***
Волны бескрайнего океана, легкий ветер, теплый воздух и умиротворенная тишина... Ее родина и вправду была раем на земле. Ведь она чувствовала всю свою жизнь, что тот дворец, и те покои, и те толпы слуг, которые ее окружали, были далекими и посторонними. Снег и дождь за окном, долгие ночи, повсеместно горящие камины, угрюмые и тяжелые. Пышные балы, приемы, вереница учителей. Все это было чьей-то чужой судьбой. Подмененной жизнью. И все же для чего-то это было нужно... А океан здесь такой теплый, словно его греют сразу несколько солнц. Даже, можно сказать, горячий. Он значительно горячее окружающего воздуха. Изабелла от неожиданности распахнула глаза и уткнулась взглядом в светлый потолок. Потом ошеломленно спустилась по побеленным стенам и остановилась на широких бортах белоснежной ванны. Осознание того, что она находилась в воде, заставило ее потерять равновесие на скользком дне. Непроизвольно взмахнув руками и вызвав тучу брызг, девушка лихорадочно забарахталась в круглой чаше, пока наконец, извернувшись, не повисла на одной из ее сторон. Она у него дома! Значит, он поймал ее! Поймал и собирался утопить! Изабелла шумно задышала и поспешно осмотрелась. Перед глазами запрыгало знакомое трюмо, зеркала и витые крючки с полотенцами и одеждой. Светлый халат, темный халат, какая-то накидка. Здесь не было ее одежды! Он уже избавился от ее амазонки, как от лишних улик? Но там же была ее жемчужина в одном из карманов!.. Ее одежда! Изабелла резко опустила взгляд и, не доверяя лишь ему одному, судорожно обследовала себя руками. Тонкое полотенце, обернутое дважды вокруг тела от груди до бедер. Выходит, Зорро переодел ее, прежде чем топить? Тогда почему оставил? Думал, что она сама уйдет под воду, будучи без сознания? Мысли бешено скакали по немилосердно кружившейся голове. Хотя зачем ему избавляться от нее так просто? После всех неприятностей, которые она ему доставила, он мог бы найти наказание и поизощреннее. Или он специально приводит ее в чувство, чтобы она в полной мере прочувствовала уготованную ей кару? Девушка немного отдышалась и осторожно отпустила бортик. Надо побыстрее выбраться отсюда. Хотя бы из этого помещения. Несмотря на то, что здесь тепло и уютно. А за стеной властвует гроза. Изабелла на мгновение замерла и еще раз осмотрела помещение. Она ведь так замерзла на улице, под холодными каплями дождя. Он пронизал ее насквозь, промочил до нитки ее костюм и волосы. Не говоря о том, что ее амазонка превратилась в сплошные лохмотья, а она сама собрала на себя всю мыслимую грязь, колючки и острые ветки, пока пыталась пробраться сквозь заросли кустов. И впереди ей еще предстояла совершенно неизвестная дорога к поселению, сопровождаемая яростной непогодой и неизбежным чувством преследования. Но вместо этого она греется в горячей ванной в неприступном доме. Девушка подогнула одну ногу и, обретя устойчивость, подняла руки к волосам. Мокрые и холодные, но все еще держатся насмерть. Надо вытащить половину арсенала шпилек, золотую заколку, которую Кери высмотрела сегодня в бессметных ювелирных запасах, и хоть немного ослабить нажим прически, чтобы просушить заледеневшие локоны и дать голове отдохнуть. Значит, Зорро принес ее в дом, переодел и сделал горячую ванну, чтобы она могла вымыться и согреться. Это было совсем не похоже на то, что она нарисовала в своем воображении несколько минут назад. Но она ничего не могла с этим сделать... Один его взгляд менял всю ее жизнь. Холод в его глазах доводил ее до исступления. Это было самое страшное, с чем она когда-нибудь имела дело. Она переставала думать рационально и не могла контролировать собственные мысли, которые хоронили ее в первый же миг. Ничего на свете она не боялась так, как его ледяного взора. Он убивал ее. Не давал дышать. Сковывал на месте за долю секунды. И она готова была на все, лишь бы увидеть легкую улыбку у него на губах. Она сама не могла поверить в это, но каждый раз вспоминала онемение прислуги и представителей подчиненных сословий в моменты, когда они видели недовольство Георга III. Тогда она не понимала их, потому что всегда была свободной. В мыслях и