Утренняя звезда

Выбить у главврача разрешение вывести Леля «в люди» было нелегко, но Кай справился. Правда, сил и нервов он потратил немало и теперь шёл по парку с крайне задумчивым видом. Мальчишка ни о чём не спрашивал, просто шагал рядом, с неподдельным интересом оглядываясь по сторонам. И держал Кая за руку. А тот против воли задерживал дыхание, когда Лель, в очередной раз отвлёкшись на что-то, приостанавливался, и чужие пальцы в ладони ощущались особенно ярко. День выдался замечательно тёплым. После прошедшего дождя воздух был свежим и потрясающе пах мокрым асфальтом и прелыми листьями. Солнце светило ярко, словно желая наверстать упущенное за время недолгой утренней грозы, заставляло щуриться и подставлять лицо ласковым лучам. Говорить не хотелось – не то настроение. Достаточно было горячей ладошки, доверчиво лежащей в руке, и тонких пальцев, которые то и дело, словно случайно, сплетались с пальцами Кая. Мальчишка не переставал счастливо улыбаться, а Кай украдкой разглядывал его лицо, со странной нежностью отмечая длинные ресницы, немного курносый нос, еще по-детски округлые щёки и чётко очерченные, чуть пухловатые губы. Хорошенький, но такой ещё ребёнок. Невысокий, худой – даже не тянет на свои шестнадцать. – Хочешь чего-нибудь? – всё же спросил Кай. Хейлель посмотрел на него немного удивлённо. – Мороженого, например, или ещё чего-то? – А… Сладкой ваты можно? Кай кивнул и, высвободив руку, направился к небольшой палатке. Через минуту Лель уже довольно уплетал лакомство, то и дело облизываясь и довольно жмурясь. На лице было написано явное удовольствие, словно ничего вкуснее он в жизни не ел. А его ладонь снова была в ладони Кая, и это было неожиданно приятно. - Вкусно, - вздохнул мальчишка, выбрасывая ненужную уже палочку в урну. Кай не смог сдержать улыбки. Впрочем, как всегда, когда рядом был Хейлель. А когда не было, его не хватало – до беспокойства, до бессонницы, до тянущей боли в груди: пустота, отступающая с появлением мальчишки, в такие моменты словно старалась поглотить больше, чем обычно. Это оказалось странно и страшно – настолько зависеть от кого-то. Раздираемый противоречиями, Кай не заметил, как день стал медленно клониться к вечеру. Небо теряло цвет, становясь бледно-серым, только на западе раскрашиваясь красно-оранжевыми лужицами последних солнечных лучей. Пора было возвращаться, и Кай был этому рад – ему нужно подумать о том влиянии, что оказывал на него Хейлель, разобраться, стоит ли продолжать эти странные встречи, которые согревали, но не могли иметь счастливого конца. – Ты неразговорчивый сегодня, – поделился мыслями Лель, когда они не спеша шли обратно в больницу. Он выпросил ещё одну порцию сахарной ваты и теперь с удовольствием уплетал её, весь при этом перемазавшись. – А ты хотел поговорить? – Да нет, – пожал плечами мальчишка. – Молчать тоже бывает приятно. Хейлель замолчал и немного нахмурился. Устал, наверное. Кай проводил его до палаты и уже собирался уходить, когда тот схватил его за запястье. – Спасибо за день. Мне было приятно увидеть что-то кроме больничных стен, – слова звучали словно через силу. Внезапно он резко побледнел, пошатнулся и, наверное, упал бы, не подхвати его Кай. Пальцы мальчишки судорожно вплелись в растрепанные волосы и сжали виски. Каю показалось, что в его глазах на миг сверкнули золотые искры, но это чудо тут же крепко зажмурилось. – Эй, – Кай обеспокоенно посмотрел на ребёнка. – Ты как? Пару неожиданно долгих мгновений мальчишка не отвечал, потом очень медленно опустил руки, словно боясь, что приступ повторится снова. Глаза были по-прежнему серыми, разве что более тусклыми, чем обычно. – Я в порядке, просто голова закружилась, – он попытался улыбнуться, но губы заметно дрожали. Кай прижал мальчишку к себе, обняв за плечи, а тот упёрся лбом ему в грудь, стараясь выровнять дыхание и унять колотящееся сердце. Впервые для него это было настолько сильно. Раньше – слабее и не так неожиданно. Раньше легко получалось сдерживаться, а сейчас он чуть не позволил этому… чудовищу вырваться. Хорошо бы Кай ничего не заметил. Лель чувствовал, что этот человек стал для него слишком дорог. – Я в порядке, правда. Ты можешь отпустить меня, – тихо пробормотал он в чужую рубашку. – Я испугался, – неожиданно даже для самого себя признался Кай. – Меня? Не стоило, я ещё не настолько свихнулся. – Бестолочь. Я за тебя испугался. Мальчика он всё-таки отпустил: на ногах тот вроде стоял крепко. Вот только Лель уже не хотел, чтобы его отпускали. Кай испугался… за него. Внутри словно пламя вспыхнуло, жарким клубком сворачиваясь в груди, затрудняя дыхание и выжигая из головы последние мысли. Мальчишка долго смотрел Каю в глаза, затем крепко зажмурился и смело подался вперед, касаясь губами губ – еле ощутимо, почти невинно и до