— На мой взгляд, тебе не следовало писать это письмо, — вздохнула Кери, расплетая перед сном волосы своей принцессы из замысловатой прически, сооруженной ею же еще с утра.
Изабелла промолчала.
— Спать хочешь? — решила не продолжать болезненную тему фрейлина.
— Нет, честно говоря.
— Может, выйти в сад? Подышать минут пятнадцать перед сном.
Изабелла кивнула.
Керолайн незаметно вздохнула еще раз и, достав последнюю шпильку из темной густой гривы, направилась в сторону шкафа за теплыми накидками.
С момента последней встречи Изабеллы и Фионы в ту страшную ночь прошло около двух недель. А шесть дней назад корабли британского флота отправились на родину, увозя с собой Фиону, королевских советников, сэра Ричарда и весь британский двор.
Это было очень тяжелое время для дома губернатора. Дон Алехандро, сэр Генри и сэр Ричард проводили дни и ночи в кабинете главной гасиенды Калифорнии, по десять и по сто раз меняя и согласовывая информацию, которую дон Алехандро должен был предоставить населению Эль Пуэбло, а сэр Ричард и сэр Генри — увезти на Туманный Альбион. Они писали тексты, вычеркивали строчки за строчками, отказывались от недавно принятых решений и начинали все заново. Очень много подробностей должно было остаться на этой стороне света и никогда не достичь британского дворца. Речь сэра Ричарда и сэра Генри должна была быть выверена вплоть до слога, включая взгляды и интонацию. И это делалось не только для исключения каких бы то ни было подозрений в случае непредвиденных расхождений в их докладах, но и для максимально возможного смягчения удара по сознанию монарших родителей...
А уже после того, как поздно ночью сэр Генри уходил из гасиенды и увозил с собой в крепость сэра Ричарда, последний через час или два тайно возвращался обратно и обсуждал с доном Алехандро и доном Ластиньо то, что было известно только им троим. О настоящем имени и происхождении самой младшей принцессы британский двор не должен был узнать никогда, но Георга III и его супругу следовало осведомить о судьбе их приемной дочери настолько полно и безболезненно, насколько это было возможно.
Что касалось населения Эль Пуэбло и его оповещения о возвращении соотечественницы на родину по прошествии тринадцати лет, то этим губернатор и его помощник собирались заняться спустя некоторое время, когда слухи о странной задержке венчания Изабеллы и дона Диего де ла Вега станут совсем невыносимыми. На данный же момент все, что было официально объявлено калифорнийской публике в главном зале крепости на следующий день после отбытия британских кораблей, являлось информацией о том, что на жизнь Изабеллы покушалась одна из фрейлин британского двора по давним личным мотивам, которые она так никому и не раскрыла и увезла с собой в Британию, а Фиона узнала о заговоре и в последний момент настигла предательницу. Поэтому в ту ночь она и оказалась сначала в Пещерах, а потом в карете. Таким образом, имя Фионы осталось незапятнанным, чтобы не увеличивать и без того огромную тень на Короне Британской империи. Страшные же крики Керолайн в адрес Шарлотты объяснили тяжелейшими переживаниями и серьезным моральным срывом, обусловленным минувшими событиями.
Имя предательницы так и не называлось из политических соображений, но на него списали все, что было возможно, вплоть до роспуска щекотливых слухов о том, что заказчик нападения разбойников на первом балу был отдаленно похож на Зорро. И хотя дом губернатора отдавал себе отчет в том, что эта версия была до невозможности притянута за уши, население Эль Пуэбло, столько времени жаждавшее хоть каких-нибудь объяснений происходящему, безропотно приняло эти сведения и понесло по домам и другим поселениям, дав обитателям главной гасиенды Калифорнии возможность немного передохнуть перед следующим и, пожалуй, еще более тяжелым объяснением, касавшемся настоящего имени принцессы Изабеллы.
Новость об исчезновении Зорро за пределы дома не вышла, и дон Алехандро, заручившись молчанием сеньоры Розалинды и дона Марка, не моргнув глазом, объявил, что молодой человек пришел в себя через несколько часов после операции и уже в течение пары суток смог встать на ноги и самостоятельно покинуть гасиенду.
— Знала бы я, что ты там пишешь, унесла бы из дома все перья, бумагу и чернила! — после долгой внутренней борьбы снова не выдержала Кери, упрямо сложив руки на груди и задрав носик в противоположную от подруги сторону.
Изабелла вздохнула и откинула голову на витиеватый поручень качели.
— Она четыре раза пыталась тебя убить! — через шесть дней молчания наконец взорвалась фрейлина. — То своими, то чужими руками! А ты все жалеешь ее! Ты могла умереть, а она осталась бы жива!
— Кери, она больна.
— А ты уже могла быть мертва! — встала фрейлина со своего места и начала ходить кругами по небольшой площадке перед качелями. — И как тебе в голову пришло просить отправить ее в башню с таким красивым видом из окна и прислугой?! — продолжала негодовать она. — Да ее надо пожизненно запереть в одиночную камеру для безопасности общества! И чтобы никто не имел с ней никаких контактов, иначе она найдет способ выбраться и оттуда!
