***
Лестница казалась слишком высокой, ступеньки слишком частыми. Мягкий ковёр поглощал большую часть звуков, но тем не менее те, кто сидели в комнате на третьем этаже, прекрасно знали, что сюда кто-то идёт – время, проведённое в лесу и в городе, в котором дышать-то было опасно, научило их быть осторожными. Навыки эти так просто не забылись. Ярко горят электрические лампы. Тяжёлые шторы задёрнуты, с улицы свет почти не пробивается – этого и не нужно. Недалеко от двери Россия встречает Германию с Италией. Они лишь кивают друг другу, прежде чем зайти в зал. Сразу следом спешит ещё кто-то, опустивший голову так, что узнать его невозможно. Вскоре он, однако, перестаёт смотреть себе под ноги и смотрит на страны, сверкая зелёными глазами. Англия. Следом так же безмолвно, что странно для него, подходит Америка. Он перестал называть себя «героем». Один раз на собрании он, по привычке, попытался, но не смог. И сам же понял, почему. Остальные уже собрались, ждали только их. Игра в мафию выработала у всех не только безумную осторожность, граничащую с паранойей. Она так же за ставила их ненавидеть «мафию». И так же ненавидеть карты, которыми они раньше пользовались для этой игры.***
Со стен смотрели фотографии стран – сделаны они были незадолго до злополучной игры, в последние дни их нормальной жизни. Незаметный Канада с медведем и в съехавших на нос очках. Красный от возмущения Романо и сидящий рядом Антонио. Смеющийся Австралия с коалой. Венгрия, размахивающая своей сковородкой. Эстония за ноутбуком. Серьёзная, не глядящая в камеру Вьетнам. Сидящие вместе скандинавы. Обнимающий Лихтен Швейцария. Курящий трубку Нидерланды. Наклонившая голову Бельгия. Освещения почти не было – лишь перед каждой фотографией горели свечи. И ещё цветы. Белые розы, красные гвоздики. Все чётного количества. Ивану это отчасти напоминает сон. Темнота, то вспыхивающие сильнее, то потчи гаснущие огоньки и полная беспомощность. Никто ничего не говорит, молчание стоит гробовое. Они только смотрят на портреты и молчат дальше. Говорить нечего. В тишине всхлипнул Италия. Слышно было, как Иван, шурша одеждой, крепче сжимает кран. Как Наталья прижимается к брату. Слышно даже, как пролетает муха. Они молчали. Они выжившие. Не выигравшие. Прошёл ровно месяц с начала игры в мафию. Ровно тридцать дней. Это уже второе подобное собрание. Кто-то крепче сжимает оружие, кто-то прячет эмоции внутри себя. Маски надеваются заново, человеческое прячется за семью замками. Германия, успокаивая Италию, приобнял его за плечи. Все по-прежнему не говорят. Тут не нужны слова. После собрания Китай, всё ещё терзаемый чувством вины, подходит к стоящему у окна Италии. По щекам Венециано текут слёзы, но теперь он старательно отворачивается. Он плачет в шестой раз после смерти Романо. - Прости, - шёпотом говорит Яо. Италия оборачивается, на щеках его блестят слёзы. - Прости, - громче повторяет Китай. Италия оборачивается, чуть заметно кивая, кулаки его сжимаются и разжимаются, костяшки белеют: «Не могу». Похоронили всех там же, в городе. Казнённых достали из ямы. Нашли каждого. Но всех их хоронили в закрытых гробах. Прошло более двух недель с начала игры. Аномальная зона была перекрыта. Там работали профессионалы. Изредка туда пускали и страны. Например, на сорок дней с начала игры. Они там не ночевали – одного раза после мафии им хватило по горло. Игра почти закончилась. И в ближайшее время начаться она не могла.***
Они ведут себя почти так же на общемировых собраниях. На собраниях «Большой Восьмёрки» теперь стало тоже слишком тихо. Обсуждаются лишь те дела, которые надо обсудить. Обычный балаган, который всегда был на собрании, затих. Молчит Америка, лишь изредка вскакивая, когда надо что-то сказать. Но без причины – нет. Всё так же улыбается Россия. Всё так же пьёт чай Англия. Германии, правда, больше некого успокаивать. Все и без того тихи. На этих собраниях маски надеваются через раз.***
Они бы попытались сказать что-нибудь. Но не могут. Слова стали лишними. Мир словно охватило уныние. Резко увеличилось число самоубийц. Ни одна страна, убитая во время «игры», не исчезла в реальном мире. Чтобы она исчезла как народность и земля нужно, чтобы убийцей, при чём добровольным и не сошедшим с ума, стала другая нация. Но, тем не менее, люди оттуда куда-то переселялись, бежали. Они чувствовали. Год спустя первый человек заговорил на «поминальном» собрании. Голос неуверенно прозвучал в тишине. Говорить всё равно было нечего.