Пила-2

Шум волн. Слепящее солнце. Горячий песок под ногами. И легкий прохладный ветерок. Это свобода. В каждой стране она разная. Я нашел ее в городе Лос-Анджелес. Я насильно привез своего брата сюда в надежде, что он поймет меня. Но он глух к моим мольбам и прощениям. Сколько раз я не пытался объяснить ему, что это был его выбор, он все равно не слушал и не хотел слушать меня. Я долго продумывал все детали игры, в которой выжить должны были двое. Так и вышло, мы с Биллом живы, только благодаря ему. Но он продолжает мучатся и страдать по Софи. Маленькой крошке, что была нашей сестрой. Когда нас бросил отец, мы были такими же крохами, как и она. Я до сих пор помню этот хлопок входной двери и плач мамы. Помню, что он даже не попрощался с нами, просто собрался и ушел. Я помню, сколько лет Билл винил себя в том, что он ушел из-за него. Ведь именно в тот день мы катались на велосипедах и Билл, не увидев отцовской машины стоящей у дома, врезался в нее и оставил небольшую вмятину. Родители в тот вечер еще сильнее поругались, чем прежде. Отец снова кричал, что ему придётся идти работать сверхурочно, что бы оплатить ремонт машины и врача для Билла, который расшиб себе колено, и мама боялась, что он мог сильно удариться головой, но все обошлось. После этой ссоры он собрал вещи, хлопнул дверью и вот, мы его больше не видели. Как-то вечером мама рассказала мне, что до нашего рождения она мечтала стать известным дизайнером интерьеров и если бы она не решила родить нас, то возможно ее мечта сбылась. Мы тогда переехали в деревушку Лойтше и сняли маленький деревянный домик, всего с двумя спальнями. Жить было очень тяжело, порой нам даже было нечего есть, но мама работала на двух работах, что бы прокормить нас и каждый день говорила, что у нее много разочарований в жизни, кроме одной. Нас. Мы с Биллом стали для нее теми лучиками света, которые позволяли ей жить и наполняли ее сердце счастьем. Отец изредка появлялся в нашей жизни, но он лишь привозил деньги, клал их на стол и, не смотря на нас с Биллом, тихо уходил из дома. Если бы не нужда, я бы сам запихнул ему эти деньги в его глотку, лишь бы только он не мучал Билла своим присутствием. После каждого его такого визита, мой младший братик очень много плакал. Каждый раз, заходя к нему в комнату, я успокаивал его и говорил, что мужчина не должен плакать, но даже это не помогало. Билл часто болел и становился все более замкнутым в себе. Мама позволяла нам все. Я проколол себе губу и стал отращивать волосы, что бы больше нравиться девочкам, а Билл проколол бровь и язык. Волосы все так же коротко стриг, но после Хеллоуина, на котором он был Вампиром, выкрасил их в черный цвет и стал подводить глаза черным карандашом, который выпросил у мамы. В школе было еще хуже. Билла постоянно обижали и постоянно обзывали педиком. Я, как мог, старался его защищать, даже стал заниматься карате, не для драк, а так, что бы наводить побольше страху, но однажды пришлось применить свои навыки. В тот день была очень плохая погода. Шел дождь, наверное, именно из-за этого мы с Биллом так ненавидим плохую погоду. В школе учителя нас разделили и развели по разным классам, а все из-за этой училки Мельер. У нее на лице было написано, что она садистка и ненавидит детей, а нас с Биллом возненавидела с первых же дней нашего поступления в школу. Я, как всегда, сидел у нее на уроке и скучающе смотрел в окно. Тогда мне дождь казался вдохновением. В нашей жизни уже появился Гордон. Он был классным. Играл на множестве музыкальных инструментов и нас с Биллом учил. Хоть мой братец и не особо жаждал учиться играть хотя бы на гитаре, но ему нравилось петь. Это у него получалось замечательно. И стоило ему дать свободу в этом "хобби", как он умудрялся петь везде, где только можно. Дома, на