Керолайн была права. Дом губернатора очень высоко оценил интеллектуальные способности своей противницы, проявленные с такой неожиданной силой и скоростью в ту страшную ночь. Вся правящая верхушка Калифорнии оказалась обведена вокруг пальца по плану восемнадцатилетней девушки, сформировавшемуся в ее голове всего за несколько минут. И все их обсуждения, блестящие умозаключения и бесконечные ночные совещания оказались одномоментно попраны ярчайшей вспышкой болезненного разума.
"Безумие и гениальность во все времена шли рядом", — произнес в одну из долгих и бессонных ночей дон Алехандро, выходя из кабинета вместе с доном Ластиньо и сэром Генри.
Искать себе оправдания они не стали. Лишь дон Рафаэль сделал робкую попытку напомнить, что, останься Зорро с ними в тот вечер, всего этого жуткого продолжения не последовало бы, потому что он единственный знал истинное положение вещей, касавшееся дона Эстебана. Да, вероятно, он не смог бы предотвратить отравление Изабеллы и Керолайн, но, скорее всего, он, с его связями и возможностями, смог бы найти решение из казавшейся тогда безвыходной ситуации. Хотя наиболее правдоподобным развитием событий казался тот вариант, что Фиона просто не стала бы прибегать к услугам дона Эстебана и разработала бы иной план, исключавший столь опасную игру с жизнями сестры и ее фрейлины.
Впрочем, гадать уже было бессмысленно. Прошлое нужно было оставить в прошлом; впереди же их всех еще ждали очень нелегкие времена.
— Практически подписала ей вердикт о помиловании, — продолжала ворчать Кери. — Его Величество не сможет отказать тебе даже на расстоянии. Попадись мне в руки это письмо — я бы там такой постскриптум приписала от своего имени!
Изабелла прислонила голову к арочной ножке качели и с легкой улыбкой закрыла глаза. Она слишком хорошо знала, что Керолайн с ее кристально чистой душой никогда в жизни никому не пожелала бы зла — ни другу, ни врагу. Она не желала этого и сейчас. Она просто была на это неспособна. Более того, предоставь ей право самолично решать судьбу Фионы — Кери первая бросилась бы писать прошение о помиловании. Поэтому все, что оставалось маленькой фрейлине, это сотрясать воздух и грозить сжатым кулачком невидимому противнику.
Сама же Изабелла, сколько не заглядывала в глубины своего сознания, так почти ничего там и не нашла. Ни злости, ни ненависти, ни торжества от победы. Только странную пустоту и ежечасно растущее чувство глубочайшей жалости к той, которая так хотела унаследовать судьбу своего венценосного отца.
И она ее унаследовала. Так остро и так сильно. Единственная из всех пятнадцати детей...
Дом губернатора не стал переубеждать и отговаривать Изабеллу от написания этих нескольких строк, равно как и обсуждать ее решение. Дон Алехандро только проверил содержимое письма на предмет опасных нестыковок с его собственным посланием и передал оба запечатанных конверта в руки сэра Генри.
Вместе с этим письмом ушла и последняя связь Изабеллы с ее бывшим домом и семьей.
Что касалось ее настоящей семьи, то Изабелла, несмотря на то, что сэр Ричард столько времени провел всего в паре шагов от нее, лишь один раз и только на минуту смогла оторвать его от переговоров и спросить, как чувствовала себя ее мама. Сам факт того, что сэр Ричард появился в гасиенде дона Алехандро, уже говорил о том, что кто-то открыл дверь от тайного укрытия, где они с сеньорой Камелией продолжали оставаться все это время. И, как коротко успел сообщить сэр Ричард, это был какой-то незнакомый им молодой человек в маске.
Именно он привел сэра Ричарда в крепость через два дня после происшествия в Пещерах. Он же являлся связующим звеном между сэром Ричардом и сеньорой Камелией, все еще пребывающей в тайном убежище. Поэтому мама Изабеллы, хоть и оставалась отрезанной от внешнего мира, была очень хорошо информирована обо всем происходящем в Эль Пуэбло.
О том, когда сеньора Камелия вернется домой и наконец сможет увидеть мужа и сына, Изабелла уже не могла думать. Особенно мучительно начало тянуться время после того, как британский флот покинул берега Калифорнии и увез с собой сэра Ричарда, являвшегося единственным спутником сеньоры Камелии. Изабелла со всей тяжестью осознавала, что каждый новый день, проведенной ее матерью в одиночестве с грузом сведений о судьбе ее дочери, должен был казаться ей по меньшей мере годом. Но при этом она так же ясно понимала и то, что каждый из этих дней был глотком свежего воздуха для ее отца и брата. Ведь, появись сеньора Камелия в первый же вечер после отбытия британской свиты, душевное состояние дона Ластиньо и Рикардо можно было бы смело поставить в один ряд с состоянием Фионы.
Им давали время на отдых.
И Изабелла слишком хорошо знала, кто определял его длительность.
Тема исчезновения Зорро в первые же дни негласно приобрела статус табу. Говорить об этом уже не было не только смысла, но и сил. Поэтому после двух суток всех возможных предположений, высказываемых охрипшими голосами, дом губернатора официально утвердил версию о том, что "Зорро испарился в воздухе" и закрыл эту тему.
Более абсурдного заключения стены главной гасиенды Калифорнии за все время своего существования еще не слышали, особенно после всех хитроумных стратегий, вынашиваемых здесь на протяжении последнего месяца; однако доведенные до крайности ее обитатели, взвесив все "за" и "против", приняли за действительность именно необъяснимое исчезновение молодого человека прямо из его спальни.
