Закон Мерфи

Беременная женщина на экране телевизора схватилась за живот и тяжело задышала. Несмотря на схватки и катившийся градом пот, ее макияж был безупречен. Рядом с ней на коленях стоял красивый темноволосый мужчина, выглядевший определенно ошеломленным и умудрявшийся в то же время выглядеть исключительно привлекательным. - Карли, я не умею принимать роды, - сказал мужчина, известный под именем Лоренцо. - Я даже никогда не видел, как это происходит. - Какое совпадение, - отрывисто произнесла Карли в перерыве между схватками. - Я тоже. Я лежала с простудой, когда родился Майкл. Врач делал кесарево сечение. Лоренцо сделал драматическую паузу. - Я не имею ни малейшего понятия, что я могу для тебя сделать. У Карли началась очередная схватка. - Ты можешь… - она задохнулась от боли. - Ты можешь поддержать меня во время схваток и помочь ребенку, когда он родится. Вот ножницы. Ты обрежешь пуповину, когда он… - О нет! - воскликнул Лоренцо. - Вот эти люди знают, что делают, - цинично заметил Хаус с набитым ртом, указывая бутербродом на телевизор. Он сидел на стуле рядом с постелью пациента, находящегося в коме, и, положив ноги на край матраса, обедал - вообще-то это был обед Уилсона - разложив еду на коленях и поставив купленный в кафетерии напиток на тумбочку. На самом деле время было не совсем обеденным - в Нью-Джерси "General Hospital" всегда начинался в три часа дня. К этому моменту Хаус уже успел пообедать в больничном кафе, что не помешало ему улизнуть в уютную палату интенсивной терапии для того, чтобы посмотреть сериал. И тем более это не помешало ему перекусывать обедом Уилсона, взятым без его разрешения утром из холодильника. После недавнего развода Уилсон переехал к нему, и холодильник Хауса наполнился бутербродами и бутылками с наклейками "Собственность Джеймса Уилсона: не трогать". Вот и к обертке этого бутерброда, лежавшего на коленях Хауса, была приклеена такая бумажка. - Полагаю, ты не посещала занятия для беременных, - продолжил Лоренцо. Обеспокоенный взгляд на его профессионально отштукатуренном лице просто брал за душу. - Нет, только по уходу за младенцами, - задержав дыхание, ответила Карли, - потому что рассчитывала, что буду рожать в больнице в окружении врачей. - Так ты не знаешь, когда нужно тужиться? Карли сильнее сжала свой огромный живот. - Думаю, мое тело скажет, когда пора, - дрогнувшим голосом ответила она. - Это же естественный процесс. Женщины рожают миллионы лет без больниц или обезболивающих… - Ух ты, впечатляет, - прокомментировал Хаус. - У нее схватки, а она рассказывает нам краткую историю эволюции деторождения, - он посмотрел на пациента. - Хочешь поспорить, что Карли будет истекать кровью? Аппарат искусственного дыхания, к которому был подключен пациент, вдул очередную порцию воздуха ему в легкие. - Отлично, - ответил Хаус, как будто пациент отреагировал на его предложение. - Ставлю еще один доллар на то, что Карли будет жалеть и ненавидеть себя. Пациент снова вдохнул и выдохнул. - Отлично. Ты в игре, - Хаус отсалютовал бутербродом, веером рассыпав крошки по простыням, и вернулся к телевизору. Едва он успел откусить очередной кусок, как дверь в палату отъехала в сторону и в образовавшемся проеме появилась голова