поступках. Хоть и в рамках привитого ей поведения и своих воззрений. Сейчас же она прочувствовала это оцепенение каждым миллиметром трепещущего тела. Едва уловимый жест его руки, движение кончика брови под черной маской, мимолетная, словно морской бриз, эмоция на его строгом лице определяли ее существование на все то время, которое он был рядом. И с каждым днем это ощущение только усиливалось. Она зависела от него безраздельно. И не могла ни воспротивиться этому, ни что-либо изменить. А ведь еще совсем недавно, впервые попав в этот дом, она всерьез намеревалась вести себя с ним так, словно они обычные знакомые, и даже придумала для этого соответствующую тактику... Кого она пыталась обмануть? Ее гордость и упрямство рассыпались в прах у его ног, а осознание того, что он может рассердиться, представляло путешествие в грязи по кустам сродни пути к воротам рая. Изабелла запустила тонкие пальцы в ослабленную прическу и с облегчением выдохнула. Сейчас она хотя бы могла думать. Может, все же ее последние мысли перед тем, как она рванула прочь, были не так далеки от истины? Ей нужно взять себя в руки, успокоиться и попробовать поговорить с ним. Слов благодарности за все, что он сделал для нее и ее семьи, у нее вряд ли хватило бы, но хотя бы начать она была обязана. Девушка пошевелилась и потрясла из стороны в сторону затейливо перевитые волосы. Пожалуй, можно осторожно выбираться в коридор и искать молодого человека. По спине пробежал неприятный холодок. Изабелла передернулась и поправила полотенце. Оставалось придумать, как внятно объяснить Зорро свое бегство. Она еще раз пошевелила плечами и аккуратно провернулась на покатом дне в сторону выхода. Но в следующий момент уже неистово металась между бортиков ванны и, поминутно соскальзывая обратно в воду вместе с градом брызг, пыталась добраться до противоположной стороны помещения. В дверях стоял хозяин дома.***
Изабелла смутно помнила, как она все же выскочила из ванной и почти вскарабкалась на стену, однако уйти от преследователя, который загнал ее в угол и в конце концов поймал большим полотенцем, не смогла. Она визжала и пыталась вырваться все то время, пока Зорро, свернув ее в ожесточенно сопротивляющийся кулек, нес до своей спальни. А когда он высвободил ее из пут и начал вытаскивать из мокрой и холодной ткани, она потеряла последние запасы самообладания. До такого состояния ее не доводило ни нападение разбойников, ни пребывание в "Клубе", ни образ сатаны в дыму, ни направленные на нее кортики, ни осознание приближающейся смерти. Чувство собственного достоинства и единение внешнего и внутреннего спокойствия были превыше всего, что бы ни случилось. Ничто и никто не мог выбить ее из впитавшегося в кровь равновесия. Ощутить ее волнение, понять ее замешательство или неуверенность, увидеть ее боль и испуг. Никто не мог узнать, что ей плохо. Что порой она не представляла, что делать. Что потерянность и одиночество после крушения четырнадцати лет жизни все еще шли с ней рука об руку… Что она боялась темноты. Что боялась посторонних шорохов. Боялась остаться одна. Ошибиться в своих чувствах. Боялась поверить людям. Не могла рассказать о своих надеждах. Никому. Даже самой близкой подруге, для которой отдаленные уголки души ее принцессы все равно оказывались закрытыми. Она не могла отойти назад или спрятаться за чужую спину. Не могла обнаружить нетвердость походки и проявить нерешительность действий. Не могла показаться неустойчивой и незрелой. Никому. Кроме него. Потому что он был единственным, с кем она могла быть слабой. Слабой до такой степени, что могла позволить себе плакать на его плече... От страха и усталости. От нависшей неизвестности и невозможности найти твердую почву под ногами. Ему одному она могла показать собственную беззащитность. И только его покровительства жаждала и просила. Сквозь страх и трепет. Потому что знала, что, куда бы она ни попыталась скрыться, напуганная его взглядом, силой и властью, рано или поздно она все равно оказалась бы в его руках. Она видела это в его глазах. И слышала из его губ, когда, решив, что доживает последние минуты отмеренных