улице, в школе, в гостях, на кухне, в ванной, в туалете и даже у нас в комнате по ночам сквозь сон. Его просто было не заткнуть. Ситуацию усугубило, когда он попал на телешоу, мама постаралась, и отправила заявку. Билл тогда проиграл, вот слез-то было. После этого я дал ему обещание, что обязательно научусь играть на гитаре, и мы соберем группу. Тем более, потенциальных претендентов я уже приметил. Георга и Густава, что учились у нас в школе. Клевые пацаны, хоть второй и был каким-то тихоней и батаном, но он умел играть на барабанах, а это просто находка для нашего возраста. Кап-кап, бьются капельки карниз об окна. Кап-кап, стекают они струйками по стеклу школьного окна. Кап-кап, я слышу первый отголоски мелодии. Кап-кап, начинаю напевать я. Кап-кап: "Schoenes maedchen aus dam all…." Я стал записывать строчки и аккорды мелодии, что возникла у меня в голове. "Надо обязательно показать Биллу и ребятам. Уверен из этого получится не плохая песня, а с Гордон поможет нам доработать!" - подумал тогда я. Но стоило мне снова посмотреть в окно, как я увидел Билла, который выбежал во двор, а за ним толпа ребят, во главе с Олафом. Этот пацан всегда был мразью и сволочью, еще с самого детства. Он вечно собирал вокруг себя толпу неудачников, отбирал у школьников деньги, угрожал им расправой, бил, что есть мочи, и, в последствии, стал преступником, когда вырос. Я, не долго думая, сорвался с места и выбежал из класса. Вслед мне уже вовсю визжала Мильер и грозилась вызвать директора, что бы тот меня исключил из школы. Но мне было плевать, мой младшенький был в опасности, и если я не вмешаюсь, то ему не сдобровать. Выбегаю во двор и ищу глазами ребят, но никого не вижу. У нас было одно укромное местечко, где мы курили, оно находилось во дворе, в подвале, который, якобы, должен был быть закрыт. Подхожу к двери и вижу, что замка на ней нет и чуть в приоткрытую щель виден мерцающий свет от единственной лампочки, вкрученной в плафон под потолком. Я медленно открыл тяжелую дверь, так тихо, как только мог, чтобы не шуметь и стал бесшумно спускаться по ступенькам вниз. Внизу был слышен смех и чьи-то стоны. - Тише ты, - забубнил кто-то. - Не дай Бог кто услышит! - Да кто услышит, - это был голос Олафа. - Льет, как из ведра. Я даже тут слышу, как гремит гром. И в подтверждение его словам тишину рассеял громкий грохот грома, что заставил даже меня подпрыгнуть от ужаса. Спустившись вниз, я быстро выглянул из-за угла, и тут моему взору открылась такая картина, которая до сих пор стоит у меня перед глазами. По среди подвала стоял Олаф со спущенными штанами, а перед ним на четвереньках Билл и делал ему минет. Один из парней держал моего братика за руки, заломив их за спину, Олаф схватил его за волосы и натягивал на свой вставший член, а остальные двое сидели около стены и дрочили друг другу, глядя на это зрелище. Я отвернулся и прижался спиной к стене. Злость так и кипела во мне. Я с силой сжал кулаки и почувствовал, как ногти впились в нежную кожу и из ладоней потекли тоненькие струйки крови. - Да, вот так! Соси, сука, - шипит от удовольствия Олаф. Выбегаю из-за угла и со всей силы бью по лицу парня, что держит руки моего брата, затем по морде получает Олаф, но мне этого мало, я хватаю его за грудки и наношу все новые и новые удары. - Ты... Тварь поганая… Как ты посмел… трогать его?! - кричал во всю я, нанося один удар за другим, видя, как его лицо покрывается все красными пятнами, а кожа лопается от ударов и из нее начинает течь кровь. Я хочу убить эту мразь, убить сволочь, что прикасалась к моему брату. Да как он посмел, у него еще наглости хватило. Меня хватают за руки и заламывают их за спину. Валят на пол и начинают бить ногами. Я терплю. Не дождетесь, ублюдки, что я произнесу хоть слово. Сквозь эти удары и