Небо под ногами

Спонтанность — самая коварная из присущих человеку зараз. Она соединяет сердца, дарит надежду на лучшее, приносит хаос и убивает. Она — твой друг и враг в одном лице. Когда Зейн бежал с канистрой, полной масла (которую украл из подвала особняка Найла), в одной руке, а другой доставал зажигалку из заднего кармана джинсов, он определенно был под влиянием этой чертовки спонтанности (и героина в крови). По крайней мере, так он оправдывал себя позже, уже будучи не «под кайфом».  — Не интересен, не интересен, не интересен… — бормотал парень, разбрызгивая масло по лесенке, ведущей в домик на дереве. Он волновался, даже зажигалку с первого раза зажечь не смог: руки дрожали. Но, когда ему это наконец удалось, всю неуверенность как рукой сняло — чтобы спасти девушке жизнь, Зейн должен был двигаться быстро, без промедлений. Поймав себя на мысли, что в этот раз он превзошел самого себя, парень незамедлительно вскарабкался по дереву, хватаясь за выступы, и по ветке, висящей горизонтально, забрался в домик, где лежала Ния. От сизого дыма в глазах помутнело, однако это не помешало Зейну схватить спящую девушку в охапку, повесить себе на спину и, скрестив безвольно болтающиеся у его шеи предплечья, одной рукой обхватить ее запястья, а с помощью другой спуститься вниз по дереву на несколько метров и спрыгнуть на газон… Пока парень блестяще претворял план по спасению Нии в жизнь, лестница догорела. Языки пламени принялись за домик, и «виновница» пожара, очнувшись, стала потерянно оглядываться по сторонам. Голова у Нии болела так, словно по ней ударили тяжелым предметом; взор был затуманен спросонья: девушка не сходу осознала, что ее бывшее убежище превратилось в щепки, но, стоило только ей пошире распахнуть веки, она мгновенно их сомкнула, потеряв сознание. Два огромных карих глаза — последнее, что увидела Ния, прежде чем обладатель этих очей воскликнул: «Кто-нибудь, вызовите скорую!» А проснулась она уже в больничной палате. Первое, что различила девушка, очнувшись, — противный писк аппаратов и «аромат» медикаментов; правая рука ныла (Ния не могла ей пошевелить), голые стены пугали. Я что, в психбольнице? Девушка думала, что ее сюда отправили родители, и была зла на них, хотя отчасти сомневалась в неверности их решения: она видела Пита, своего умершего младшего брата; разве психически здоровый человек так может? — Эн, привет, — сонный голос заставил девушку повернуть голову в сторону подоконника, на котором устроился ее брат. Верно, они с Найлом были не друзья — брат и сестра. Их не связывали кровные узы, но вели они себя друг с другом как родные.  — Привет, — охрипшим голосом отозвалась Ния. — Где я и что здесь делаю? — она все же решилась узнать подробности о своем местонахождении, прежде чем спешить с обидами на родителей. — Случился пожар, сгорел домик на дереве, тебя успели спасти. Найл старался, чтобы голос не дрожал, но парень и сам жуть как хотел плакать, когда думал о том, сколько воспоминаний хранил этот домик. Что уж говорить о Ние, которую тот приютил после потери прежнего убежища? Ей было больно. Невыносимо, просто дико больно. Но Ния оставалась спокойной, не рвала, не метала, даже скупую слезинку не проронила. Просто потому, что на-до-е-ло. Изо дня в день девушка жила словно по заведенному режиму, который менялся только тогда, когда от грусти на лице уже откровенно тошнило. И помимо похода в университет в распорядок дня входили следующие пункты:  а) бить кулаками стену, пока от вида крови в глазах не помутнеет и б) намотать на кулаки сопли (посолить слезами раны). Мазохизм чистой воды, зато помогает скоротать время (которое не должно быть потрачено на самобичевание). Только родителям-то это как объяснишь? Сочтя Нию «сошедшей с пути», чета Блэков уже несколько лет не оставляла попыток показать дочь специалистам. Поэтому, очнувшись сегодня в больничной палате, Ния в первую очередь подумала на маму с папой с их глупым планом. Каково же было ее удивление, когда реальная причина нахождения в больнице оказалась гораздо хуже той, что казалась ей верхом несправедливости… — Найл, ты помнишь, я рассказывала тебе о младшем брате?.. — внезапно поинтересовалась Ния. — Я вчера видела его. Пит стоял прямо передо мной, я видела его собственными глазами. Это невероятно. — Вообще-то… — Найл замешкался, думая, стоит ли рассказывать девушке о заключении врача. «Позже», — в итоге решил он. — Да, это невероятно. Но тебе не кажется, что стоит завязывать с такой жизнью? Я сказал врачу, что твои родители мертвы и мы с тобой брат и сестра. Я сделал так потому, что понимаю тебя, но, может, это — знак? Знак, что пора остано… Ния прервала парня на полуслове: — Вали из моей палаты! Если собираешься издеваться надо мной, то можешь катиться к черту! Голос сорвался на крик; девушка отвернулась лицом к стене, нахмурившись и скрестив руки у груди; понимая, что словами ничего не добиться, Найл сфотографировал сестру (та даже не успела среагировать), протянул ей мобильник и сел рядом на кровати. — Посмотри, Эн, эти мешки под красными глазами, осунувшееся лицо, грязные растрепанные волосы… Ты не была такой, когда мы только познакомились, — Найл говорил мягко, но настойчиво. — А какой я была? — спрашивала Ния, со страхом глядя в глаза девушке на фотографии и пытаясь вспомнить, когда она в последний раз пользовалась расческой или смотрелась в зеркало. И Найл честно отвечал: — Очень-очень красивой. И фигура у тебя была просто отменная. Честное слово, я чуть не влюбился, когда впервые тебя увидел.  Ния улыбалась, и Найл тоже улыбался, глядя на девушку. И Ния думала: «Как только выпишусь из больницы, тут же завяжу с ‘обезболивающими’». (И даже не представляла, насколько ошибалась).