Подручные бездарной Луизы

Боль отступала, сознание прояснялось медленно, но верно. Первое что предстало взору моих глаз это потолок, обычный серый потолок. Я оглядел свои руки, поднеся их к лицу - боли нет, кожа на месте, всё в идеальном состоянии. Да нет, быть такого не может! И сесть получилось сразу, ни одна мышца не дала знать о том аде, который происходил с ней тогда... Кстати, а тогда, это когда? Сколько времени я провалялся? В полупустой комнате была только кровать да маленький деревянный стол, на котором лежала моя одежда. Джинсовые шорты, с кучей зашитых мест, майка, словно из лоскутков собранная и... да, кроссовки пропали бесследно, вместо них стояло нечто похожее на армейские берцы. Это только к лучшему, в общем-то. Серые стены сливались в однообразную массу. Пока я одевался - вдоволь насытился столь однообразным пейзажем. После чего вышел из комнаты и оказался в длинном коридоре. Ни единой живой души. В подсвечниках нет свеч, на стенах нет картин, а вдруг и в людях нет людей? Хихикнув, от невесть какого воспоминания и состояния полной прострации, выбрал курс вперёд по коридору. Шаги были приглушены, словно я крался, хотя на самом деле почти бегом нёсся вперёд. - Эй, есть кто дома? - не вытерпев, крикнул я, и сразу же почувствовал движение за спиной. Резкий разворот и пустой коридор - не просто пустой, абсолютно пустой! То есть даже дверь пропала, лишь метрах в пятидесяти окно. Недолгий путь до него снова ознаменовался колющим чувством подопытного в клетке. Казалось, что есть какие-то невидимые глаза, которые вплотную тебя изучают. Ничего необычного в нём я не увидел - лишь сад, тянущийся далеко-далеко. Возможно королевский, так как пара гербов Тристейна развевались на ветру. Так-с, значит во дворце? А почему никого нет, что за странная обстановка? По спине пробежались мурашки, заставив снова резко развернуться. В пяти метрах от меня стоял Такаши, радостно улыбаясь своей постоянной и не сменной идиотской ухмылкой. - Рад видеть тебя! - поприветствовал я его, - сколько валялся в постели, не подскажешь? - тот лишь молчаливо протянул руку. - Ну пошутил и хватит! Рассказывай уже! - нетерпеливо ждал я, пожимая ему руку. Холодная, словно лёд. Теперь уже с ужасом понимаю, что он мёртвой хваткой вцепился в меня. Лицо приятеля искажается в ещё большей усмешке, трескается посередине и голова разламывается на две части, обнажая нереальную глотку какого-то чудовища. Кричать даже не стоило пытаться. Последнее, о чём скользнула мысль в моей голове, прежде чем челюсти схлопнулись: "Как глупо! Одежда ведь точно должна была сгореть". Снова боль, дикая боль, но я вскакиваю, словно ужаленный, да так и остаюсь сидеть на кровати, не в силах пошевелиться; передо мной невероятная картина: Луиза спит на стуле, положив голову на плечо Такаши, который тоже сидит рядом и сжимает в руках какую-то тряпку. Серая комната, словно в кошмаре, тоже лишь кровать и стол, на столе одежда, слава богу, уже просто какие-то штаны и мощные, военные ботинки. На стенах развешены плакаты "С выздоровлением!" и прочая мишура. На глаза невольно накатились слезы от боли и радости. Сплошным ручьём они полились, когда я аккуратно размотал лоскуток ткани, который Такаши сжимал в руках. Это оказался не просто кусок материи, а медаль в виде звезды с гравировкой в форме сердца. На лентах было написано: "Бывают лампы в сотни ватт, но свет их резок и увечен, а кто слегка мудаковат, порой на редкость человечен!" и подписи Такаши, Луизы, судя по всему, Генриетты и нескольких, мне не знакомых. Пришлось, поборов шипением гремучей змеи всю боль, встать и взять со стола зеркало, которое я сразу и не заметил. К своему неимоверному счастью выяснилось, что лицо сохранилось в первозданном виде, уж не знаю, кого надо благодарить, случайность или врачей. А