И это было более правдоподобно, чем возможность его ухода через окно и дальше через сад в сторону главной дороги, гасиенды Линарес или даже обрыва, поскольку вокруг обоих домов, отдаленных от других объектов жительства, посменно дежурили тридцать девять стражей. Тридцать девять. Треть из них составляла личная охрана губернатора и его помощника, остальные были служащими гарнизона. Они стояли примерно через пятьдесят метров друг от друга по всему ареалу обитания младшей принцессы Великобритании, то есть вокруг двух гасиенд с двумя прилегающими садовыми территориями, поэтому выбраться в окно, перелезть незамеченным через забор и преодолеть около сотни метров по пустому пространству до ближайших деревьев было невозможно даже для Зорро. Равно как невозможно было спуститься по лестнице и выйти через центральный вход, что означало пройти по всему дому и остаться неувиденным ни одной живой душой. И это не говоря о том, что Зорро в его состоянии не мог не только передвигаться по комнате, но даже подняться с кровати. Об этом в один голос заявили и дон Марк, и сеньора Розалинда. Хотя на то, чтобы подтащить Изабеллу ближе к себе во время его последнего ужина, сил у него хватило...
И тем не менее он исчез из гасиенды в промежуток времени, составлявший около семи-восьми минут. В три часа ночи Изабелла ушла из спальни, унося пустые тарелки, а в три часа восемь минут вернулась обратно с водой. Этого времени Зорро оказалось достаточно, чтобы испариться. Этот термин применил сам дон Алехандро, махнув рукой в знак окончания обсуждения.
Именно испариться, потому что ходить Зорро не мог. А даже если и предположить, что он прятался в тени одной комнаты, потом другой — и так до тех пор, пока не дождался, когда Рикардо, услышав о его исчезновении, покинет свой пост, — чтобы дальше выйти через главную дверь, пройти по саду, каким-то невероятным способом перелезть через закрытые ворота и, несомненно, превратиться в невидимку и проскочить мимо почти полной смены гарнизона, то ему необходим был помощник, а еще лучше — два. Потому что они должны были в прямом смысле нести его на себе. И эти помощники должны были вести его от самой кровати. Следовательно, им нужно было изначально находиться в доме.
Буравя один другого насквозь подозрительными взглядами, словно пытаясь найти на чьих-нибудь плечах отпечатки рук Зорро, обитатели двух гасиенд дошли до того, что неосознанно начали строить друг другу всевозможные логические ловушки, чтобы поймать кого-нибудь на несовпадениях в показаниях.
Больше всех досталось несчастному Линаресу, у которого не было алиби на те несколько минут, когда Изабелла ушла на кухню к Керолайн с пустой посудой и оставила его одного в главном зале. Кроме того, Рикардо был единственным на тот момент представителем в доме, физически способным поднять Зорро с постели. Но главным аргументом являлось то, что он, "проведя бок-о-бок с Зорро столько времени, несомненно, установил с ним крепкие дружеские отношения и, как следствие, мог выполнить его просьбу и помочь скрыться". И никакие заверения Рикардо о том, что даже он в одиночку не смог бы протащить на себе Зорро по лестнице, потом по гасиенде, далее по всему саду и тем более через забор незамеченным тридцатью девятью охранниками всего за четыре минуты, чтобы потом, вернувшись на свой пост, не задыхаясь и не падая, продолжить наблюдение с невозмутимым лицом, не имели никакого воздействия.
Керолайн уже даже намеревалась определить Рикардо в тайные сообщники дона Диего, который "тоже провел с Зорро наедине много времени в лазарете, спасая его жизнь, а следовательно, мог подсознательно установить с ним доверительные отношения", но, к сожалению, столкнулась с проблемой отсутствия дона Диего в гасиенде в ту ночь. Губернатору накануне пришло послание из Ла Пас с информацией о внеплановом заседании, и дон Диего был вынужден в тот же день ехать в отдаленное поселение вместо отца. И это, пожалуй, было единственным, что спасло его от подозрительного прищура Кери, которая тем не менее не преминула предположить, что дон Диего по заранее оговоренному с Рикардо плану мог вернуться домой ночью, осуществить коварное похищение Зорро из его же спальни, — в этом месте Керолайн акцентированно поднимала кверху указательный пальчик, как бы пытаясь обратить внимание на нахождение Зорро именно в спальне дона Диего, — и ехать дальше по делам. Несмелые попытки Линареса напомнить, что дата и время прихода Зорро в сознание были непрогнозируемы, а значит, невозможны любые заранее спланированные действия, отметались презрительным фырканьем и упрямым складыванием тонких ручек на яростно вздымавшейся груди.
Изабелла, надо сказать, тоже чуть не попала под огонь, спасшись только тем, что при ее комплекции одну руку Зорро она и то подняла бы с трудом. И все же это "совсем не мешало ей открыть окно пошире, помочь связать веревки из простыней и отвлечь охрану каким-нибудь незамысловатым способом, например, киданием маленьких камешков в противоположную сторону, пока Зорро добирался до тени деревьев". Лежачее состояние молодого человека при этом Керолайн совершенно не смущало.
