Любил - растоптала... Растоптал - полюбил...

Остаток дня, благодаря заступничеству Джесс – она не отходила от меня на следующих переменах ни на шаг, отчего ряды любопытных резко поредели… – прошел менее суетно и раздражающе, чем его начало. И когда я уже собирался выходить из здания, она нагнала меня и вновь, жалостливо заглядывая в глаза и нервно заламывая тонкие пальцы, попросила: - Винсент, пожалуйста, попробуй подготовиться к самому худшему, ожидай от них всего! Быть может, тогда тебе будет не так худо, как было мне… - Джессика, ты не волнуйся так, когда все это закончится, я честно постараюсь не наложить на себя руки! – Сделал жалкую попытку перевести все в шутку я. Хотя именно в таких случаях знающие люди говорят, что «в каждой шутке есть лишь доля шутки»… - Типун тебе на язык, Рейнт! – Возмутилась она, нисколечко не поддержав моего начинания, и, тяжело вздохнув, прошла через галантно мной распахнутую перед ней дверь на улицу, остановившись на ступенях главной лестницы, и грустно напоследок улыбнулась. – Удачи, Винсент. Надеюсь, все с тобой будет хорошо… - А я то как на это надеюсь! Ну, до завтра… – Улыбнулся я в ответ и энергично замахал на прощание, провожая ее стройную фигурку признательным взглядом до тех пор, пока не наткнулся на нечто для меня в разы более привлекательное, и тут же забыл о ней… И все мои мысли вмиг устремились к светловолосому владельцу порше, что как всегда уже пунктуально ждал меня у ворот, расслабленно откинувшись на сидении, и приветливо мне улыбался во все свои тридцать два белоснежных зуба… Мое сердце трепетно сжалось, притормаживая свой до этого размеренный ритм, от этой теплой, почти интимной улыбки. А потом, чуть не захлебываясь, пустилось вскачь, будто желая вырваться из грудной клетки мне на ладони, чтобы я мог преподнести его этому человеку, что, поймав мой пристальный взгляд, одним слитным грациозным прыжком выбрался из салона и стремительно подошел ко мне вплотную, чтобы тут же крепко обнять, изо всех сил прижимая лицом к своей груди… На виду у всей школы… Эх, если бы он позволил себе что-то подобное еще три дня назад, получил бы в глаз… А сейчас… максимум, что я в силах предпринять, это назвать его идиотом!!! Слегка отстранившись, я не преминул сообщить эту потрясающую новость лишь довольно заухмылявшемуся на сие высказывание Монтгомери, но совсем выбираться из его объятий не спешил. И плевать на глазеющих на нас во все глаза ошарашенных школьников… В них было так привычно и уютно… все проблемы отступали куда-то на задворки сознания, становясь совершенно не важными… Я ощущал под ладонью мерный уверенный стук его сердца и почти наяву видел, как оно требовательно и неустанно принуждает кровь струиться по его жилам, неся жизнь каждой его клеточке, что я так любил… В этом звуке весь он… целеустремленный и неотвратимый, как ураган, бурный и потрясающе-красивый, словно водопад, сильный настолько, что иногда становится по-настоящему страшно… Но эта сила в данный момент нежно и осторожно укрывала меня в своих объятиях от всего остального мира… Непередаваемое чувство умиротворения накрыло меня с головой, и, сам от себя не ожидая такого, чуть приподнявшись, я с наслаждением потерся носом о его шею, вдыхая свежий аромат средства после бритья и одеколона, смешивавшийся с едва уловимым терпким запахом пота, создавая просто невероятно приятную гамму нот, и совершенно по-кошачьи проурчал: - Я скучал… - Я тоже, мышонок… я тоже… Поэтому идем скорее! – Изрек Кайл и, бесцеремонно схватив меня в охапку, потащил к машине. - Куда мы? – Поинтересовался я у него, когда был более чем бережно сгружен на переднее сиденье, а он уселся рядом и немедля завел мотор. - А куда бы ты хотел для начала? – Хитро прищурился Монтгомери. - Мне подумалось, что у тебя был четкий план, раз уж ты сразу так рьяно поволок меня в машину. – Нерешительно начал я, любопытно заглядывая в сверкающие на солнце серые омуты. - Все соображения по этому поводу вылетели у меня из головы, как только я, наконец, узрел твою милую мордашку… Сам себя в последнее время не узнаю – в твоем обществе со мной явно творится что-то странное, забываю обо всем на свете, кроме тебя… – Наигранно грустно вздохнул Кайл, разводя руками – мол, ваша