Уилсона. Хаус перестал жевать, окинул его задумчивым взглядом и снова вернулся к телевизору. Краем глаза он заметил, что Уилсон тоже смотрит на телевизор. - Почему ты следил за мной? - прохныкала Карли и в очередной раз неубедительно застонала. - Когда я оставил тебя в парке, ко мне пришел Сонни, - с упреком произнес Лоренцо и с выражением крайней преданности взял руку Карли, всматриваясь в ее глаза. - Я сказал ему, что мы встречались. Он был в ярости. Я хотел использовать это против него, но потом понял, что он может причинить вред тебе. - Надеюсь, я не отрываю тебя от чего-нибудь важного, - сухо отметил Уилсон, входя наконец в палату. Не отрываясь от телевизора, Хаус указал на него и провозгласил с набитым ртом: - Богохульничаешь. Уилсон, в этот момент закрывавший дверь, остановился и посмотрел через плечо. - Что такое? - он закрыл дверь до конца и снова повернулся к Хаусу. – Неужели ты считаешь, что богохульством является предположение о том, что "General Hospital" – полная ерунда? Хаус сделал мощное глотательное движение и указал на дверь, по-прежнему следя за происходящим на экране. - Убирайся со своим богохульством. - Как насчет… - начал Уилсон. Теперь он стоял посреди комнаты, уперев руки в бока. - …Нет? Хаус раздраженно посмотрел на него: он пытался понять, что же там разворачивалось между Карли и Лоренцо. - У тебя что, нет раковых больных, о которых нужно позаботиться? Уилсон осуждающе посмотрел на него. - Как ты думаешь, стоял бы я сейчас здесь, если бы у меня были пациенты, которых нужно срочно консультировать? В отличие от некоторых, я работаю и делаю перерывы тогда, когда их заслуживаю, а не когда захочу. - Не ври, - возразил Хаус, снова глядя на Уилсона. - Ты постоянно делаешь себе перерывы! - Но не провожу их в компании больных, находящихся в коме. - Действительно, - сухо произнес Хаус. - Конечно, ты же сейчас стоишь вовсе не в палате интенсивной терапии. Уилсон поджал губы и посмотрел на Хауса особым взглядом, который он всегда приберегал для тех ситуаций, когда знал, что тот не прав. Потом Уилсон перевел взгляд на пациента и укоризненно произнес: - Ты ему всю постель крошками засыпал. - Ух ты, какая потрясающая попытка сменить тему! - с кислой миной констатировал Хаус. Уилсон указал на пациента. - Ну правда же! - Он в коме. Ему плевать на это! - а почему, собственно, он это обсуждает и отвлекается от просмотра сериала? Хаус раздраженно посмотрел на Уилсона и, махнув бутербродом в сторону телевизора, язвительным тоном произнес. - Я пытаюсь смотреть. Или садись и заткнись, или проваливай. Уилсон открыл было рот, чтобы возразить, но взглянул на Хауса и предпочел изменить свое решение. Он обошел кровать и уселся на стул. - Ну вот, совсем другое дело. А теперь будь добр помолчать и дай мне досмотреть серию, - Хаус снова поднес бутерброд ко рту и переключил внимание на телевизор. - Семь, восемь, девять, десять, - считал Лоренцо вместе с Карли, у которой наступила очередная схватка. - Дыши. И… расслабься, - Карли, тяжело дыша, откинулась на кровать, сооруженную из одеял. - Хорошо. Очень хорошо. - Ты не хочешь меня, - сказала Карли и ее нижняя губа задрожала, словно она собиралась расплакаться. - Ты не знаешь, что я чувствую. - Ты любишь