Таким образом, от маленькой фрейлины досталось всем, кроме губернатора и его заместителя, на которых она, впрочем, также бросала многозначительные молчаливые взгляды, словно напоминая, что они "ушли в свои кабинеты незадолго до исчезновения Зорро и все это время оставались без наблюдения".
Дон Антонио и его сын только неслышно издавали вздохи облегчения и расслабляли неестественно выпрямленные спины, когда сверкающий взгляд огромных голубых глаз, ненадолго задерживаясь на их каменных лицах, в очередной раз проходил дальше. Представителей династии Веласкес не было в гасиенде губернатора в ночь исчезновения Зорро, а следовательно, связать их с этим событием Кери не могла никаким образом, хотя и пыталась рассмотреть в двух напряженных фигурах любое отклонение от их заверений о том, что в те минуты они были у себя дома вместе с сеньорой Веласкес и десятком слуг.
В итоге за два дня были перебраны и перепроверены все возможные способы побега, однако ни один из них не был возможным ни с какой точки зрения. Но даже столь серьезные заявления Керолайн о ее подозрениях в адрес обитателей двух гасиенд не только не встречали понятного возмущения, но и, напротив, поддерживались со всем мыслимым азартом. И дело было не в том, что члены дома губернатора на полном серьезе подозревали кого-то в сговоре с Зорро, а в том, что, положа руку на сердце, у них до сих пор зуб на зуб не попадал от осознания того, что Зорро просто растворился в воздухе всего в паре шагов от них самих.
Все рассказы о его сверхчеловеческих способностях, которыми полнилась Калифорния и в которые представители дома губернатора и сами верили в силу непреодолимой тяги человеческого разума к необъяснимым явлениям, за последнее время их столь тесного общения вроде бы выцвели и приобрели оттенок вымысла, поскольку они лично убедились в том, что Зорро ходил по земле, ел, пил, уставал, мог быть подвержен ранениям и обладал кровью красного цвета. Как вдруг... он словно провалился сквозь землю, будучи окруженным со всех сторон примерно полусотней парой глаз.
Фразу "провалился сквозь землю", правда, никто не решился произнести вслух, заменив ее менее страшной "растворился в воздухе", однако дон Рафаэль несколько раз негромко, но отчетливо предлагал "на всякий случай вызвать падре и освятить спальню дона Диего, а лучше — всю гасиенду и прилегающую территорию".
Поэтому дом губернатора, хоть и умело создавая видимость снисхождения к девичьим страхам фрейлины, но на деле полностью разделяя ее состояние, цеплялся за любое, даже самое нелепое ее подозрение, чтобы по ночам иметь возможность засыпать без зажженного света и открытых настежь дверей. Девушки же с самого первого дня поспешили перебраться в гасиенду Линарес и до сих пор спали в одной кровати, с трепетом представляя, как дон Алехандро каждую ночь оставался в компании только лишь немногочисленной прислуги, проживавшей в подсобных помещениях вдалеке от основных спален.
Именно по этой причине обсуждение исчезновения Зорро и свелось за два дня ко всеобщему молчанию. Новых идей уже появиться не могло, а отрицание старых только вело к неприятному ощущению озноба на спине.
И все же, несмотря на все ужасы разгулявшейся фантазии, Изабелла отчетливо понимала, что Зорро постарался уменьшить их переживания настолько, насколько в сложившейся ситуации это было возможно. Ведь исчезни он, никому не сообщив о том, что пришел в себя, они бы все просто сошли с ума, утвердившись в мысли, что его забрала сама Преисподняя. А если бы после такого фокуса он еще и предстал перед их глазами через некоторое время... Изабелла каждый раз передергивалась от этой мысли, одновременно воображая картину, на которой они сжигают проклятый дом и в срочном порядке переезжают на другое место.
Но он так не поступил. Вместо этого он успокоил население гасиенды и наблюдавших его врачей, показав, что жив и идет на поправку, и попрал при этом даже факт прилюдной демонстрации собственной слабости.
— Интересный был тот моряк, да? — донесся издалека голос Керолайн.
— Что? — вздрогнула Изабелла.
— Ну тот мужчина. Он же точно моряк: палка вместо ноги, ходит вразвалку. Как из книги о пиратах. И чем не прямое доказательство связи Зорро с Лукардом? — довольно хмыкнула Керолайн, но тут же ойкнула и захлопнула себе рот.
Изабелла закрыла глаза и откинула голову: обойти стороной личность Зорро в разговорах на любую случайно выбранную тему было невозможно.
На лицо упала пара освежающих капель.
— Ну вот, дождь начинается, — разочарованно протянула Кери.
В продолжение ее слов на отдаленном горизонте пару раз вспыхнули тяжелые свинцовые тучи.
— Еще и гроза, — недовольно заворчала фрейлина. — Только вышли погулять.
Она нехотя поднялась со своего места и занялась встряхиванием шерстяных пледов.
— Вы тут купаться собрались? — внезапно раздался голос Линареса, появляющегося из-за угла дома.
— Идем-идем, — отмахнулась Кери.
— Давайте быстрее, Веласкесы приехали.
Керолайн оживилась и, поспешно свернув накидки, вручила одну из них подруге.
— Значит, не послышалось, — подала голос Изабелла, вспоминая отдаленное бренчание сбруи и покрикивания возничего.