ей лет перед ударом стихии в замурованной пещере, бросилась в его объятия, чтобы найти там подтверждение своим мыслям. Да, она попыталась заставить себя забыть об этом, когда картина ее порыва внезапно встала у нее перед глазами, равно как и о многих других эпизодах их общей жизни, но ощущение фатальной принадлежности, охватившее ее с первого шага на землю Калифорнии, прекратить она была не в силах. Ей казалось, что он видит ее насквозь и читает мысли. Добирается до самых отдаленных уголков сознания, где прятались сильнейшие чувства и переживания. Он ломал все ее преграды и барьеры, все защитные стены, которые она годами возводила и упрочивала вокруг себя, вытаскивал из ее собственного ада, обманчиво представлявшегося спасением от несоответствия существующей жизни и потаенных ощущений. Он направлялся к самой сути ее естества; и чем глубже ему удавалось это сделать, тем сильнее становился ее страх перед ним. Она понимала, что эту ночь он выбрал не только для облегчения встречи ее семьи, но и для нее в том числе, предвидя, что после двух недель разлуки и предшествовавших им событий она испугается зайти с ним за каменную дверь и захочет убежать. А гроза с ослепляющими молниями, холодный дождь, темнота, груз минувших дней и такой страшный преследователь должны были стать кульминацией ее напряженного состояния. Она понимала все это и тем не менее никуда не смогла свернуть с пути, на который он же ее поставил, вынужденно следуя каждому пункту его многогранного и дальновидного плана, начинавшегося и заканчивавшегося в его руках. Дрожа и укрываясь у него на груди, она не имела больше сил сдерживать слезы, так долго и так усиленно подавляемые, как проявление собственной слабости. Она пряталась в его рубашку, как крохотный зверек, ища тепла и защиты, ведь только у него она могла их найти и только от него могла принять. — Так нельзя, — слышала она в вибрирующем вокруг воздухе его низкий голос. — Нельзя держать все внутри. Он поднимал ее лицо с нежными дорожками слез и несколько раз повторял свои слова, удостоверяясь, что она внимает их смыслу. А она снова и снова утыкалась ему в плечо, вздрагивая и заходясь в рыданиях с каждым новым его прикосновением. Его дыхание обжигало ей кожу, его объятия сжигали ее дотла, его поцелуи вытягивали из ее губ самые страшные признания. Она рассказала ему все, что раздирало ей душу: как сильно она боялась рассердить его и как боялась его самого, как она сожалела за все неудобства, которые ему доставила, и как многим была ему обязана. Она не знала, как отблагодарить его за все, чем он помог ее обеим семьям, и она понимала, что никто за всю ее жизнь еще не сделал для нее столько, сколько он. Она никогда не думала, что сможет так ужасно вести себя с кем-нибудь, лишая спокойствия и постоянно донимая своими выходками, и она готова была ответить за каждую из них, если он посчитает нужным. И еще она не знала, как объяснить ему свой недавний побег, просто ей было очень страшно. А те правила, которые он озвучил ей тогда в его спальне, она не смогла выполнить не потому, что забыла их, а потому что против него все правила были бездейственны. Все же остальное, что он говорил ей когда-либо, она помнила до мельчайших подробностей, потому что очень ценила его советы и общение, и он был единственным, чьи слова она никогда не ставила под сомнение... Еще очень многое она готова была сказать ему срывающимся шепотом, перемеженным со сдавленными рыданиями, лишь бы он не подумал, что она не уважает его и не признает его правоту во всем, что бы он ни делал, если бы его губы не заставили ее замолчать в середине предложения. Хватило ли ему этих слов, чтобы поверить в ее искренность, или он видел, как тяжело ей было говорить, она не знала, но понимала, что сейчас не откажет ему ни в чем и сделает все, чего бы он ни пожелал. Она чувствовала у себя на груди его прикосновение, ослабляющее туго обвитое полотенце, чувствовала, как он опускает подавшуюся ткань вниз по животу, как проводит открытой рукой по ее спине и, словно раскаленным железом, обхватывает ее бедро. Все ее тело было напряжено как пружина. Сжато до такой