16 мая 1934 года.
В то утро я уткнулся носом во что-то теплое и живое. Во что-то горячее и родное. Это была спина Руфуса. О, Боже, Руфус, мой дорогой Руфус, твоя спина, как и любая частичка твоего тела, такая любимая и неповторимая. В то утро, как только я уткнулся носом в твою спину, ты повернулся ко мне лицом и посмотрел прямо в глаза. Я думал, что услышу что-то вроде: «Спасибо, за прошлую ночь, она была великолепна», или: «Спасибо, что ты рядом», но ты сказал: «Который час? Не время ли уходить?» Я ответил на это улыбкой. - Если ты считаешь нужным разорвать нашу «трапезу», то я готов уйти – сказал я, немного потягиваясь. Руфус немного привстал и посмотрел на меня. А потом он сказал: «Ты прекрасно знаешь, что тебе нигде нельзя оставаться надолго. Твои долги бегают за тобой». Я прыгнул так, что слетел с кровати прямо на ноги, а затем сказал: «А я быстрее!» Руфус улыбнулся, но улыбка была какой-то черствой или приторной, не знаю, как это описать, но я хорошо ее запомнил. - И чего ты так печешься обо мне? – спросил я, хотя знал ответ. Руфус промолчал, лишь лег в кровать, где еще чувствовался запах прошлой ночи. Я одел свою белую рубашку, а затем сел рядом с ним. Он взглянул на меня и собирался что-то сказать, наверное, что-то поучительное, но я нагнулся и поцеловал его. Мое дыхание было горячим, как и его. Я не отрывался, потому что любой поцелуй мог стать последним. Потом, чтобы вдохнуть в себя глоток воздуха, Руфус отстранился. Я лег ему на плечо и посмотрел прямо в глаза. - Скажи мне, - сказал я, даже не моргнув. - Сказать что? – спросил меня Руфус, хотя, наверняка, прекрасно знал, что я хочу услышать. - Скажи мне то, о чем всегда молчишь. - Я люблю тебя, - сказал мне Руфус, а затем хотел что-то добавить, но я, опять же не дождавшись, поцеловал его. Я прекрасно знал, что мы не должны быть вместе. Что мы не «сознаны друг для друга», что он и я – ошибка. Но в такие моменты никто не хочет думать о таком.Вы спросите: «В какие такие моменты?»
Я отвечу: «В моменты, когда ты счастлив».