Софи, - простонала она, и ее голос драматично сорвался. - Ты скучаешь по ней! - Почему ты не смотришь эту ерунду в своем кабинете? - встрял Уилсон. Хаус откусил еще один кусок бутерброда, раздраженно посмотрел на Уилсона и прожевал перед тем, как ответить. - Коматозник - хорошая компания. Он заметил, каким взглядом Уилсон посмотрел на пациента. - Знаешь, довольно печально, что ты ищешь компанию с пациентами в коме. Хаус многозначительно хмыкнул. - По крайней мере, он затыкается, когда я ему говорю. - Этот парень в коме и никогда не говорит. Он не говорил уже… Два года? Три? - Тебе стоит у него поучиться, - Уилсон наклонил голову и прищурился так, как делал всегда, когда не понимал, о чем Хаус говорит. Тот проигнорировал этот взгляд и продолжил. - Кроме того, я заключил с ним пари. - Ты заключил пари с коматозником? - Ага. Я поставил доллар на то, что Карли, - Хаус показал остатками бутерброда на телевизор, - истечет кровью, рожая ребенка. - Ты поставил доллар? - А потом еще один на то, что в процессе Карли будет жалеть и ненавидеть себя. - Ты поставил еще один доллар? Хаус нахмурился. - Здесь что, эхо? Уилсон не обратил на него внимания. - И часто ты заключаешь пари с коматозниками? - Ну, это было бы неэтично с моей стороны, да? - фыркнул Хаус. Услышав, как Карли в очередной раз кричит от боли, Хаус в очередной раз раздраженно посмотрел на Уилсона. - Ты не мог бы заткнуться? Я пытаюсь смотреть. Уилсон явно его игнорировал. - Думаю, мысль об этике причиняет тебе столько же боли, сколько могла бы причинить грыжа. - Заткнись или я тебе сделаю грыжу! Уилсон закрыл рот, с досадой посмотрел на Хауса, и они оба вернулись к телевизору. - Вас невозможно сравнивать, - говорил Лоренцо Карли, сжимая ее руку и глядя с обожанием. - Ты неповторима. Ты упряма и непреклонна… - Боже, так говорит один человек, кого я давно знаю, - услышал Хаус бормотание Уилсона. …и хотя ты можешь не признавать этого, ты полна надежды, Карли… - О боже! - драматично воскликнула Карли. - Ради себя и ради этого ребенка ты передала мне свою надежду, и я уже не могу отказаться от нее. Карли начала плакать, но слой туши на ресницах толщиной в дюйм не давал слезам покатиться по щекам. - О, ты понимаешь, что твоя первая ошибка - это мысль о том, что я хороший человек? - ахнула она, сморщившись от боли при очередной схватке. - Я не такая. Я не хороший человек. Я… Я… - Ну вот, - объявил Хаус, ткнув бутербродом в телевизор. - Коматозник должен мне доллар. - Подожди минуту, - вмешался Уилсон и Хаус увидел, что тот показывает на бутерброд, который он ел. - Это мой бутерброд. Хаус безразлично пожал плечами и сандвич снова отправился ему в рот. - Да? Ну и что? - Это же МОЙ бутерброд! - Был твоим, - медленно ответил Хаус. Он помедлил, чтобы откусить большой кусок, заметил в глазах Уилсона плохо скрытую злость и продолжил, не обращая внимания на прилипший к губе листик салата. - А теперь он стал моим. - Я же его подписал! - Поправь меня, если я неправ, но мне почему-то кажется, что мы уже говорили на эту тему, - сказал Хаус, кусочек капусты выпал у него изо рта и упал на рубашку. Он посмотрел на него и смахнул на пол. - Ты украл мой обед! Хаус дожевал, посмотрел на Уилсона и фыркнул. - Это так