степени, что ей не хватало сил, чтобы вдохнуть воздух. У нее кружилась голова и дрожали ноги, несмотря на то, что она сидела на коленях. Его губы прожигали насквозь ее шею и плечи, дыхание плавило рассудок, а прикосновения рук забирали душу. Но она не посмела бы сейчас издать ни звука. Он сделал все, чтобы дать отдохнуть ее голове, он до конца освободил ее разум чередой своих расчетов, последний из которых был приведен в исполнение сегодня. Он вытащил из нее все ее страхи, заставив признаться в них вслух. Он опустошил все темные и скрытые глубины ее сознания, подарив ощущение непривычного и потому еще пугающего облегчения. С напряжением же в своем теле она теперь справится собственными силами, как бы сильно ни боялась его близости. Изабелла почувствовала, как он приподнял ее с колен и положил руку ей под ноги, чтобы она не опустилась обратно. Дышать все еще было невозможно. Из-за страха и жара его прикосновений. Она снова уловила легкий аромат лаванды, ощутила его губы на своем лице и внезапно взвизгнула. Ее голос тут же потонул в его поцелуе, но забившееся в его объятиях тело отчетливо осознало прикосновение его руки между ног. Внутри все натянулось и затрепетало, словно балансируя на лезвии кинжала. Она сделала попытку отклониться в сторону, но этим лишь вызвала еще одно касание. Вдыхаемый воздух и замерший до этой секунды в груди голос породили высокий негромкий вскрик. Изабелла судорожно заставила себя замолчать, но уже через мгновение из разомкнувшихся против ее воли губ раздался негромкий продолжительный стон. Ей казалось, что она вся помещается к нему в одну ладонь, ласкающую кожу на ее бедрах и между ног. Его поцелуи забирали ее сдавленное дыхание, скапливая его в груди и не давая разойтись в воздухе, его прикосновения доводили ее тело до онемения, вынуждая оставаться на месте, в то время как остатки самосознания отчаянно гнали ее прочь. Она помнила, что несколько минут назад поклялась себе сделать все, что он захочет, но не могла даже представить такую бездну ощущений, выбраться из которой не было никакой возможности. Он снова жарко обхватил ее бедро. Волна исступления выгнула ей спину и заставила соскользнуть с его плеча на локоть. Изабелла почувствовала, как он обездвижил ее тело, прижав к себе вместе с руками. Она часто и высоко задышала, уронив голову и спрятав лицо в спасительно густых волнах полураспущенных волос. Пробившийся сквозь смуглую кожу румянец обжигал воздух вокруг нее и горел так сильно, что, казалось, опаливал длинные дрожащие ресницы. Смятение и стыд до судорог прижимали ей ноги одну к другой, но все равно не могли спрятать нежную узкую полоску, ласкаемую его рукой. Она вся превратилась в тонкую нить, не имея возможности пошевелиться. Смущение от своего вида, в котором он сейчас наблюдал ее, переворачивало ее изнутри: обнаженная, на коленях, с низко опущенной головой, прогнувшаяся в зверином напряжении и совершенно не способная этому воспротивиться. Он провел горячей рукой по ее спине и, взяв за основание волос, поднял к себе ее лицо. Изабелла дрожала как в лихорадке, сходя с ума от того, что он прервал прикосновения. Таких сладких мук она не испытывала никогда в жизни. Они принуждали ее тело выгибаться еще сильнее и тянуться к его губам за долгим и глубоким поцелуем. Внутри полыхал неукротимый пожар, внизу живота все трепетало и сжималось. Это было похоже на блаженную пытку. Она высвободила руки и обвила их вокруг его шеи, пряча лицо с полыхающим румянцем у него на плече, а через несколько наполненных негой секунд почувствовала, как он приподнял ее над кроватью и посадил к себе на колени, прижав обнаженной грудью к своему телу. Изабелла лихорадочно заметалась по сторонам в попытке сдвинуть ноги и собраться обратно в плотный комок, но его рука, мягко надавившая ей на талию, вынудила ее остановиться и податливо прогнуть спину. Это движение, натягивавшее ее тело, как струну, и сопровождаемое лаской его рук, доводило ее до сумасшествия. Она снова застонала. Время летело и стояло одновременно, окружающая действительность стала такой далекой, что Изабелла не была уверена, сможет ли в нее