вина… значит, флаг в руки и барабан на шею тоже вам… - Выдумщик! – Рассмеялся я в голос, а затем, фыркнув, предложил. – Хм, тогда, давай наведаемся в Центральный Парк, я вчера поймал себя на мысли, что не был там чуть ли не с восьми лет… – Поспешил я высказаться. В конце концов, родители возвращаются только поздно ночью – времени навалом, да и дом уже практически блестит, имею я право оторваться напоследок?.. - Интересная идея, а что, махнем! Я тоже давно там не был, в кои-то веки дорвусь до сладкой ваты! – Радостно согласился Монтгомери, несильно хлопнув меня по плечу. – Пристегнись и поедем! Я довольно кивнул, выполнил просьбу, и мы с характерным утробным взрыком тронулись с места… То, что мы творили в парке, надеюсь, запомнится надолго не только мне одному. Знаю, надежда невелика, но все-таки… Сначала мы за обе щеки уплетали облака сладкой ваты до тех пор, пока сами не стали похожи на сахарных человечков, затем полчаса носились друг за другом по тропинкам с оглушительным гоготанием с целью оказания помощи в приведении чужого лица и рук, чуть не до локтей в сахаре, в относительный порядок, только вот способ мы избрали не совсем традиционный – с участием собственной слюны, за неимением других жидкостей… Потом, еле-еле успокоившись с этим, все же найдя в процессе салок более-менее цивильный умывальник «тире» небольшой прозрачный фонтанчик, мы с почти детским восторгом прокатились на смертельных горках, я один попрыгал на батуте под провокационное улюлюканье Кайла, затем опять вместе мы опробовали какую-то подозрительную катапульту, в самом деле чуть не запустившую нас в космос… Переждав приступ более чем ожидаемой после подобного запуска тошноты на моей любимой скамейке, откуда открывался живописнейший вид почти на весь парк, так как она располагалась на небольшом холме, я потянул Кайла в сторону тира. Где он с блеском чуть ли не левой ногой сбил все жестянки и выиграл мне огромного, – кто бы сомневался! – пушистого мышонка с премилыми глазками – бусинками. Затем были гонки на картах по пресеченной местности – куда более экстремальное развлечение, чем в зале, – водные горки, пещера страха, комната смеха, лазерная битва и много чего еще… - Я больше не могу! – Взмолился я, наконец, когда мы с Кайлом вывалились из помещения «энного» аттракциона. - Колесо обозрения, и мы свободны! – Возвестил он и чуть не на руках потащил вяло сопротивляющегося меня на это чертово… Чертово Колесо… Он… Я… Закрытое малюсенькое пространство… Головокружительная высота… Романтично? Ну, конечно, романтично, если считать романтикой то, что, не успел служащий закрыть за нами дверцу, меня тут же усадили, прижали к стенке кабинки и стали яростно целовать взасос, ероша волосы, жадно шаря под рубашкой и почти болезненно сжимая через ткань мою плоть… - Кайл, ты что, взбесился? – Нашел в себе силы возмутиться подобным обращением я, когда он оторвался от моих губ и перешел с этими голодными поцелуями-укусами на шею. - Давно, мышонок. – Хмыкнул он в ответ, не прекращая ставить на мне свои метки. Я тяжело вздохнул и вновь расслабился в его руках, как бы принимая все, что он вознамерился со мной делать, за должное. Не могу сказать, что эти его странно-настойчивые действия были мне так уж неприятны, просто он еще никогда не вел себя так странно… Будто и в самом деле взбесившись… Причина такого его поведения дошла до меня несколько позже, когда мы уже возвращались домой… ко мне… - Ты говорил, что сегодня возвращаются твои родители? – Не глядя на меня, спросил Кайл. - Да, они прилетают почти в полночь. - Значит, сюда они доберутся не раньше часа-двух ночи… – Задумчиво протянул он, аккуратно паркуясь. - Ну, наверное. – Внимательно вгляделся я в его сосредоточенное лицо. – А что? - Кристин прилетает завтра вечером, Винсент, неделя подошла к концу… И… это наша последняя ночь. – Выдохнул он, наконец, ловя мой ошарашенный взгляд. - П-последняя? – Заикнулся я, судорожно подсчитывая в уме проведенные с Кайлом дни. И когда подсчитал, меня, будто обухом по голове огрели, вдарили в солнечное сплетение, потом под колени, чтобы ноги подогнулись, и все это одновременно. Это… все? Конец?.. *** После звонка Кристин я обессилено валялся в постели еще часа два, так как разговор с