по-детски, Джимми. Побежишь ябедничать директору Кадди? - Какая часть надписи "Собственность Джеймса Уилсона: не трогать" тебе непонятна? Хаус пожал плечами. - И все равно это теперь мой бутерброд. - Твой?! Хаус поднес бутерброд ко рту. - Я его нашел. Так что он мой. - Ты его не нашел! - воскликнул Уилсон. - Ты его украл! - Не украл. Всего лишь одолжил. - Как можно одолжить бутерброд, который ты в итоге съедаешь? - Черт с тобой! Да, я его взял. Уилсон осуждающе посмотрел на него. - Ты его украл. Хаус пренебрежительно махнул рукой. - Семантика. Уилсон моргнул и тряхнул головой, словно был ужасно смущен. - И где же семантика в том, что ты крадешь мою еду? - Этот бутерброд смотрел прямо на меня, когда я открыл холодильник, - объяснил Хаус. - Я его увидел, взял и вот, - он кивнул на почти доеденный сандвич, - я его ем. - Знаешь, если я к тебе и переехал, то это не дает тебе право на халяву пользоваться моими вещами. - Я даю тебе комнату. Чего тебе еще надо? Уилсон выглядел уязвленным, но быстро оправился и ответил. - Я мою посуду, даже когда приходит твоя очередь. В большей степени потому, что ты никогда ее не моешь, - он начал загибать пальцы. - Готовлю тебе. Я даже иногда стираю твою одежду, которая валяется в ванной… - Ты начинаешь говорить, как моя мама, - ответил Хаус, закатив глаза. - …Я разрешаю тебе щелкать каналами… - Ну, вообще-то это мой телевизор. Могу щелкать сколько захочу. - …Я даже убираюсь за тебя… Хаус осуждающе указал на Уилсона бутербродом. - …а все, чем ты меня благодаришь за это - забираешь всю мою еду из холодильника! - Тише, Джимми, - ответил Хаус, притворяясь обиженным. - Ты заставляешь меня чувствовать себя неблагодарной скотиной. - Потому что ты такой и есть! - взорвался Уилсон. Хаус моргнул, слегка опешив, но, быстро оправившись, ответил: - Понимаю. Значит, то, что я разрешаю тебе бесплатно жить у себя дома - это неблагодарность? - Я… - начал Уилсон, выглядя раздраженным. Он начал размахивать руками. - Я… Я… - Ты что? - Я… Нет! Ну, да! Нет! - Уилсон еще раз растерянно взмахнул рукой. - Не знаю! - Чего ты не знаешь? - повторил Хаус бесцветным голосом. - Ну, я… мне, - запинаясь, проговорил Уилсон, - мне не нравится, что ты ешь мою еду! - Я не виню тебя, - ответил Хаус, закидывая в рот последний кусок бутерброда. - Мне бы тоже не понравилось, если бы ты ел мою еду. Уилсон недоверчиво посмотрел на Хауса. - Тогда почему ты ешь мою? Хаус пожал плечами, отряхнул крошки с пальцев, вытер рот и бросил обертку от бутерброда на кровать. - Потому что я могу. Не обращая внимания на сбитого с толку Уилсона, Хаус услышал, как Карли воскликнула в телевизоре: - Ой, у меня сильно кровь идет? - У тебя идет кровь, - ответил Лоренцо, всматриваясь ей между ног. - Не знаю, насколько сильно. - Коматозник должен мне еще доллар, - отметил Хаус, потянувшись за напитком. - У нее будет кровотечение. - Ты ешь мою еду, потому что можешь, - наконец ответил Уилсон, все еще глядя на Хауса с недоверием. - Я не могу понять твою логику. - Ты не можешь понять логику молчания? - Хаус резко повернулся к нему. Уилсон обвиняюще указал на него. - Это ты не можешь понять логику не есть еду, которая не твоя. - Есть логика в том, чтобы не есть еду из собственного холодильника? Здесь