— Думаю, с такой погодой, они к нам надолго, — предположила Кери, перекидывая через плечо второй плед и устремляясь по тропинке к главному входу.
Девушки быстро прошли по вечернему саду и в последнюю минуту юркнули в гостеприимную дверь. Следом за ними сразу же разразился сильнейший ливень.
— Вовремя, — оценила обстановку на улице Кери.
— Слушать старших надо чаще, — бросил Линарес и многозначительно прошел вперед.
Подруги не менее многозначительно переглянулись за его спиной и проследовали в главный зал.
— Изабелла, Керолайн, — поспешил навстречу дон Антонио.
Он всегда был искренне рад видеть подруг вместе и в хорошем настроении. То же касалось и его сына. Семья Веласкес за последние пару недель прикипела к судьбам девушек всей душой и сердцем и при любом удобном случае справлялась об их здоровье, передавала горячие приветы или даже лично заезжала в гости, как сейчас.
Прислуга быстро организовала собравшимся вечерний чай и была отпущена на ночь. Дальнейшие заботы о гостях девушки вполне могли взять на себя.
— Новостей нет? — коротко и не очень громко спросил дон Антонио у губернатора.
— Нет, — скорее взглядом, чем словами ответил ему дон Алехандро.
Дон Рафаэль почему-то закашлялся.
На этом тема Зорро была закрыта. Ни о его людях, ни о нем самом, ни о чем, так или иначе связанном с его именем, говорить в этом доме не рисковали во избежание возвращения к обсуждению его ухода.
— Как сеньора Веласкес? — тут же присоединился дон Ластиньо, перенимая из рук последней служанки чайный прибор.
— О, благодарю, все в порядке. К нам позавчера приехала ее кузина с двумя детьми, так что моей супруге скучать не приходится. От Диего что-нибудь слышно?
— Да, — оживленно оторвался от своей чашки дон Алехандро. — Сегодня днем от него пришло очередное письмо на предмет результатов повторного собрания.
— Да? И что же? — не менее активно отреагировал дон Антонио.
— Очень нерациональное решение, на мой взгляд, но его поддержало большинство, хотя Диего и написал, что он был в числе проголосовавших "против". В двух словах: они хотят расширить порт не за счет непосредственного увеличения задействованной береговой линии, а путем открытия совершенно новых пристаней чуть ли не в десяти километрах к югу от поселения.
Линарес фыркнул и потянулся за ароматной галетой:
— А за дыры в бюджете потом отвечать нам.
— Да, весьма разорительное решение, — постучал пальцами по подлокотнику дон Антонио. — И все ради того, чтобы иметь право заявлять, что у них у единственных теперь в распоряжении два действующих порта.
— Складывается ощущение, будто они не задумываются, что для окупаемости его содержания им нужно будет минимум в полтора раза увеличить поток грузовых кораблей, — отметил дон Ластиньо.
— Иногда хочется этих дельцов снова отправить в школу на уроки арифметики, чтобы они научились, наконец, считать свои доходы и расходы, — недовольно протянул дон Антонио. — Это окончательное решение?
— Они еще ждут писем от нас и из Сан Лукас, — отозвался дон Алехандро. — Я почти не сомневаюсь, что губернатор Сан Лукас поддержит нас, и мы двумя отрицательными письмами сможем хотя бы временно приостановить эту затею.
Изабелла перевела умиротворенный взгляд на окно: подобные беседы, в которых ей самой не нужно было принимать участие, действовали, словно сказка на ночь, хотя она и понимала, что ей, как никому другому, нужно было втягиваться в новую жизнь во всех ее аспектах. Керолайн же, которую эти темы не интересовали ни в каком виде, уже начала мерно покачиваться и бороться со слипающимися глазами.
За стеклом несколько раз и уже значительно ближе вспыхнула молния. Изабелле на минуту вдруг стало не по себе. Она не могла объяснить, с чем это было связано, но неприятное чувство почему-то охватило ее так внезапно, что она оказалась к нему совершенно не готова. От страха ей даже померещилась за окном чья-то высокая тень, хотя, присмотревшись, девушка поняла, что это был лишь облик недалекого дерева, причудливо осветившегося небесными вспышками. Она отвела глаза и поспешила вернуться к теплой комнате и успокаивающим разговорам. Керолайн уже подобрала ноги и уткнулась в уютную спинку дивана. Идти в соседнюю гасиенду под дождем совсем не хотелось, а ночевать в доме де ла Вега девушки не планировали, поэтому фрейлина мужественно решила выдержать все превратности судьбы и дождаться окончания мужского совещания, хотя уже и понимала, что переоценила свои силы.
Спасительным для подруг стало изъявление желания со стороны Рикардо "перехватить чего-нибудь быстрого и легкого", после которого девушки получили возможность ненадолго скрыться на кухне и немного встряхнуться.
— Можно порезать белый сыр и томаты, — зевая во весь рот, предложила Кери.
Изабелла кивнула и не спеша подошла к дверце в погреб.
— Давай ты, — предложила она, чувствуя, как от зияющей темноты из небольшого проема в полу, внутри снова поселяется какое-то неприятное ощущение. — Там прохладно, заодно проснешься.
Кери вздохнула и, вяло пройдя к погребу, полезла вниз, засыпая на каждой ступеньке.
— Свечку бы хоть дала, — донесся из подполья ее голос. — Как, по-твоему, я должна тут что-то найти?