вернуться. Он осыпал ее поцелуями, он был так чуток и так осторожен, что ее родной мир, в котором она пребывала еще совсем недавно, стал ей не нужен. Он обращался с ней так нежно и бережно, словно она была сделана из фарфора. Никогда еще она не чувствовала себя такой крохотной и хрупкой. Опыт его рук сводил ее с ума. И хотя он прикасался к ней едва ощутимо, ее стон становился все сильнее и дольше. Она пыталась спрятать его, обуздать, не позволить быть услышанным, хотела скрыть где-нибудь в самой глубине. Но оттуда, выталкивая его наружу, уже медленно поднималась неудержимая волна. Изабелла испуганно отпрянула назад, но тут же столкнулась с усилившимися объятиями, крепко прижавшими ее к широкому плечу. Перед глазами все блестело и переливалось, дыхание сбивалось и переходило в трудно подавляемые вскрики. Она не понимала, что с ней происходит, трепеща от мысли, что может сделать что-то не так. Сдерживать стон стало совсем невыносимо. Она в изнеможении скользнула вниз по его плечу и закрыла рот рукой. — Не бойся, — раздался у ее виска его негромкий голос, — кричи. Изабелла замотала головой, до бесчувствия сжала пальцы и еще крепче уткнулась в шелковую рубашку, чтобы не издать ни звука. Она вздрагивала всем телом, пробовала отступить в сторону, укрывалась у него на груди, умирая от смущения, но всепоглощающее пламя наслаждения неотвратимо захватывало ее разум и волю. Она с трудом отдала себе отчет в том, что он поднял к себе ее лицо, поймал ее взгляд и прошептал в самые губы: — Я хочу, чтобы ты кричала. Прерывистый пульсирующий стон, перемеженный с высоким дыханием и сладким мучительным криком, вырвался из ее груди и взлетел к потолку... Нестерпимо кружилась голова, воздух ураганом врывался в сдавленную до этого грудь, ноги дрожали так сильно, что молодому человеку пришлось быстро поднять ее с колен и положить на кровать, укутав в одеяло. Все тело горело и изнывало от нежности. Она до сих пор ощущала его прикосновения и вздрагивала от отголосков экстаза во всех уголках своего естества. Он держал ее на руках и не давал пошевелиться, хотя она пыталась извернуться и хотя бы обнять его за плечи. "Как же он?" — билось у нее в висках. Ведь он ничего подобного не испытал. Она целовала его губы, его лицо и руку, которую он положил ей под голову. Если бы только он сказал, что ей сделать, чтобы доставить ему такое же удовольствие... Она чувствовала, как участился его пульс. Ощущала невероятное напряжение и собранность в его сильном теле. Слышала его внезапно охрипший голос. Низкий, прерывистый, перебиваемый тяжелым дыханием. Которым он велел ей спать. Сопротивляться не было сил. Сознание медленно обволакивала сонная дремота. Изабелла сквозь забытье ощутила, как он повернул ее спиной, обнял и положил голову к себе на плечо. Было тепло и спокойно как никогда в жизни. Если это был сон, хоть бы он никогда не кончался.***
Изабелла почувствовала, что кто-то коснулся ее плеча. — Пора домой, — донесся сквозь мягкую дымку будоражащий кровь низкий голос. Девушка открыла глаза и, увидев до дрожи знакомые полки и стены, резко села на кровати, на всякий случай придерживаясь одной рукой за широкую спинку. Однако в голове, вопреки ожиданиям, было ясно и светло. Во всем теле ощущалась невероятная легкость. Дыхание было спокойно, движения свободны и раскованны. Изабелле показалось, что она заново родилась. — Через полчаса тебе надо быть в гасиенде, — произнес Зорро. Девушка повернулась в другую сторону и встретила его взгляд. Внутри все сразу оборвалось и обожглось пламенем воспоминаний. Она непроизвольно подалась назад, но тут же оказалась у него на руках. — Послушай меня внимательно и запомни все, что я тебе скажу, — не дав ей опомниться, снова прозвучал его голос. — У нас не так много времени. — Он приблизил к себе ее лицо и провел рукой по отбившейся шелковой пряди волос. — Сегодня я уезжаю. Изабелла вздрогнула и попробовала поднять на него взгляд, но не смогла. — Надолго? — шепотом спросила она. Молодой человек не ответил на вопрос, однако продолжил: — Ты остаешься со своей семьей. У тебя впереди много дел и знакомств. Они займут все