нет логики, Джимми. Это НЕ ЛОГИЧНО. - Это моя еда! - Но холодильник мой! Уилсон поднял руки, как будто признавая поражение, и сказал: - Отлично. Если ты заключаешь пари с коматозником… - он ткнул пальцем в пациента, - тогда можешь поспорить и со мной. - Пари? - усмехнулся Хаус. - На что? - Что ты сможешь продержаться месяц, не трогая мою еду. - Месяц, - Хаус поднял бровь. - Ты собираешься торчать у меня еще месяц? Уилсон выглядел пораженным. - Ты не говорил, что есть срок. - Знаю, что не говорил. - Тогда почему говоришь сейчас? Хаус сделал глоток и облизал губы. - Потому что я вижу, как тебя бесит то, что я ем твою чертову еду, и у меня складывается впечатление, что тебе не захочется торчать у меня целый месяц. - А я сказал бы, что хочу пари на месяц, если бы собирался выехать? Хаус не удержался, и по его губам пробежала улыбка. Как бы он не хотел признавать это, но с Уилсоном в квартире было хорошо. Компания - это хорошо, несмотря на то, что они здорово действовали друг другу на нервы. Он быстро прогнал улыбку и сделал еще один глоток. - Отлично. - Отлично что? - То, что я могу заключить с тобой пари. Уилсон выглядел удивленным. По всей видимости он не ожидал того, что Хаус на это согласится. - Ну, э… ладно. Я… - Один момент, - вмешался Хаус. - Я выбираю то, что в итоге станет ставкой. Уилсон насторожился. - Ладно… - медленно сказал он, сузив глаза. Хаус еще раз отпил из бутылки. - Коматозник. Сбитый с толку Уилсон посмотрел на пациента. - А что с ним? - Мы поспорим на коматозника, - объяснил Хаус. - Если он проснется, я не буду есть твою еду целый месяц. Громко хрюкнув, Уилсон воскликнул: - Так нечестно! - Почему это? - Потому что… потому что… - Уилсон снова начал размахивать руками, на этот раз над пациентом. - Да? Ну и что? - Ну и что?! Он же не проснется в ближайшее время! - Именно. Что означает, что ты проиграл, и я могу продолжить есть твою еду. Уилсон нахмурился. - То, что коматозник проснется - это почти то же, как если бы я тебя поцеловал. Хаус задумчиво вскинул голову. - Хм. Ну ладно. Если он проснется, ты меня еще и поцелуешь. - Что?! Зачем?! - Затем… - медленно начал Хаус, указывая напитком на пациента, - что ты только что сказал, что шансы на то, что он проснется, приблизительно равны тому, что ты меня поцелуешь. Это другое пари, но я его уже выиграл. - Ну нет, - с вызовом ответил Уилсон, опуская покрасневшее от смущения лицо. Хаус равнодушно пожал плечами. - Ладно. Нет так нет, - он поднес бутылку ко рту. - А я и дальше буду есть твою еду. - Это нечестно. - Ну вот, опять ты портишь все удовольствие. Он посмотрел, как Уилсон в замешательстве открывает и закрывает рот. - Я имел в виду деньги, Хаус, - наконец ответил Уилсон. - Поспорить на деньги. А не на коматозника. - Это скучно. - Это логично. - Да, а логично - это скучно. Спорим на коматозника или не спорим вообще. Уилсон раздраженно вздохнул, и когда Хаус взглянул на него, тот уставился в потолок, прося незримые силы пощадить его. - Ладно, - решительно ответил Уилсон, поворачиваясь к Хаусу. - Спорим на маловероятную возможность пробуждения коматозника, и если он просыпается, ты месяц держишься подальше от моей еды. Хаус удивился, хотя и не подал вида. - И, - добавил он, - ты