Изабелла быстро подала освещение и начала перенимать искомые продукты.
— Ух, ну и мороз там! — через пять минут взлетела наверх освежившаяся Керолайн, пританцовывая на месте и согревая себя обеими руками. — Сон как рукой сняло.
Она быстро настрогала запланированное угощение и, подхватив несколько небольших блюд, умчалась в сторону главного зала. Изабелла со странной медлительностью неконтролируемых ног проследовала за ней. Наверное, так действовала погода. Последняя гроза была почти месяц назад и здесь она переносилась совсем не так как в Британии.
Ей еще ко столькому предстояло привыкнуть...
***
Дождь все еще стучал по окнам, но уже не так сильно, как два часа назад. Зато стихия продолжала свирепствовать без перерыва.
Южные грозы были совершенно удивительным явлением для Изабеллы и Керолайн. Тяжелые темные тучи часами висели над бесконечным океаном, освещая замершую под ними землю, словно днем. Молнии, в отличие от тех, которые в Британии обычно ударяли не больше двух раз подряд и лениво пережидали несколько минут до следующего выхода, здесь не прекращались ни на миг. Они вспыхивали по всему небу в разных местах с такой частотой, что можно было читать книгу без зажженных свечей. Но при этом звуки грома могли раздаваться настолько далеко, что становилось удивительным само их существование, словно бы отдельное от всего природного спектакля.
Высокие напольные часы только что пробили без четверти двенадцать, и в рядах полуночного собрания наконец забрезжило намерение направиться по домам.
Керолайн дремала на спинке дивана, каждые десять минут заставляя себя встряхиваться и делать вид, что безмерно увлечена обсуждением текущих проблем Эль Пуэбло; Изабелла же, напротив, никак не могла найти удобное место. Она извертелась на кресле так, что по всем законам механики уже должна была протереть в бархатной обивке приличную дыру, однако это никак не облегчало ситуацию. Ей очень хотелось встать и походить кругами по комнате в надежде, что смена положения помогла бы ей сменить и общий оттенок ее необъяснимого состояния, но вслед за ней тогда неминуемо устремились бы шесть пар глаз с заключенными в них недоуменными взглядами, что грозило продлить этот бесконечный вечер еще на неопределенное количество времени, поэтому она была вынуждена мириться с существующим положением дел и пытаться избавиться от роящихся мыслей другими способами.
Почему Зорро так поступил?
Этот вопрос вспыхивал в ее голове так же ярко, как ослепляющие разряды молнии за окном.
Ведь он сознательно ставил под угрозу собственную жизнь. И если раньше его помощь не была столь опасна для него самого, то в ту ночь даже он не смог бы предвидеть последствий его действия, ведь ножи могли попасть куда угодно и под каким угодно углом. Не говоря о том, что они оказались отравлены.
Недалекий раскат грома на секунду вернул Изабеллу в гасиенду, и она непроизвольно посмотрела в окно. Опять это дерево. Заставило сердце судорожно стукнуть в груди и затаить дыхание.
Почему? Зачем
ему все это нужно? Тратить столько сил и времени, потому что он чем-то обязан дону Алехандро? Чем он вообще может быть кому-то обязан? Намного вернее на основании всего увиденного за прошедшие недели было бы предположить обратное.
Или он дал слово ее матери? О том, что защитит ее дочь? Тогда чем он мог быть обязан сеньоре Камелии? Ничем. Более того, он предоставил ей собственный дом. Ей и сэру Ричарду.
А, может, он выполняет поручение своего заокеанского делового товарища, над личностью которого уже невозможно было размышлять из-за моментально начинавшейся головной боли вследствие отсутствия хоть каких-нибудь сведений и логики? Пожалуй, этот вариант был наиболее правдоподобным. Потому что других объяснений его столь сильному и неизменному покровительству просто не могло быть.
Да, судьба Изабеллы волей случая вплелась в многолетнее противостояние молодого человека и бывшего губернатора, и на первый взгляд казалось закономерным, что Зорро из соображений этики, чести и авторитета не мог допустить, чтобы британской принцессе, ставшей неотъемлемой частью этой войны, причинили вред в то время, пока она находилась в его ведении. Однако Монте в последний момент, получив столь сильный удар, нанесенный острой речью Катрин, обладая завидным терпением, опытом и выдержкой, предпочел отступить и затаиться. И для обоих противников было очевидно, что на этом очередной виток их борьбы завершился. Именно поэтому Зорро так спокойно уехал провожать сеньору Родригес. С его стороны было выполнено все, что планировал дом губернатора, и он с полным правом мог поставить точку на данном этапе.
То, что дальше в игру вступила Фиона на основании собственных правил и фантазии, было абсолютно непредсказуемо и никоим образом его не касалось, потому что затрагивало личные отношения между сестрами. Это бремя по всем правилам должно было лечь на плечи дома губернатора, но никак не Зорро.
И все же он был первым, кто оказался у входа в Пещеры...
Помощь по инерции? Чувство ответственности, которое он еще не успел с себя снять? Слово, данное ее отцу, хоть и опрометчиво отклоненное ею самой, да и касавшееся совершенно не связанного с происходящим предмета? Этого всего было недостаточно. Недостаточно для того, чтобы так рисковать собственной жизнью.