вот беглый осмотр тела показал, что лучше мне пару недель отлежаться - сплошь участки ожогов. Казалось, что болеть начинает даже если просто подносишь руку, не трогая. Хотя возможно... - Господин Сэтоши? - услышал я позади себя удивлённый голос. - Вам ещё рано вставать, вернитесь в постель! Я лишь проорав от боли, которую больше не в силах был сдерживать, снова лёг, решив повиноваться. Телу и впрямь нужен был отдых и лечение, глупо было бы сопротивляться. Нарушителем спокойствия оказалась Сиеста, которая вообще непонятно что здесь забыла. - Может хоть расскажешь, как оно всё было? - не без интереса спросил я, увидев удивлённые и сонные лица двух проснувшихся голубков. Ох, чую, сейчас рванёт... Таки рвануло. Луиза подскочила на месте, зардела как аленький цветок и принялась лупить ещё ничего не понимающего Такаши, который сидел себе тихо-мирно, никого не трогал. Сиеста принялась их разнимать, вернее, отдирать до чёртиков смущённую госпожу Вальер от своего подручного, ну а приятель выглядел словно в понедельник тринадцатого: огромные мешки под глазами, волосы всклочены и тупой взгляд в никуда. Сколько же он не спал? От такой картины я расхохотался, сразу же согнулся от боли в груди и застонал, не в силах сдерживаться. Теперь, конечно, все обратили на меня внимание. Сиеста убежала за кем-то, а Луиза затараторила: - Болит? Где болит? Сильно? Ты спал трое суток, постоянно стонал, а иногда даже кричал! На нас уже во дворце косятся, думают, мы тут людей пытаем! А мы же лечим. Ну... не мы, а лекари, но это не важно, главное, что ты жив! - она и дальше продолжила свою речь о том, как все перепугались, когда увидели чуть ли не уголёк вместо человека, как лучшие придворные маги качали головами на все расспросы принцессы обо мне, как она себя винила, как Такаши трудился и помогал, как он спас академию... В общем, выдала всё, что на душе скопилось. Послышались быстрые шаги в коридоре, и в комнату буквально вбежала принцесса с несколькими стариками в серых балахонах с алыми нашивками. - Осмотрите его! - приказала она, встав рядом с изголовьем кровати, поближе ко мне, пока "доктора" осматривали увечья. Лицо, столь прекрасное, просто разрывало от разных противоречивых эмоций, похоже, нас ждёт интересный разговор, но скорее всего не сейчас. - Я очень рада, что столь достойный человек остался жив. Мы ещё непременно встретимся, а пока - отдыхай, - сказала она, выходя вместе с встревоженными лекарями из комнаты. Луиза, попричитав ещё пару минут и пару раз врезав засыпающему приятелю, потащила его на выход, оставив меня в компании Сиесты, которая просто присела рядом на краешек кровати. - Словно с ума посходили, - подытожил я. - Всё было настолько ужасно? Она молчала. Что-то мокрое капнуло на её передник, а потом ещё и ещё. Сиеста плакала. Снова кто-то плачет из-за меня! Я, стерпев адскую боль, сел, и вытер слёзы с её удивлённого лица. - Почему все плачут, когда всё хорошо? - мягко улыбнулся я, слегка зашипев от новой вспышки боли, когда девушка уткнулась мне в грудь. - Больше никогда не пугайте нас так, господин Сэтоши! За вас все очень сильно волновались! - её тихий голос дрожал, но от этого не становился менее красивым. - Я не могу умереть, пока во мне нуждаются. Улыбнись! Твоя улыбка согреет меня ярче света сотни солнц... - моя рука сама по себе начала гладить её по волосам, таким мягким, шелковистым и прекрасным. Обратил бы я раньше внимание на такую ерунду? - Никто не виноват в моей дурости, но никому нельзя из-за неё страдать, - её руки обвили меня за шею, но противиться не хотелось. Так мы и остались сидеть, каждый думая о чём-то своём. Герой, который не знал того, что стал им, и его личная служанка, о чём он тоже не догадывался. - Ах да, Сиеста... - подумав, выдал я, - не зови меня господином, это чертовки смущает.