боль, я лишь смотрю на Билла, которого держит все тот же парень и не дает ко мне подбежать. Как из его глаз струятся слезы, размазывая всю косметику, и черными дорожками стекают по щекам. - Прошу вас, прекратите. Ему же больно! - кричит мой братик. - Умоляю, я сделаю, что угодно, только не тро… - НЕЕЕЕЕЕЕТ! - кричу на него я, и смотрю со всей злобой, какая только есть. - Не смей, иначе ты мне не брат! Злобно рычу на Билла и вижу страх в его глазах. После того, как они вдоволь насладились избиением, эта шпана выволокла меня во двор и бросила на дорогу, прямо под проливной дождь. Тут же ко мне подбежал Билл и стал причитать. Убирать намокшие волосы у меня с лица, обнимать и все так же плакать. - Не хнычь, плакса! - улыбаюсь я. - Ты же мужчина. В эту самую минуту во двор выбегает Мильер с директором школы и начинает причитать, что я хулиган и срываю ей урок. В конечном счете, нас с Биллом наказали, да еще и вдобавок меня обвинили в том, что я якобы избил Олафа ни за что. Мы с Биллом молчали, а иначе, как мы могли объяснить, что Олаф избит. Если бы я сказал, что десять минут назад видел, как моего брата в рот пялил этот ублюдок, я бы еще больше сломал жизнь Биллу. Поэтому, мы молчали и нас посадили под домашний арест на две недели. Мама с Гордоном нас не ругали, они каким-то образом поняли, что все произошло не просто так и просто позволили нам остаться наедине в комнате. В ту ночь Билл не плакал, он тихо подбежал к моей кровати, залез под одеяло и аккуратно меня обнял. Он рассказал мне все про эту мразь, и сколько времени он заставляет его все это делать. В ту ночь я поклялся, что буду всегда защищать его и никогда не дам в обиду. Но мой братик рос, наша группа стал популярной, а он все так же влипал в неприятности. Когда я узнал, что у отца родилась дочь, то впервые за долгое время сам позвонил ему. До этого с отцом, как мог, общался Билл, даже на первые заработанные нами деньги взял его отдыхать вместе с нами на Мальдивы, пока отец не встретил женщину и окончательно не оборвал с нами связь. Все так же присылая алименты, теперь уже по почте. Когда я ему позвонил, он не узнал мой голос, а когда я представился, то переспросил, какой еще Том. Было больно, даже очень. В разговоре, он попросил больше не лезть в его жизнь. У него теперь есть настоящая семья и ребенок, которого он действительно любит. А нас с Биллом он просто принял, потому что мама не захотела делать аборт. Было чертовски больно. Я, наверное, впервые за это время заплакал. Помню тогда прибежал в мою комнату Билл и долго меня утешал. Он не спрашивал, что произошло и почему я плачу, лишь положил мою голову к себе на колени, стал поглаживать мои дреды и напевать тихую колыбельную из нашего детства, что пела нам мама, когда мы были маленькими. После того, как я стал Пилой, я долго не решался сыграть с Биллом в игру. Но после того, как наш биологический отец предпринял попытку связаться с Биллом и в надежде выклянчить у него денег, а зная моего брата, то бы не отказался, я наконец-то принял решение, что бы мой брат стал сильнее и научился себя уважать. Я выбрал одиннадцать человек для игры. Восемь из них был непосредственно связаны с нашей жизнью и лишь две близняшки соприкасались с нами только тем, что родились с нами в один день и один год, но ступили на преступный мир и убивали людей за деньги. Хоть их история была и невероятной, но они уже были взрослыми и могли остановиться, но не делали этого. Преступный мир сожрал их, и ничто не могло им помочь вылечиться. Я знаю, что поступил жестоко с маленькой девочкой, но дети всегда расплачиваются за ошибки своих родителей. Возможно, если бы отец не бросил нас, он смог бы воспитать в Билле мужчину, а не взвалить этот груз на мои плечи. Плечи такого же маленького ребенка, каким был Билл.