умопомрачения сладко. Кай на пару мгновений замер, затем резко втолкнул Леля в палату и захлопнул дверь. – Ты что творишь? – Прости, – Хейлель опустил голову и пристыжено выдавил: – Я не подумал, что тебе может быть противно. – Мне не противно, Лель, – Кай нервно пригладил волосы, – просто… Это не то, чем нам стоит заниматься. – Почему? – мальчишка распрямился и прямо взглянул в глаза напротив. – Если бы это было мерзко для тебя, я бы понял. Но если нет… Какая причина тогда? – Это неправильно. – Что толку задумываться о правилах? – поморщился Хейлель. – Когда от них кому-то становилось легче? Мне рядом с тобой хорошо. Кай смотрел на мальчишку и не мог узнать. Этот Лель был слишком решительным. Он действительно верил в то, что говорил, и эта уверенность передавалась Каю. Но перешагивать грань между дружбой и чем-то большим тот боялся. Не давала покоя мысль, что Хейлель совсем ещё ребёнок, хотя прямой взгляд говорил о том, что мальчишка-то всё для себя уже решил, и как ребёнок ведёт себя Кай. - Лель, давай ты не будешь торопиться, хорошо? – Кай осторожно коснулся его щеки. Хейлель вздохнул и, помедлив, согласно кивнул, вмиг становясь самим собой. – Ладно. Только ты не уходи сегодня. – Как скажешь. Они устроились на кровати мальчишки, прислонившись к спинке: Лель, как котёнок, свернулся под боком у Кая, а тот, в свою очередь приобнял, прижимая к себе. – Лель? – Что? – У тебя необычное имя. Расскажешь? – Да что рассказывать? – пожал плечами мальчишка, плотнее прижимаясь к Каю. – Шестнадцать лет назад дворник, у которого была привычка убирать двор едва ли не затемно, с самым рассветом обнаружил на крыльце приюта ребёнка нескольких недель отроду, завёрнутого в старое ватное одеяло. Нетрудно догадаться, кто был этим ребёнком. Дворник-то и дал мне имя. Он был старым евреем, и «Хейлель» при данных обстоятельствах показалось ему вполне подходящим. – «Утренняя звезда»… Действительно, подходит, – Кай улыбнулся и легко чмокнул мальчишку в нос. – Очень красиво. – Твоё имя тоже красивое. И, знаешь… Оно больше не кажется мне холодным, – Лель уткнулся носом в твёрдое плечо, остро чувствуя обнимающую его горячую руку. – Теперь я знаю, что «Кай» - это самое тёплое, что есть на свете. Кай улыбнулся снова – он вообще не мог не улыбаться рядом с этим мальчишкой, – и наклонил голову, вдохнул запах волос: свежий и немного пряный. Пьянящий и одновременно умиротворяющий. Родной. И когда это мальчишка успел стать для него таким близким? Не хотелось ничего – только сидеть вот так, обнявшись, делясь теплом, чувствовать, как бьётся чужое сердце и слушать глубокое, немного рваное дыхание. Разве нужно для счастья что-то ещё? На ночь Кай остался с Лелем. Мальчишка сонно сопел ему куда-то в шею, а Кай лениво перебирал мягкие волосы, пропуская их сквозь мальцы. Кто-то сказал бы, что это ненормально, что не должно быть столько близких и доверительных отношений между врачом и пациентом, между двумя мужчинами, в конце концов – собственно, ещё пару часов назад Кай и сам так думал, - но сейчас ему было решительно всё равно. Не может быть неправильным то, от чего появляется желание жить. Посреди ночи Кай проснулся от крика. Хейлель, откатившись на самый край кровати, метался по постели, сбивая простынь и крича от боли. Лицо было искажено мукой, а из-под плотно сжатых век катились слёзы, прочерчивая на щеках блестящие дорожки. Казалось, словно мальчишку что-то ломает изнутри, стремясь прорвать тонкую кожу и выбраться на свободу. Каждый крик, каждый стон Леля болью отзывался в сердце Кая – ему казалось, словно не ребёнка, а его самого рвёт на части неведомый монстр. – Хейлель… Лель! – Кай схватил мальчишку за запястья и перекинул ногу через его бёдра, сел сверху, прижимая к постели своим весом, удерживая, не позволяя вырваться. – Лель! На помощь никто не спешил – крики в больнице были делом привычным, а стены – достаточно толстыми. От этого и от осознания собственного бессилия было ещё страшнее. Кай не имел понятия, что сейчас делать – позвать кого-то означало оставить Леля одного, пусть ненадолго, но, возможно, и этого окажется достаточно, чтобы случилось что-то непоправимое. Поэтому оставалось только гладить мальчика по голове и по щекам, надеясь, что ласковые осторожные движения успокоят мучающее Леля чудовище. – Лель… – Кай устал звать, теперь он тихо шептал, склонившись к самому уху мальчишки. – Давай же, Лель… Очнись. Внезапно Хейлель под ним замер и широко распахнул глаза. Знакомую светло-серую радужку теперь заливало расплавленное золото. Кай резко отшатнулся, а мальчик отполз к стене, обняв себя руками за плечи и яростно смотрел на него из-под растрёпанной челки. – Ты кто? Сердце бухнуло и остановилось. – Лель, что?.. – Я спрашиваю, кто ты, осмелившийся своими прикосновениями осквернить это тело?