Последняя авантюра

Это место помнило много слез: женских, детских, мужских. Вековое дерево неизвестной породы у входа пережило всех своих потомков, чего не смогли сделать оберегаемые им души. Невысокие зеленоглавые обитатели кладбищенского сада звенели листвой, выстукивая свой быстрый, но печальный ритм. Серая весенняя земля кое-где зияла проталинами, которые утопали в тени надгробий. Сегодня здесь было пустынно, но ближе к вечеру калитка скрипнула, когда ее отворили двое людей. Они были безоговорочно живы и, как полагается посетителям такого места, опечалены. Их силуэты плыли между памятниками и крестами, которые, как казалось, как-то давили и нависали одним темным полотном сверху. Наконец, пара остановилась у одного из надгробий. Маленькая девочка и высокий мужчина в черном длинном пальто. Девочка обнаружила, что сама ростом с памятник, когда ее тонкие закоченевшие пальцы коснулись черного мрамора с двумя высеченными именами. Мужчина слегка притронулся к плечу своей маленькой спутницы, как если бы она могла сейчас растворится во мраке кладбища и отправиться вслед за теми, чьи имена они тщетно старались не читать на надгробии. Девочка поежилась. - Как же так, - едва слышно проговорила она и отцепила со светлых волос массивную заколку с цветком. Девочка присела на корточки и положила алеющую искусственную розочку прямо на землю. Мужчина рядом тяжело вздохнул. Он сейчас клял себя за события десятилетней давности. Теперь даже он, уникум, человек-машина, способный в момент составить немыслимую логическую цепь, на этот раз с эмоциями справится не сумел. «Как же я мог…» - Шерлок беззвучно повторил это с интонацией малышки. Как он мог так поступить тогда. Хотя сейчас уже ничего не вернуть. Ни прошедших далеких двух лет ожидания, ни предстоящей бесконечности. И Шерлок даже не знал, о чем жалеет больше — о том, что сделал, или о том, что осознание вины пришло только сейчас, когда и без того настали худшие времена. Должно быть, Джону тогда было еще тяжелей. Ему не о ком было заботиться, ему не на что было переключить внимание. Шерлок вспомнил его взгляд. Определенно, доктору было сложнее. Если бы он знал, как клянет себя его друг-авантюрист. Бывший авантюрист. Этот день все изменил. Теперь, ради нее, нужно приближать свою жизнь к жизни обычного среднестатистического англичанина. Не будет ночных облав в компании Скотланд-Ярда, если, конечно, миссис Хадсон не согласится побыть няней. Не домохозяйкой, конечно, а просто нянечкой. Не будет сумасшедшей и пугающей наркотической абстиненции раз в год после недели в заброшенном пристанище других таких же зависимых— когда не помогала даже дедукция. - Тут холодно, - Шерлок произносит это едва слышно, в его голосе заметен призыв. Он тоже тщетно пытается списать холодок, пробравший тело изнутри, на октябрьский ветер. - Тебе тоже? - отзывается девочка и вздыхает. Ей не нравится здесь. И им не нравится. Только она может уйти, а они — нет. И эти постриженные газоны между могилами, и маленькая церковь на выходе — когда-то это останется лишь в ее памяти. В чертогах разума, как говорит Шерлок. А для них это стало недавно и навечно приютом. Хотя можно ли назвать вечное пристанище так? Ей не хочется плакать. То ли потому, что кажется, будто слезы замерзли еще внутри, где-то в районе солнечного сплетения, хотя им и не суждено там быть. То ли потому, что будет еще время оплакивать. Шерлок молча берет ее руку и сжимает в своей ладони. Согреться не получается. - Пойдем, Агнес, - после минуты молчания выдавливает он. Свой собственный голос кажется ему слишком хриплым, а девочка рядом — непривычно взрослой. Ему становится страшно. Пройдет еще совсем немного лет, и Агнес станет подростком. Справится ли он? Хотя, гениальный человек гениален во всем. «Ты был бы отличным отцом, Шерлок», - кажется, так сказал Джон, когда впервые дал другу покормить из бутылочки крошечную дочку. Когда это было? Шесть лет назад? - Пойдем, - отвечает Агнес. Шерлок кивает, поднимает глаза от надгробия и тихо шепчет имя девочки. Он ведь единственный, кто знает, почему ее назвали так. Джон все шесть лет думал, будто это имя просто нравилось Мэри. Агнес. Так звали и ее саму когда-то. Но это имя было забыто и возродилось лишь в маленькой дочери. А на могильной плите Лондонского кладбища было высечено совсем иное.

«Mary and John Watson»