С нуля

Сосны. Когда я видел их последний раз?.. Гул движимых ветром веток заглушает шум мотора. Мы едем достаточно быстро, по обе стороны – лес. Душистый, свежий, живой. На гладкой, блестящей от недавнего дождя дороге отражаются включенные фары. А где-то там, в зеленой гуще, уже показалось солнце... Я и забыл, какого это – оказаться утром в лесу. Какое это неописуемое чувство свободы, как будто ты наконец-то убежал от всего мира с его сложными вопросами, убежал от себя. Видя мой восторженный, и в то же время умиротворенный вид, Бен хохочет: – Нравится, Хоторн? Я не отвечаю, просто неожиданно улыбаюсь, оголяя зубы. Мэри, все время неотрывно следившая за нашим разговором, кладет руку на плечо Эвансу: – Открой крышу. – Холодно, Мари. – Не холодно, открой, – и, подумав немного, – и не называй меня так. Ты же знаешь, я ненавижу это. Эванс вздыхает и нажимает на маленькую красную кнопочку на панели рядом с рулем с надписью «Open-air». В крыше медленно образуется небольшое оконце. Мэри встает, опираясь на плечо Бена, и упирается ладонями в его край. Я вижу, как встречный ветер с силой откидывает назад ее волосы, а она только смеется, смотря на нас сверху вниз: – Дышать трудно. Несколько секунд мы сидим молча, только оттуда, сверху, раздается иногда довольный смех. Тереза беспокойно оглядывается: – Холодно, хватит. Давай-ка, залазь обратно, – кудахчет она. Бен, задумчиво смотревший все время впереди себя, вдруг шлепает себя по колену и, ухватившись за пластиковый край оконца, быстро встает, подтягивая себя руками. Я слышу его прерывистое дыхание, а когда он немного поворачивается ко мне – его прищуренные, почти закрытые глаза: – А здесь ничего, – кричит он, чтобы пересилить свистящий ветер. – Давай к нам, Хоторн, проветрись. «А почему бы и нет?», – проносится у меня в голове, и через мгновение я уже стою, пытаясь побороть ударившие в лицо порывы. Дышать и правда трудно, но стоит повернуть голову немного в сторону, отвернуться от ветра, и это уже не проблема. Когда я, наконец, открываю глаза, то в упор вижу довольное лицо Бена, его щеки, похожие на раздуваемые ветром паруса. – Ну что? Можно и расслабиться немного? – радостно орет он, и, набрав в легкие побольше воздуха, выдает подряд несколько ругательств на своем языке, обращенных непонятно к кому. – Да пошел ты, хрен бородатый! – заканчивает он и поворачивается ко мне. – Попробуй. Я отрицательно мотаю головой. Бен, шмыгнув носом, уже собирается сказать мне пару ласковых, но неожиданно меняется в лице и закрывает рот рукой: – Меня тошнит. – Так садись быстрее, если не хочешь нагадить на крышу. – И нагадить в салоне, да? – Тебя укачало, – Мэри кладет ему на плечо руку и толкает Бена вниз. – Посиди, пройдет. Он без возражений возвращается в салон, и вскоре я слышу доносящиеся оттуда стоны. – Меньше надо пить, – говорю я, опустив голову вниз, в салон. В ответ получаю не хилый толчок в ногу. Чтобы удержаться, упираюсь ладонями в холодную гладкую сталь. Мари даже не оглядывается, продолжает смотреть куда-то в сторону. Воцаряется молчание. Сначала я пытаюсь придумать какую-нибудь тему для разговора, но они все ужасно глупые и неподходящие. Так что я скоро бросаю это дело. Просто стою и молчу. Смотрю на проносящиеся мимо деревья, слушаю тревожную перекличку птиц. В лицо мне дует холодный ветер, рядом, сбоку, стоит она... Меня вдруг одолевает странное чувство – чувство спокойствия; на душе как-то пусто, но по-хорошему пусто, легко. Эта пустота одолевала меня раньше, когда мы с Китнисс сидели в лесной чаще и смотрели, как всходит или заходит солнце. Или в Тринадцатом, когда из Капитолия привезли помешанного Пита. Она часто забиралась в какой-нибудь угол и думала о чем-то своем, а я находил ее, садился рядом. Так мы и сидели, час, два. Мне нередко потом попадало за прогулянные тренировки... я сам не замечаю, как закрываю глаза. В ушах свистит ветер, по ногам дует теплый воздух. И один Бог знает, сколько я так простоял, по крайней мере, у меня обветрилось лицо. Когда я снова открыл глаза, рядом уже никого не было, а Бен дергал меня за штанину: – Хватит тебе, давай обратно. Мэри сидела рядом, поджав под себя ноги и кутаясь в его куртку. Как только я оказываюсь внутри, крыша надо мной смыкается. Тереза зябко потирает плечи: – Что-то холодно, включим печку? Эванс коротко кивает и скоро воздух в машине прогревается еще больше. Бен засыпает, положив голову мне на плечо, храпит во весь голос. Тереза тихо ругается, а Мэри смотрит в окно. Там уже показались первые многоэтажки со стеклянными фасадами. – Где вас высадить? – осведомляется Эванс. – Вторая улица, дом семнадцать. Услышав адрес, он хмыкает: – Вот как... хорошо устроился. – Не жалуюсь. Машина останавливается прямо перед входом. Выхожу. Бен роняет голову на плечо Мэри, та, поджав губы, смиряется со своей ролью подушки. Я машу вслед отъезжающей машине рукой, и долго еще слежу за ней, пока она не скрывается за поворотом, увозя за собой все плохое.