I hear you breath so far from here I feel your touch so close and real And I know My church is not of silver and gold, It's glory lies beyond judgement of souls The commandments are of consolation and warmth You know our sacred dream won't fail The sanctuary tender and so frail The sacrament of love The sacrament of warmth is true The sacrament is you
Я ощутила лишь то, как меня бьют по голове чем-то тяжелым; затем по виску потекла струйка крови, и её дурманящий, тяжелый запах подействовал на меня весьма удручающе. Меня затошнило. Вы знали, что меня тошнит от крови? Я бы никогда не смогла стать вампиром. Наверное, я тогда потеряла сознание, потому что очнулась в каком-то фургоне, а на голове не было моей любимой шляпы, с которой я не разлучалась ни на секунду. Я нашла её на чердаке много лет назад, ещё в детстве; когда-то её носили мои прадеды. Но сейчас это уже не так модно, как раньше. Возле меня сопел Спайк, укрывшись каким-то грязным мешком. На его глазах была повязка, и это удивило меня, потому что на моих ничего не было; но где же мы? Фургон затрясся, наехав на кочки, и я подпрыгнула, не удержавшись на месте. Внутри было сыро и холодно, я продрогла насквозь. Решив, что благоразумней будет спрятаться, я отползла в угол и прижалась к ледяной стене, отчего моя кожа сразу же покрылась мурашками. Тут я могла хотя бы немного обдумать свою жизнь… по крайней мере до тех пор, пока машина не остановится. Я понятия не имела, куда меня везут, и неизвестность пугала меня больше, чем что-либо. В последнее время я слишком много думаю о Рейнбоу: да, она добрая и милая, даже очень, но мои мысли пугают меня. Мы дружим уже невероятно долго, она всегда помогает мне, но я чувствую себя неловко, когда нахожусь рядом с ней. Случайные касания, пижамные вечеринки, её дыхание или то, как она доверчиво прижимается ко мне во время молнии (она невероятно боится всего этого); я начинаю ощущать то, что ощущать ну никак не должна, ведь я девушка. Но она ведь просто моя лучшая подруга, не так ли? Когда мы были совсем маленькими, то часто ссорились и дрались друг с другом. Наши мамы лишь горестно вздыхали, призывая нас к миру и спокойствию, но это мало помогало, потому что мы были очень шумными. Вернее, шумной была я, а Рейнбоу была похожа на мою тень. Тихая, осторожная и очень недоверчивая, а также потрясающе подозрительная и надежная: Дэш была такой всегда. Зачастую именно я продумывала все наши игры и планировала мелкие детские шалости, а она, словно верный оруженосец, без устали следовала за мной и поддерживала там, где это нужно было делать. Многие поражались нашей дружбе, ведь мы были такими разными, словно лед и пламя, ну или небо и земля; но несколько вещей всегда объединяли нас. Во-первых, отношение к учебе: я была старательной настолько, насколько это позволяла моя неусидчивость, а Рейнбоу помогала мне, будучи намного более сдержанной, внимательной и послушной. Во-вторых, мы обе были отличными лгуньями. Возможно, я лгала даже хуже, чем она, с виду такая милая, добрая и трогательная; но это всё лишь потому, что я была более честной, причем всегда, и эта честность часто нас губила. Просто в мире запретов практически на всё было очень тяжело сдерживаться и не вредить окружающим нас людям. Рейнбоу прикрывала мне спину и старательно расчесывала волосы после пижамных вечеринок, потому что они имели противное свойство спутываться. Также мы обе очень любили книги. У меня дома был чердак, на котором остались совсем старые книги, ещё со времен последней, Десятой Мировой войны, о которой совсем чуть-чуть писали в учебниках. До семи лет я знала лишь то, что она началась из-за ошибки какого-то конкретного человека, но потом мы с Дэши обнаружили склад книг, большая часть которых была запрещена… и с головой нырнули в этот волшебный мир. Мы читали ночами напролет, но однажды о запретных книгах узнали соседи, и дедушке пришлось сжечь их. Флаттершай пришла в мою жизнь совсем недавно – стеснительная и робкая, невероятно похожая на Рейнбоу… Кто знает, может потому она и так понравилась мне. Я встретила её совершенно случайно, но эта встреча действительно объединила нас, и кто знает, что было бы со мной, если бы она не открыла мне глаза вовремя. Задолго до этого — Эпплджек, — мы лежали на мягкой, сочной, зеленой траве в тени деревьев, скрытые от остальных людей огромными кустами. Это был один из самых красивых парков, и он, к счастью, находился недалеко от моего дома, поэтому я могла приходить сюда когда угодно, и общаться с Флаттершай. Но об этом не должна была знать Рейнбоу, так что… — Эпплджек? Флаттершай