Серые Дети

Виллина шумно выдыхает, трется лбом о мрамор колонны, и гладкая поверхность в мгновение ока покрывается замысловатой вязью изморози, а в воздухе заводят хоровод мелкие искристые снежинки. Как клубы пара, вырывающиеся из чайника, когда вода внутри закипает, так и магия Виллины просачивается наружу, прохладным компрессом облегчая бурлящую внутри обиду. Виллина искренне считает, что магия – единственное хорошее, что у нее есть. Наставник со скрытым беспокойством говорит, что она опасна. Вейсхаупт учит осторожности. С раннего детства Виллина изо дня в день скрывает любовь ко всему прекрасному, тонкому и изящному в самых потайных уголках своей души, зная, что не поймут. И пусть иногда ей кажется, что Вейсхаупт давным-давно превратился в огромный склеп, а его обитатели в живых мертвецов, наставник считает, что это просто подростковые причуды. Вейсхаупт учит сдержанности. Каждое утро Виллина надевает серо-синие ученические одеяния, практичные и ноские; отчаянно натирает войлоком безнадежно тусклый металл доспеха с темными швами спайки; листает пыльные скучные тома в вейсхауптской библиотеке. Вдыхая сухой неподвижный воздух внутренних галерей, Виллина разглядывает испещренные трещинами лица тевинтерских статуй и мечтает о спокойных и величественных картинах и блестящих драпировках, на которых отдыхает глаз. О теплых пушистых коврах, в которые, наверное, так приятно зарываться пальцами ног, и о чуть менее практичной, но чуть более изящной одежде, которая подчеркнула бы ее хрупкую девичью фигурку. Наставник фыркает и считает, что это глупая, неуместная, ненужная роскошь. Вейсхаупт учит практичности. Виртуозно выполненные карты Тедаса Наставник использует для того, чтобы обсуждать с Виллиной стратегические маневры и тактики ведения боя, и ему безразлично, что крепости, дороги и армии выведены морозом на оконном стекле. Искуснейшие доспехи из чистого льда вызывали у Наставника снисходительную улыбку, зато в какой восторг привело его превращение тренировочного манекена в чистый лед! У Виллины же при виде того, как двуручный меч Наставника одним мощным ударом превращает хрупкую ледяную статую в сверкающие осколки, к горлу подступает тошнота. Для нее эта страсть к разрушению – дикость и варварство. Наставник сурово сдвигает брови и называет это необходимостью. Вейсхаупт учит жестокости. Виллина шевелит пальцами, и истертая брусчатка под ее ногами превращается в гладкий пол из хрустального льда, в котором, как в зеркале, отражаются бегущие по небу густые снежные облака. В считанные мгновения магия зимы преображает мрачные башни Вейсхаупта в сказочные воздушные чертоги, серебрит потускневшие от времени мраморные плиты, умывает морозом печальные щербатые лица давно позабытых статуй. Ледяные узоры тонкой искрящейся паутиной оплетают колонны, в пустых вазах распускаются ледяные колокольчики, и в их сердцевинах мерцают нежные голубые огоньки. Скромное одеяние Виллины исчезает под каскадом юбок из тончайшего инея, схваченным искрящимися ледяными подвесками, густые светлые волосы перевиваются ледяными спиралями… У Вейсхаупта в запасе много уроков, но не все они идут впрок. Когда лицо опаляет неестественным жаром, только отточенные в бесконечных тренировках рефлексы спасают Виллину от неминуемых ожогов. Сквозь прозрачную толщу ледяного щита Виллина видит сосредоточенное лицо Наставника, и внутри у нее все сжимается от страха. Он не раз предупреждал, что любовь к красоте ослабляет сердце, делает его мягким, как подтаявшее масло; что этой любви нет места в пропитанном скверной и смертью мире, которому Виллина с рождения принадлежит. Что Виллина обладает великой силой – силой, которая может спасти множество жизней и которая никогда не проявится в полной мере, если Виллина останется в плену собственных трепетных, наивных, опасных иллюзий. Вейсхаупт учит покорности. И тогда воздух вокруг Виллины начинает густеть, закручиваться, наполняясь мелкой белой крупой. Сквозь нарастающую снежную пелену Виллина видит, как огненные искры вгрызаются в хрупкую ледяную вязь, как вспарывают зеркальную гладь пола оранжевые молнии, как чернеют от сажи тевинтерские изваяния и, задыхаясь, прижимает руку к груди, силясь удержать, не допустить, спасти... Но когда по влажным потрескавшимся плитам растекается последний голубой колокольчик, Виллина оборачивается к Наставнику, и снежный буран вокруг вдруг сжимается в одну ослепительную сверкающую стрелу. Мрачная решимость в глазах Наставника сменяется ужасом, когда спустя мгновение эта стрела врезается в его грудь. Виллина чувствует замирающее биение его сердца на кончиках своих пальцев, видит белое облачко пара, вырвавшееся из побелевших губ, и чувствует… – Отпусти его, – раздается за ее спиной спокойный, тягучий голос Первого, – уже достаточно. Ее магия рассеивается в антимагической вспышке, но Виллина знает, что если бы она захотела, никто не смог бы ее остановить. А пока она смотрит, как Наставник, хрипя, падает на серые каменные плиты и вокруг него суетливо возятся целители, ловит опасливые взгляды и возбужденные перешептывания братьев и сестер по Ордену и ничего, ровным счетом ничего не чувствует. – Твоя магия сильна, дитя, – прозрачный, как вода, взгляд Первого скользит по Наставнику, по лужам на оплавленном камне, по остаткам серебристой паутины в волосах Виллины, – и впредь она будет служить только на благо Ордена, не так ли? Вейсхаупт учит покорности. И этот урок усваивают все. – Моя магия в вашем распоряжении, Первый, – скрестив руки и прижав кулаки к плечам, равнодушно отвечает ему Виллина. Как будто бы у нее есть выбор.