должен будешь меня поцеловать. Уилсон снова покраснел. - Ты так хочешь, чтобы я тебя поцеловал? Хаус хмыкнул. - Не хочу. Просто ставлю на что-то настолько безумное, которое никогда не сможет произойти. Он увидел, как Уилсон стиснул зубы, и решил вернуться к телевизору. Широко улыбаясь своему триумфу, Хаус уселся поудобнее и скрестил ноги. Он уже успел погрузиться в происходящее на экране и не заметил, что Уилсон слишком часто посматривает на один из мониторов, пока не услышал его подавленный голос. - Хаус, тебе надо быть поосторожнее со своими желаниями. - Ммм? - он повернулся к Уилсону, допивая последний глоток. Увидев, что тот внимательно смотрит на монитор, Хаус перевел взгляд туда и в следующую секунду быстро вскочил на ноги. На ЭЭГ-мониторе был виден абсолютно нормальный узор мозговых волн, на которые во все глаза смотрели Хаус с Уилсоном, когда пациент шевельнулся и попробовал открыть глаза. - Не могу поверить, - сказал Уилсон. Хаус не мог понять, чего в голосе друга было больше: благоговения или ужаса. - Теперь тебе придется в это поверить, - ответил он, чувствуя себя ошеломленным. И тут они начали действовать: Уилсон вытащил из кармана фонарик и стал проверять реакцию зрачков, а Хаус швырнул пустую бутылку на тумбочку и начал изучать показания других приборов, отвечающих за жизнеобеспечение пациента. Дежурная медсестра появилась через минуту после того, как интубационная трубка была осторожно извлечена из горла пациента и еще раз проверены сердце и легкие. Хаус стряхнул с кровати крошки и выбросил бутылку в мусорную корзину. Они с Уилсоном еще постояли возле двери и понаблюдали за медсестрой, спрашивающей пациента о его самочувствии. - Ну, - сдержанно отметил Хаус, опершись на трость, - полагаю, что я теперь не буду есть твою еду в течение месяца. - Ага, - ответил Уилсон, уперев руки в бока. Прибежал еще один врач и начал задавать формальные вопросы для проверки когнитивных реакций. По всей видимости, это был невролог. - Ты понимаешь, что это значит? - добавил Уилсон, бросив взгляд на Хауса. Тот повернулся к Уилсону. - И что же? Уилсон скривился. - Я должен… - он прочистил горло и выразительно посмотрел на рот Хауса. Вот черт. Он уже и забыл про это в возникшей суете. Хаус быстро огляделся по сторонам, чувствуя, как по спине пробежал холодок. - А. Ну да, - Хаус сдвинулся с места и ругнулся про себя за то, что настоял на этой дурацкой части спора. - Знаешь, тебе не обязательно выполнять все условия этой сделки, - попробовал он, оглянувшись на Уилсона. - Если я не выполню, кто поручится, что ты выполнишь свою часть? Хаус попытался сбросить напряжение, хмыкнул и развернулся к Уилсону. - А кто сказал, что я выполню свою часть в любом случае? Закатив глаза, Уилсон вздохнул. - К несчастью, у тебя есть условие. Взглянув на обертку от бутерброда в руке, Хаус засунул трость под мышку и оторвал наклейку. Взглянул на Уилсона, он улыбнулся и приклеил стикер ему на лоб. - Когда в следующий раз будешь делать бутерброд, не клади так много салата. Мне не нравится, как он в таком количестве сочетается с луком. С этими словами он протянул руку к Уилсону, засунул обертку в нагрудный карман, развернулся к выходу и ушел до того, как Уилсон смог что-нибудь сказать.