Изабелла перевела онемевший взгляд с контура векового дерева за окном на стекающие по стеклу капли дождя.
Он сказал ей что-то перед тем как потерял сознание. Но она не поняла... Она слышала его голос, чувствовала в своей груди отзыв на его низкий тембр, но не распознала слов. Те страшные удары и осознание их значения на несколько минут забрали у нее зрение и слух, поэтому все оставшиеся доступные ей ощущения она направила на его дыхание и пульс.
Девушка сжала виски тонкими пальцами и закрыла глаза.
Она до сих пор помнила длительность его фразы, интонацию, паузы между словами, ударения и все остальные атрибуты человеческой речи. И она с легкостью могла бы воспроизвести ее по нотам, как фрагмент музыкального произведения. Но смысл... Смысл подобрать она не могла, сколько ни пыталась заменить звучащие образы подходящими по всем параметрам словами.
Возможно, он хотел сообщить ей что-то о ее маме и ее местонахождение. Или что-то важное о Фионе. Или Монте.
Новый раскат грома опять заставил ее дернуться на месте.
У
него было все. Все мыслимые разуму блага. Никто из дома губернатора не смог бы дать ему ничего нового. То же касалось британского двора. Конечно, он заслужил себе рыцарское звание и признание Британской Короны, но никаких соглашений или договоренностей относительно взаимодействия с Британией Лукарда или самого Зорро в письменном или устном виде однозначно не заключалось. Значит, материальной выгоды он получить не мог. Да и нужна ли она была ему?
Таким образом, никто из окружения Изабеллы ничем не мог компенсировать его жертвы. А они, без прикрас, были очень серьезны.
Тогда что? Жест доброй воли? Уж слишком дорогой и при его холодном и математическом складе ума абсолютно нерациональный.
Вспышка молнии.
А вдруг это из-за нее? То есть, может, расплачиваться будет она сама?..
По спине сразу же пробежал невесть откуда взявшийся ледяной порыв ветра, словно где-то открылась невидимая дверь.
Расплачиваться за все. И за свое ночное вторжение в его дом тоже.
— Спать хочу — не могу, — донесся до нее тихий шепот.
Девушка подскочила от неожиданности и часто задышала.
— Ты чего? — прошептала Керолайн.
Изабелла огромными глазами уставилась на подругу, пытаясь восстановить нормальное восприятие действительности.
Ну и мысли вызывает у нее эта погода. Надо срочно идти в кровать. Она дрожащей рукой откинула упавшую на лицо прядь. Кери, похоже, еще что-то говорит, но ее речь уже не разобрать.
Ей почему-то кажется, что она слышит
его шаги. Сразу со всех сторон. Что-то давящее и жуткое поднималось из глубины души. Совершенно неконтролируемое собственным самообладанием. Такое же, как если бы...
Удар молнии, оглушительный грохот грома и испуганный визг Керолайн. Изабелла с обмершим сердцем переметнула взгляд на дверь главного зала: еще один отсвет с неба и высокая темная фигура на пороге.
Он пришел.
***
Страшное оцепенение повисло над главным залом гасиенды де ла Вега. Никто не мог произнести ни звука. Даже дон Алехандро, вопреки обыкновению, не встал с кресла и не пригласил гостя присоединиться к ночному собранию. Никто не шевельнулся. Словно все действительно поверили, что Зорро провалился тогда сквозь землю.
И он молчал. Только отсветы молнии, проносящиеся через открытую входную дверь, прыгали, как безумные, на его плечах.
Изабелла почувствовала, как пол начал уходить у нее из под ног. Он пришел за ней? Больше ему здесь ничего не могло быть нужно...
Но он молчит. От его молчания хочется оказаться на другом конце земли. Он медленно переводит взгляд и останавливается на ее глазах. Вокруг сразу становится темно и пусто, как будто в помещении больше никого нет. Она видит, как он неспешно поднимает руку и расслабленно протягивает в ее сторону. Он пришел за ней.
Сбоку раздается какой-то шум. Это Рикардо вскакивает с дивана и устремляется в пространство между ней и Зорро, закрыв собой сестру. Изабелла плохо понимает, что происходит. Молодые люди никогда еще не стояли так, друг напротив друга, словно в кругу древнего Колизея.
Но у ее брата все равно не было шанса. Ни у кого не было шанса.
— Я рад, что тебе лучше, — внезапно раздается голос дона Алехандро, дав возможность хотя бы вздохнуть. — Пожалуйста, проходи.
— У меня немного времени, — звучит в ответ бархатный баритон.
Он не убирает руку.
— Боюсь, что Изабелла не сможет уйти с тобой, — доносится голос дона Ластиньо, начавшего путь в сторону сына, чтобы встать рядом с ним и спрятать Изабеллу за двумя спинами.
— У нас важное собрание, — со свойственной ему обманчивой беспечностью улыбается Линарес, привычно сглаживая острые углы, однако его взгляд сосредоточен и напряжен. — Для голосования нам нужно нечетное количество человек.
Зорро переводит взгляд на своего оппонента и легко приподнимает уголки безупречно очерченных губ:
— Думаю, я смогу предложить вам замену.
У Изабеллы все прыгает и мельтешит перед глазами. Молодой человек со странной звериной тягучестью и небольшим наклоном головы, позволяющим держать обстановку в зале в поле зрения, отступает назад в затемненный коридор и так же легко направляет другую руку в сторону выхода.
