открыв калитку, я со всех ног устремляюсь к ним и опускаюсь на колени между двумя надгробными камнями. Горло сковывает болезненный спазм, когда я подушечками пальцев провожу по знакомой гравировке: "Уинифред Лия Шервуд. Годы жизни: 07.02.1985 – 21.04.2010. Дочь, сестра, лучшая подруга и мать". По щеке беспокойным ручейком скатывается одна слеза, затем другая. Я смахиваю их рукавом так же, как когда-то делала и в детстве. Знаю, что Уин не станет меня за это ругать. Дрожащими пальцами я поднимаю букет белых фрезий к своему лицу и вдыхаю их лёгкий и свежий аромат. Моя скромная Уинни. Она так любила фрезии. Да что говорить, она сама была так схожа с этими цветами – такая же чистая, непорочная, благоухающая. Я оставляю букет на её надгробном камне и сквозь слёзы извиняющесь улыбаюсь ей. Перевожу взгляд на могилу, которая стоит рядом с сестрой, и чувствую, как земля уходит из-под ног. Прикрываю ладонью рот, дабы не забиться в истерике и не закричать. Соберись, Ханна, они так долго не видели тебя. Издаю ещё пару всхлипов и полностью оседаю на пол между ними. Тяжело выдохнув, я открываю свою сумку и достаю из неё маленького жирафа. Я глажу мягкую игрушку, представляя, каким бы озорным и весёлым малышом был мой племянник, затем кладу её на могилу маленького Коди и ложусь на холодный камень руками и лицом.       – Знаешь, я думаю, ты был бы смелым и храбрым мальчиком. А ещё я просто уверена, что ты бы защищал свою мамочку, как самый настоящий мужчина... – шепчу я холодному мрамору. – Хотя там, на небесах, ты ведь так и поступаешь, верно? Да, я знаю.       Мой рукав уже полностью пропитан собственными слезами, но я упорно использую его, до боли стирая с мокрых щёк влагу. Ему было всего девять месяцев, когда он в руках моей старшей сестры разбился насмерть в автокатастрофе. В ту ночь Уин уехала за своим непутёвым мужем, а когда в очередной раз вызволила его из неприятностей, то поплатилась за это жизнью. И к сожалению, не только своей. За ними погнались две машины, а когда её муж вырвал руль, то прервались сразу две жизни. Жестокий мир устроен так, что выживают самые гнилые и мерзкие. Себастьян – муж моей сестры, конечно, выжил. И теперь, когда я обнимала могилу маленького Коди, я старалась вытеснить из своих мыслей ту пылающую жажду мести, которая преследовала меня по сей день. Хотя бы на время.       Взгляд случайно падает на часы, и я понимаю, что совсем потерялась во времени. Поднявшись на ноги, я отряхиваю свои джинсы и перекидываю сумку через плечо. Уходить совсем не хочется. Пусть это всего лишь кладбище, но здесь я чувствую себя к ним гораздо ближе. Я целую холодные камни могил своих близких, и с моих губ срывается тихое "люблю". Ощущаю, как в уголках глаз снова жжёт, поэтому посылаю воздушный поцелуй и, не оглядываясь, покидаю кладбище Кенсал Грин быстрым шагом.       Так проходит каждое утро двадцать первого апреля без исключения. Я шагаю по мокрому от ночного дождя асфальту и направляюсь в сторону своего припаркованного байка. Сердцебиение постепенно выравнивается, а утренняя прохлада освежает и приводит меня в чувство. Размеренный стук каблуков становится схожим со стуком моего сердца. Наблюдаю за детьми, которые торопятся в школу, и отчаянно пытаюсь вспомнить, когда же всё-таки моя жизнь пошла наперекосяк? Но событий минувших лет слишком много, поэтому в мыслях творится полная каша. Наконец я вижу оранжевый спортбайк Suzuki GSX-R1000 и, надев шлем, запрыгиваю на своего железного коня. Скорость поможет этому хламу из ненужных мыслей, душевных терзаний и агонии выветриться из моей головы. Я трогаюсь с места и прорываюсь сквозь лёгкий и привычный туман Лондона. Именно в такие моменты я и живу. Чувствую, как ветер ласкает меня, как я сливаюсь с ним, и устраиваю настоящие гонки. Адреналин кипит во мне, оттесняя все посторонние чувства и эмоции на задний план. Я забываюсь.       