ней оказался отчего-то неожиданно выматывающим, хотя… не столько он, сколько последовавшие за ним глубокие раздумья, а когда опомнился, оказалось, что просто катастрофически опаздываю на первую пару, но я бы на нее не успел, даже если, не умываясь и в одних трусах, помчался с предельной скоростью, да вовсе не обращая внимания на дорожные знаки. Эх, а там Алан со своей экономикой… опять заставит отрабатывать… а я в ней совершенно не шарю – знаю, разве что, только вот это вот сакраментальное – «экономика должна быть экономной…» Ну да ладно. Встать раньше я все равно был просто не способен – ни физически, ни духовно. Все думал о том, как мне быть с Винсентом… И надумал я вот что – надо жить сегодняшним днем, а завтра… будь что будет, разберемся… Получив свой заслуженный, но, на удивление, довольно мягкий нагоняй за очередной прогул от крестного, когда все же нашел в себе мужество, чтобы «набрать» ему и сообщить о том, что проспал, я со спокойной совестью отправился сразу в клуб. А то что-то давно не был – вот наведу там знатного шухера, может, еще больше полегчает, и сердце, наконец, окончательно отпустит. Но даже после того, как я безжалостно распнул чуть ли не каждого второго, встреченного мной, только предположительно, нерадивого сотрудника, душевное равновесие ко мне так и не вернулось, а раньше сие средство самоутверждения осечек не давало. А это уже диагноз, что напрягает еще больше… Хотя уже к середине дня моя утренняя нервозность без всякой посторонней помощи стала сходить на нет сама собой, и к двум часам, когда пришла пора встречать после занятий моего милого мышонка, я обрел прежнюю бодрость духа и тела, должно быть, воодушевившись нашей скорой встречей. Подъехав к школе ровно со звонком с последнего урока, я занял прежнюю стратегически выгодную позицию у самых ворот и приготовился ждать столько, сколько понадобится. Но ждать не пришлось вовсе, не прошло и пяти минут, как Винсент появился из главных дверей в сопровождении что-то выговаривавшей ему Джессики, с забавным выражением на лице а ля обиженный хомяк, сменившимся на искреннюю улыбку, когда девушка, видимо, попрощавшись, стала неспешно спускаться по лестнице, и даже энергично замахал ей напоследок. И только потом увидел меня, да так и застыл на полдороге, с поднятой вверх рукой, поймав мой внимательный взгляд. Я широко улыбнулся и, решив несколько ускорить события, выпрыгнул из машины и пружинисто проследовал к нему навстречу. Мышонок с готовностью поспешил ко мне в ответ, а когда мы встретились, я, не обращая внимания на возможных свидетелей этой сцены, крепко обнял его, притиснув к груди, и с удовольствием зарылся носом во все еще завораживающе пахнувшие полевыми травами, дождевой водой и солнцем как всегда виртуозно взъерошенные волосы. Винсент сначала благодарно обхватил меня обеими руками за пояс, но потом слегка отпрянул и сообщил мне весьма правдоподобно-возмущенным тоном, в то же время весело и довольно сверкая глазищами, что я идиот. Оставив это слабенькое оскорбление без словесного парирования, я, не отрывая взгляда от его лица, лишь не менее весело скривил губы в усмешке. Мышонок какое-то время всматривался мне в глаза, а потом, медленно переместив правую ладонь мне на грудь, как-то робко опустил на нее взгляд и замер так, то ли специально вслушиваясь в ритм моего сердцебиения, то ли просто внезапно задумавшись над чем-то, и этот жест на самом деле ничего особенного для него не значил… Странное дело, но для меня это движение имело намного более интимный характер, чем, например, тот же поцелуй или скользящая ласка – вот так вот положить руку на сердце позволяется далеко не каждому человеку… А уж когда он, привстав на цыпочки и чуть не мурлыча, потерся о мою кожу своей безукоризненно нежной щечкой и щекотно выдохнул прямо в шею: - Я скучал… Сердце мое смятенное и вовсе едва не остановилось от щемящего восторга… Захотелось тут же подхватить это чудо подмышку и снести куда-нибудь далеко-далеко, где непременно посадить под замок, подальше от чужих сальных взглядов и похотливых ручек… - Я тоже, мышонок… я тоже… Поэтому идем скорее! – Кое-как выдохнул я и, не дожидаясь каких-либо возражений с его стороны, коих, кстати и не последовало, поволок его к