твое свободное время, поэтому береги силы. Если тебе нужно будет отдохнуть в стороне от поселения или спрятаться от назойливых визитеров, мой дальний дом в твоем распоряжении. Как до него добраться, ты знаешь. Но предварительно сообщи об этом Бернардо, если не хочешь оказаться одна в темноте и на ощупь разыскивать свечи. Напиши ему записку о том, что собираешься поехать в Гранит, и передай с Тито. Он остается с тобой. Прикрепишь письмо к ошейнику и скажешь "Бернардо". Дальше он разберется. Но не выезжай туда без сопровождения. Ты можешь взять с собой мать, отца, Рикардо, дона Алехандро или Керолайн, — Зорро внимательно посмотрел на опущенные темные ресницы. — Обязательно дождитесь возвращения Тито. Он хорошо обучен и очень не любит посторонних людей. Его силу и размеры нельзя недооценивать. В случае непредвиденных обстоятельств он сможет отвлечь внимание и задержать нежданных спутников. Кроме того, он принесет с собой ответ Бернардо о том, когда вам можно выезжать и потребуется ли взять с собой пропитание или другие необходимые вещи. Также он приведет Торнадо. Пользуйся только его услугами, когда речь будет заходить о дальних и не очень безопасных разъездах. С седоком твоего веса он будет значительно быстрее Арабики. И в условиях долгого и внезапного галопа он заведомо сильнее и выносливее. Что касается Арабики — она тоже останется у тебя. Ею ты можешь пользоваться во все остальные дни. И я настоятельно прошу тебя передвигаться по Эль Пуэбло и ближайшим территориям только на ней. Это вторая по скорости лошадь в Калифорнии после Торнадо и первая по маневренности. — Изабелла снова почувствовала, как он поднял ее лицо. — И главное, при возникновении проблем или любых подозрительных ситуаций сразу обращайся к Бернардо. Он знает, что делать. Ты все запомнила? — Когда Вы вернетесь? — одними губами спросила Изабелла. — Ближе к зиме. На комнату сошла тянущая тишина. Девушка сдавила пальцы, опустила голову и прислонилась к сильному плечу: — А раньше никак? Она почувствовала легкую улыбку и его дыхание у себя на волосах. — У тебя будет столько занятий, что тебе едва ли хватит этого времени. Он был прав. И она понимала это. Но он уезжал на полгода. На целых полгода... Сердце болезненно сжалось. Он был единственным человеком, которого она так сильно боялась. Но остаться без него боялась еще сильнее. Она боялась его и одновременно осознавала, что принадлежала ему одному. Ни один человек за всю ее жизнь не вызывал в ней столько чувств и эмоций. Изабелла спряталась у него на груди. Он оставлял ей Тито. Оставлял Арабику и Торнадо. Свой дом. Своего самого верного слугу. Все самое надежное и проверенное; все, чему он доверял сам. И несмотря на то, что его не будет рядом, она все равно будет чувствовать его руку. А Подземелье, оказывается, называется Гранит. Интересно, почему? Эта скальная порода была чем угодно, но не гранитом. А связь между домом губернатора, домами Зорро и Бернардо все это время, выходит, поддерживал Тито. Кто бы мог подумать? Она было решила, что для этого использовались почтовые голуби. Но ведь их можно перехватить. В отличие от Тито. Изабелла горько усмехнулась. Зорро был прав. Недооценивать это животное было нельзя. Его интеллект и выучка определялись с первого взгляда, а с его силой и размерами он вполне мог остановить целую лошадь. Человек же вообще не решился бы подойти к нему ближе, чем на несколько метров. — А почему Тито? — внезапно вырвалось у нее. Она сама не ожидала, что после всего, что молодой человек сказал ей, она задаст такой несерьезный вопрос. Зорро не спеша высвободил ее из своих объятий и спустил вниз закатанные рукава рубашки. — Это сокращение от имени Титан, — раздался его спокойный голос. — Его так прозвали за чересчур большой рост. — Понятно, — тихо отозвалась Изабелла, медленно протянув руки и защелкнув запонки накрахмаленных манжет. Она чувствовала, как Зорро смотрит на нее сверху, но ничего больше не могла сказать. — Отважная малявка, — усмехнулся он. — Ни разу не пикнула за два месяца. Что бы ни случилось, — он поднял ее руку и поцеловал плотно сжатые пальчики. — Ты все запомнила, что