***

Хаус заглянул в холодильник и увидел там две бутылки, три бутерброда и два яблока. На всех них были наклейки. Почесывая голову, он пытался решить, чего же ему хочется и после минутного колебания взял один из бутербродов. Отступив на шаг, Хаус закрыл дверцу холодильника и, к своему удивлению, обнаружил за ней хмурого Уилсона. - Хо! - воскликнул Хаус. - Как я вижу, ты все-таки решил не выполнять свою часть сделки, - отметил Уилсон, многозначительно поглядывая на бутерброд. - Да ладно тебе. Ты и правда думаешь, что я бы так поступил? Уилсон спокойно посмотрел на него, уперев руки в бока. - Нет, но это не главное. Ты можешь попробовать выполнить свою часть. - Но ты-то свою не выполнил. Уилсон моргнул, удивленно посмотрел на Хауса, и попытался вернуть лицу беспристрастное выражение. - Хочешь, чтобы я выполнил свою часть? Хаус хмыкнул. - А какие были шансы, что тот парень проснется? - Практически никаких. - Именно. Уилсон вздохнул, оглядел кухню, вновь посмотрел на Хауса и сделал шаг вперед. Хаус посмотрел на него с подозрением. - Ты что делаешь? Уилсон подошел еще ближе. - Выполняю свою часть сделки. - Что? - ошарашенно воскликнул Хаус. До того, как он смог отступить, Уилсон быстро схватил руками его лицо. Ладони были теплые и липкие, и было ясно, что Уилсон, по всей видимости, чертовски нервничал. Хаус почувствовал, как его собственные ладони мгновенно вспотели. - Уилсон… - Хаус, заткнись, - приказал Уилсон. - Ты с ума сошел? Уилсон придвинулся еще ближе, пока их тела не соприкоснулись. - Это же ты назначал ставки. С этим Хаус спорить не стал. Он открыл рот, чтобы возразить, но оказался слишком шокированным тем, что творил Уилсон, и не мог даже подумать о чем-то остроумном. Он попытался повернуть голову, но Уилсон только усилил хватку. - Ты сошел с ума, - подтвердил Хаус. - Хаус, заткнись. Уилсон был очень близко, Хаус ощущал на своих губах его частое дыхание и видел его расширившиеся зрачки. Он почувствовал, как Уилсон провел пальцем по его щеке, а потом их губы внезапно соединились. Сначала это не было поцелуем: просто прижатые рты, частое и нервное дыхание. Глаза Хауса открыты, как и у Уилсона. Он почувствовал, как губы Уилсона скользнули по его губам. До этого Хаус не собирался отвечать на поцелуй, но теперь почему-то сделал это. Уилсон ответил ему. Хаус так и не понял, кто кого целовал: он Уилсона или Уилсон его. На самом деле это не имело значения, потому что поцелуй был вялым ровно до того момента, когда Хаус не закрыл глаза и не почувствовал, что прижимается к Уилсону. Бутерброд, который он держал в руке, выскользнул из руки и шлепнулся на пол. Казалось, звуки в комнате выцвели: тикающие часы над камином, работающий вдалеке телевизор. Единственное, что осознавал Хаус, был вкус губ Уилсона. Он ощущал те моменты, когда их губы встречались, чувствовал, как участилось его дыхание. Хаус открыл глаза и увидел, что глаза Уилсона закрыты, а брови сведены, как будто он очень сосредоточен. Снова закрыв глаза, Хаус обнаружил свою руку на бедре Уилсона и притянул его ближе, углубив поцелуй. Поцелуй естественным образом сошел на нет, когда они остановились и оторвались друг от друга. Хаус сделал это первым, открыл глаза и увидел красное лицо Уилсона. Потом сглотнул и неуверенно вдохнул. Звуки в комнате вернулись в нормальное состояние. Хаус прокашлялся и отступил назад, устремив взгляд на лежащий на полу бутерброд. - Э… - начал он, проводя рукой по челюсти. Уилсон неуклюже отошел в сторону, спрятав руки в карманы. - Ну, э… - попытался он. Похоже, он не знал, что сказать. - Да, - согласился Хаус, не имея ни малейшего понятия о том, с чем же он соглашается. Потом посмотрел на Уилсона, увидел, что тот посмотрел на него, и они оба отвели взгляд, не решаясь посмотреть друг на друга. - Да, - повторил Хаус, просто чтобы что-то сказать. Уилсон неожиданно наклонился и подобрал с пола бутерброд. Он взвесил его в руке, о чем-то раздумывая, потом нерешительно оторвал наклейку "Собственность Джеймса Уилсона" и, улыбнувшись, приклеил ее на грудь Хаусу. - Чур, мое? - Уилсон подмигнул ему, развернулся и вышел из кухни, на ходу разворачивая бутерброд. Хаус посмотрел ему вслед, не в силах сдержать улыбку. Взглянул на наклейку, усмехнулся, подошел к холодильнику и достал еще один уилсоновский бутерброд.