Она уже знает... Знает, что будет дальше...
Дон Ластиньо и Рикардо на всякий случай одновременно делают шаг вперед, чтобы создать сзади для Изабеллы еще больше пространства и одновременно урезать его для Зорро, когда он снова переступит порог зала. К ним неслышно присоединяется дон Рафаэль. Он не понимает, что происходит, но предпочитает находиться ближе к эпицентру событий. Дон Антонио остается в стороне рядом с губернатором, чтобы оценивать ситуацию с другого угла зрения.
Девушка закрывает глаза. Легкий, почти неслышный шорох доносится со стороны главного входа. Чей-то облик осторожно становится рядом с молодым человеком по ту сторону порога. Изабелла осязает рядом быстрые и невесомые шаги: Керолайн покинула свое место и, задев локоном распущенных волос плечо подруги, приблизилась к дверям.
Напряжение так высоко, что кажется, будто часть грозы переместилась под крышу гасиенды.
Но сейчас все закончится. Оборвется как перетянутая нить...
Невысокий облик отделился от своего спутника и едва уловимо двинулся вперед. В нем уже просматривались женские очертания, но все же это еще не более чем туман.
Рикардо прищурился и слегка наклонил голову, пытаясь рассмотреть странную ночную гостью, пришедшую к ним в такой час в сопровождении Зорро, однако она была еще слишком далеко.
— Сеньорита, пожалуйста, проходите, — прозвучал в привычном приветливом тембре голос дона Ластиньо, тем не менее не отпускающего взглядом очертания Зорро, стоящего за спиной незнакомки.
Тонкая фигура, кажется, вздрогнула от звука его голоса и застыла на месте, обратив на собеседника невидимый взор. Дон Ластиньо, не дождавшись ответа на приглашение, сделал несколько шагов вперед и гостеприимно протянул руку, как вдруг остановился на полпути.
Наверное, молнии могут рождаться не только в небе.
Что-то неслышно, но осязаемо грянуло в окружающем пространстве, и Изабелла сквозь длинные полуприкрытые ресницы увидела, как ее отец медленно и безмолвно отступил назад. Моментально уловив этот жест, к дверям поспешил дон Алехандро. Рикардо и дон Рафаэль в свою очередь быстро вышли из-за спины дона Ластиньо и закрыли его плечами...
Изабелла не смогла увидеть, что произошло дальше, потому что Зорро переступил порог зала и, никем не сдерживаемый, подошел к ней. Она почувствовала, как он подхватил ее на руки и быстро вышел через дальнюю дверь. Этот проход через узкий и длинный коридор обычно использовала прислуга: он оканчивался запасной дверью, выходившей на обратную сторону гасиенды. И Зорро, судя по всему, имел прекрасное представление о планировке дома. Но в данный момент это волновало девушку в наименьшей степени. Все, что ей хотелось сейчас, оказаться во дворце в Британии в самом дальнем углу своей спальни.
Он не сказал ни слова, а она сама не могла даже раскрыть губ, чтобы спросить, куда он ее несет.
Торнадо. Ждет их за оградой. Изабелла на мгновение повисла в воздухе и вслед за этим почувствовала под собой твердую обшивку седла. Еще через секунду перед глазами стало темно. Повязка. Значит, они направлялись в его дом.
Зачем?
Одна только мысль об этом вгоняла девушку в состояние оцепенения, не дававшее ей возможности пошевелиться.
Но даже и сквозь него она все равно отчетливо понимала его недавние действия.
Какой тонкий расчет человеческой сущности и эмоций! Какое предвидение и выверенность действий! Ведь приди он в гасиенду в спокойной обстановке и покажи себя в восстановленной форме, вызвав этим у собравшихся наплыв облегчения и хорошего настроения, а вслед за этим покажи сеньору Камелию, — удар был бы ужасающим по своей силе. Потому что пришелся бы по неподготовленным сознаниям.
Однако он сделал все для того, чтобы в первую очередь дон Ластиньо и Рикардо оказались собраны и напряжены. Эта ночь, эта гроза за окном, гнетущее молчание и всеми однозначно воспринятый жест в сторону Изабеллы ввели небольшое собрание в состояние боевой готовности; и только лишь оно одно позволило дону Ластиньо устоять на ногах, когда перед ним появился его самый дорогой человек из прошлой жизни. Ведь он узнал ее. В первый же миг.
Что должны были почувствовать ее родители? Были ли у них вообще силы на какие-то чувства в тот момент? И что произошло с Рикардо, когда он понял, от кого закрыл отца?
Зорро не дал ей возможности этого увидеть. Девушка немного отдышалась. Так, может, он забрал ее только из-за этого? Она внезапно почувствовала под ногами землю и ошарашено поняла, что они уже на месте. К этому она еще совершенно не успела подготовиться. Может, сказать ему хоть что-нибудь?
Раздался знакомый звук открывающейся каменной двери, и Изабелла почувствовала, что с нее сняли повязку. Надо спросить его, когда они вернутся обратно. Пожалуй, это самые уместные слова сейчас. Девушка несколько раз глубоко вздохнула и подняла голову к своему спутнику...
А через мгновение с оборвавшимся от его взгляда сердцем бежала прочь от каменного дома.