я сказал? Изабелла едва уловимо кивнула. Молодой человек встал и прошел к шкафу: — Через десять минут выходим. Девушка снова кивнула и вдруг поняла, что все еще сидит без одежды, завернутая в покрывало. Свою амазонку она так и не увидела, пока была в ванной, а если бы она и нашла ее, то последняя была бы похожа на пятнистое бархатное решето. Изабелла в замешательстве зашевелилась на кровати, пытаясь придумать более-менее приемлемое одеяние из простыни или пододеяльника, но в следующий момент на подушки перед ней легло прелестное белое платье. Очень похожее на то, в котором она упала со скалы и которое Зорро был вынужден порвать, чтобы освободить ее от холодной мокрой ткани, однако более легкого покроя, позволяющего ей надеть его собственными силами. Девушка коснулась его рукой: нежнейший шелк, почти невесомый. — Спасибо, — прошептала она. — Я жду тебя в зале.***
Они стояли в саду гасиенды де ла Вега. Было раннее утро. В воздухе витала послегрозовая свежесть и прохлада. Тяжелые свинцовые тучи рваными рядами уходили за горизонт. Солнце вот-вот должно было показаться с противоположной стороны и осветить первыми лучами замершие в своем величественном сне бесконечные прерии, однако ночная дымка все еще держалась в мягкой траве и густой листве деревьев. Стояла умиротворенная тишина. — Вы уезжаете прямо сегодня? — Да. — Далеко? — За океан. Легкий ветерок пошевелил темные волнистые волосы. Изабелла почувствовала, как ей на плечи опустилась скользящая ткань длинного плаща. Он согрел ее, но на душе стало еще печальнее. — Пожалуйста, будьте осторожны. — Я бы хотел, чтобы в первую очередь это касалось тебя. Изабелла грустно улыбнулась. — Обещай, что будешь беречь себя, — настойчиво повторил молодой человек. — Хорошо... — Это мало похоже на обещание. Девушка снова улыбнулась: — Обещаю. — Не забудь своих слов. Ты в ответственности за собственную жизнь перед определенным человеком. Изабелла подняла на собеседника вопросительный взгляд. — Ты помолвлена с Диего де ла Вега. Внутри что-то оглушительно стукнуло. В голове зашумело, перед глазами запрыгали разноцветные точки. — Это лишь часть плана, — с трудом произнесла она, не веря услышанным словам, острыми стрелами вонзившимися в пространство вокруг нее. — Это озвученный и утвержденный факт. — Это чудовищная ошибка! — Для всего поселения ты уже две недели носишь имя де ла Вега или ты будешь это отрицать? Изабелла остановившимся взглядом смотрела в глубокие зеленые глаза. Он не может такого говорить, это неправда! — Через некоторое время все станет на свои места, — едва слышно произнесла она. — За это время твое положение в обществе в данном статусе лишь усилится. — Мы объявим о том, что все это фальсификация, при первом удобном случае! — К тому моменту ты сама начнешь подтверждать, что это истина. — Никогда такого не будет! — в отчаянии выкрикнула Изабелла, но тут же почувствовала его руку у себя в волосах и поняла, что не может пошевелиться. — Ты принадлежишь де ла Вега, — оборвал душу низкий голос. Девушка часто задышала и попыталась оттолкнуться от высокого плеча: — Я не могу принадлежать ему! Мы чужие друг другу, и нас ничего не связывает! Это полнейший абсурд, это... — Ты не принадлежишь этому мужчине, — отчетливо произнес Зорро. — Ты принадлежишь его имени. Запомни. Его слова эхом отразились от кроны векового дерева, в тени которого они стояли. Изабелла долго смотрела на своего спутника сквозь длинные дрожащие ресницы, но не получила ни ответа на собственный немой вопрос, ни хоть самого короткого объяснения. Первый солнечный луч пробился через густую листву и скользнул по груди молодого человека. Девушка медленно опустила глаза вслед за ним и, словно во сне, увидела на его открытой руке свою золотую заколку с большой черной жемчужиной... На губах было сладко и горячо. Его плащ согревал тело, его талисман — душу. У ее ног неприступным редутом сидел огромный сторожевой пес. А по далекой прерии в сторону бескрайнего океана и восходящего солнца мчался всадник в черной одежде, в прощальном жесте сорвавший с головы шляпу и взвивший в воздух безудержного коня. Конец первой книги