машине. - Куда мы? – Спросил он, только когда мы оба оказались в салоне, и я, уже повернув ключ в зажигании, снял мою малышку с ручника. - А куда бы ты хотел для начала? – Интригующе сощурился я. - Мне подумалось, что у тебя был четкий план, раз уж ты сразу так рьяно поволок меня в машину… – По-моему, еще больше заинтересовался он моим непонятным поведением. - Все соображения по этому поводу вылетели у меня из головы, как только я, наконец, узрел твою милую мордашку… Сам себя в последнее время не узнаю – в твоем обществе со мной явно творится что-то странное, забываю обо всем на свете, кроме тебя… – Нашелся я, на этот раз, с весьма подходящим невинным комплиментом неотразимости его чар. - Выдумщик! – Рассмеялся он в ответ и замахал на меня руками, а затем, подумав, высказал предложение. – Хм, тогда, давай наведаемся в Центральный парк, я вчера поймал себя на мысли, что не был там чуть ли не с восьми лет… Парк? Что ж, парк так парк! М-м-м, там сладкую вату продают… Ох, и оторвусь же я в кои-то веки, а то мама, всю жизнь боясь за мою зубную эмаль, никогда не разрешала мне вдоволь полакомиться этой вкуснятиной… В общем, я был «за» всеми четырьмя конечностями, на что Винсент просто засиял каждой клеточкой своего тела. Ну и досталось же бедному парку, наверное, умей он разговаривать, был бы не слишком рад тому, что мы вспомнили о его существовании, и наверняка отозвался бы на наше Великое Нашествие отнюдь нецензурно… Без нашего пристального внимания осталась, разве что, только детская каруселька с разноцветными пони, но для того, чтобы прокатиться на одной из них, нам бы пришлось сложиться вдвое – габариты-то уже не те, что в детстве… да и не выдержали бы те пони сто шестьдесят фунтов одного моего «живого веса»… - Я больше не могу! – Прохрипел Винсент, цепляясь за ближайшую к себе спинку скамейки и плюхая на нее выигранного мной в тире еще в самом начале нашего похода мягкого мышонка-альбиноса, когда мы вышли из комнаты кривых зеркал. - Колесо обозрения – и мы свободны! – Решил я, видя, что еще чуть-чуть, и мой не плюшевый, но не менее мягкий мышонок свалится бездыханной тушкой мне под ноги… Ну не мог я не воспользоваться случаем, и не поприставать к нему в кабинке прямо в воздухе… Чистый адреналин же… почти как в самолете… Жаль только нам двоим «в самолете» не светит… да и не светило никогда… Черт! Не хочу! Не хочу я с ним расставаться!.. Крис, милая, задержись еще денька на два-три, а?.. Страстно выцеловывая, после прямо-таки истерзанных мною губ, тонкую шейку, молил я. - Кайл, ты что, взбесился? – Выдохнул, видимо, немного ошарашенный моим напором Винсент, шумно стараясь скорее отдышаться. - Давно, мышонок. – Ответил я, ни на мгновение не отрываясь от его дурманящее ароматной кожи. Грациозный изгиб шеи под моими жадными горячечными поцелуями, хрупкие ключицы в вырезе летней рубашки и вновь припухшие, все еще сладкие от ваты губы, раскрасневшиеся щеки, аккуратный носик, влажный лоб, изящное ушко… и по новой… А руки мои тем временем гладили, сжимали, лаская, все, до чего могли дотянуться – соски, выступающие ребра, напряженная спина, недвусмысленная выпуклость на школьных брюках… Я и правда почти сходил с ума от желания… Казалось, обладание сейчас этим телом, сердцем и душой – единственное, чего мне не хватает в жизни… Я бы отдал за это все, что имею, не задумываясь… Но не на колесе же, так что пришлось попридержать коней, но оторваться от такого желанного мышонка, когда мы совершили полный круг, было мучительно сложно… - Ты говорил, что сегодня возвращаются твои родители? – Спросил я Винсента, когда мы уже подъехали к его дому, стараясь пока не встретиться с ним взглядом. - Да, они прилетают почти в полночь. – Тихо отозвался он. - Значит, сюда они доберутся не раньше часа-двух ночи… – Протянул я вслух. У нас есть время… Не так много, но все же… - Ну, наверное. – Пристально всмотрелся он в меня. – А что? - Кристин прилетает завтра вечером, Винсент, неделя подошла к концу… И… это наша последняя ночь. – Раскрыл карты я, наконец, поворачиваясь к нему и встречаясь взглядом с его тут же ошеломленно расширившимися глазами. - П-последняя? – Медленно выдавил он, запнувшись. Да, малыш, последняя. Это последний раунд нашей с тобой игры…