Всё стихает лишь тогда, когда я заезжаю на парковку клуба "Carbon". Это мой дом. В нём живет моя семья и бережно охраняет мой покой. Да, я ушла из дома. Как только я оправилась после смерти Уин (оправилась ли я?), родители стали опекать меня вдвое больше, чем раньше. Нервы были на пределе. Ведь все их благотворительные вечера и приёмы – они просто душили меня. Как можно вежливо болтать со всеми и спокойно улыбаться, когда сердце вырывается из груди? Я и не смогла. Мать донимала меня вниманием и наставлениями, пытаясь сделать из меня истинную леди. А отец... А что отец? Он, казалось, всегда был холодным и рассудительным, полностью погружённым в свои бумаги и отчёты. В моей крови кипели бунт и непослушание, желание вырваться из-под опеки и жить. И я сбежала. Конечно же, мои розовые очки разбились довольно-таки скоро. Я столкнулась с настоящими неприятностями, в которые так успешно любила ввязываться, и я не знаю, чем бы уже закончилась моя жизнь, если бы не Аарон. Я бежала тогда от своего бывшего (как оказалось, наркодилера) и заблудилась в каких-то подворотнях. В тот самый вечер меня и спас Аарон Лотнер – владелец клуба "Carbon" и самый настоящий мужчина. Он приютил меня в своём просторном клубе и выделил целые апартаменты. За какие заслуги Господь спас меня, я тоже смутно представляю, но своим здоровьем и благополучием я всецело обязана Аарону. Я стала петь в его клубе джаз и помогать всему персоналу, чем только можно. А ещё я впервые за долгое время почувствовала к себе отцовскую заботу и любовь. Так я и нашла свою семью и обрела безмятежность.       Спрыгнув со своего байка и сняв шлем, я достала из кармана кожаной куртки пачку сигарет. Закурив, откинула голову назад и взглянула на небо: оно вновь стало пасмурным и хмурым, в который раз норовясь пролить свои слёзы на Лондон. Но мне всё нравилось, ведь я давно привыкла к капризам столицы. Уин научила меня любить жизнь во всех её проявлениях. И я искренне любила, радуясь простым вещам, как она когда-то. Моя старшая сестра сумела заразить меня жаждой жизни, научила замечать прекрасное в обыденном. Ну вот, я снова вернулась в своё привычное амплуа. И сейчас, стоя у своего спортбайка, я всё та же взбалмошная Ханна, я вновь жизнерадостная и дерзкая девчонка, какой меня тут все знают. Не помешавшаяся бедная девушка, которая, загибаясь, захлёбывается слезами на кладбище. Нет. Я оставила ту бедную девушку там, как и свои слезы и боль, на могилах моих близких. И теперь я, как обычно, выпускаю клубы дыма изо рта и с полуулыбкой на губах наблюдаю, как выгоняет очередного засидевшегося посетителя наш охранник Тай. Я приветливо машу парню рукой, отчего он расплывается в искренней улыбке. Тайлер действительно очень хорош собой, но с некоторых пор я втеснилась в ряды феминисток. Да, моя Уинни, быть может, и привила мне любовь к жизни, но вот любовь к мужчинам не привьёт мне никто! Слишком много боли они принесли мне и моей семье. Я больше ни за что не позволю вторгнуться в своё сердце, чтобы его опять раскромсали на части и выбросили, словно израсходованный товар. Отныне я держу все свои чувства при себе.       Победная ухмылка касается моих губ, когда я вспоминаю, с каким удовольствием пересекала вчера финишную прямую. Но ещё большее наслаждение мне доставила полная растерянность в глазах моего соперника. Надменный мужлан, казалось, совершенно не мог поверить в своё поражение. На его скулах выступили желваки, и всё время, пока я купалась в овациях, я чувствовала на себе его пристальный взгляд. Незнакомец и впрямь был очень мужественным и привлекательным, но какое мне до этого дело?       Из столь неожиданных мыслей меня вырывает крик нашего громилы-охранника Тая:       – Ханни, милая, там тебя кое-кто заждался!       Крикнув в ответ, что скоро буду, я отталкиваюсь от мотоцикла и шагаю в сторону клуба. Звон моих каблучков кокетливо отзывается эхом по всей парковке, где в такое раннее время совсем тихо и безлюдно. Глубоко вдохнув утреннюю свежесть, я мгновенно ощущаю в себе прилив сил. Наверное, вывернув всю свою душу там, на могиле моей доброй Уин, и залив слезами мрамор, я очистила своё мятежное сердце от тревог. Пусть и на время, но мне стало гораздо легче. Небо рассекла гроза – едва мелькнувшая, но озарившая своим светом всё хмурое небо. Уголки моих губ взмывают вверх, когда я чувствую на своей коже первые капли дождя. Поднимаю лицо к небу и подставляю его небесному плачу. Капли касаются моих губ, глаз и щёк, а затем медленно скатываются вниз. Я испытываю искренний восторг, прикрывая веки, и словно сливаюсь с природой. И мне кажется, что только дождю я теперь позволю прикасаться ко мне вот так.