выглядела мило в своем цветастом платье и с нежными розовыми локонами. Она была очень доброй, но также имела много тайн, ведь секрет про животных в её квартире я раскрыла вместе с Рейнбоу. — Эпплджек, — вновь произнесла Флаттершай и наклонилась ко мне. Мы были знакомы уже довольно-таки долгое время, и именно она пригласила меня в их тесный круг местного Сопротивления. Их лидером была Твайлайт Спаркл – невысокая и очень умная. Я видела её всего лишь один раз. — Я хочу показать тебе карты… Она практически прижалась ко мне, и я ощутила слабый запах её духов – цветочный запах, мягкий и свежий… Он подходил ей, и я чувствовала себя хорошо. Флаттершай ткнула пальцем на одну из карт, которая была на траве, и я проследила за её движением: основное селение в Аномальных Зонах, которое было почти полностью окружено рекой. Лишь где-то справа был огромный камень, под которым скрывался основной, подземный вход в селение. Сделано это было для того, чтобы предотвратить нападение врага: никто бы не смог переправиться через широкую и бурную реку без дополнительных приспособлений, а сам камень был настолько гладким и скользким, что с него падал любой; а именно вокруг камня, в земле, торчали острые колы, которые мгновенно протыкали нежеланного гостя насквозь. Посреди селения, которое, кстати, называлось Последним Убежищем, был вулкан, который давно уже находился в спящем состоянии. Под ним находились домики, в которых держали пленных. Чуть поодаль расположились здания тех, кто руководил тут всем, а ещё дальше были дома для обычных членов Сопротивления. Последнее Убежище было, как ни странно, единственным обитаемым селением на многие километры вокруг. Где-то были ещё места, в которые бежали люди, но они были не так развиты, как это основное селение. Люди селились и сами, строя дома из старых вещей и материалов, но так было гораздо легче умереть, потому что пропитание добывать тоже где-то надо было. В Последнее Убежище еду доставляли доверенные люди, которые имели связи в Правительстве, поэтому им удавалось отвлекать внимание тех, кому знать об этом совсем не надо было. — Эпплджек! — Флаттершай вновь привлекла мое внимание, дернув за куртку, и я повернулась к ней. — Ты… Внезапно она несмело накрыла мои губы своими, притянув к себе; и я будто с головой окунулась в океан новых, неземных ощущений, обнимая её. Мне холодило кровь осознание того, что за нами, возможно, наблюдают, и всё это, чёрт возьми, незаконно, но мы уже успели натворить столько всего неправильного по меркам Правил, так что теперь всё остальное просто не имело значения. Вскоре я оторвалась от её губ и отсела, тяжело дыша и пораженно смотря на покрасневшую Флаттершай, растрепанные волосы которой сразу выдали бы нас, если бы кто-то подошел чуть ближе и заглянул под кусты. Мать моя Селестия, что я творю? Я только что поцеловала девушку.***
Воспоминания возвращались ко мне постепенно: я была рада этому настолько, как только можно было бы радоваться, потому что я не хотела потерять память и все мои мысли, которые посещают меня каждую ночь. Двери фургона резко открылись, и нас вытащили на улицу. Яркий солнечный свет ослепил меня, а Спайк до сих пор не пришел в сознание; наверное, в него вкололи что-то. Флаттершай рассказывала мне о том, что они могут сделать именно это, чтобы не было особых проблем. Парень, который тащил меня, обладал нехилой физической силой, потому что я постоянно дергалась, вырывалась и рвалась обратно, к Рейнбоу, Флаттершай и Спайку, которого, впрочем, сейчас тащили за мной. Я даже пару раз укусила того, кто тащил меня, но он всего лишь дал мне пощечину и потащил дальше, крепче сжав меня в своих руках. Его взгляд был холодным и отрешенным, а на неприкрытой шее виднелся треугольник – символ подчинения. Да, это символ подчинения; Селестии нужны личные рабы, чтобы контролировать всех и создать новое, идеальное государство, и она почти достигла этого. Но Сопротивление будет жить, и я клянусь убить всю эту чернь: Селестия, Луна, Дискорд, Кризалис, Каденс — все они будут гореть долго и с криками, потому что я не оставлю на них живого места. Нас завели в полностью стерильное белое помещение – тут даже не было окон, а все было настолько ослепительно чистым, что мне пришлось зажмуриться. Единственная дверь была позади меня, и даже сейчас она закрылась. Меня по-прежнему держали, а Спайка всего лишь поддерживали – он был почти что мертв, казалось, что он не дышал вовсе. Посреди странного помещения стояло несколько кресел с креплениями для рук, ног и головы, таких, которые обычно стоят в больницах и прочих местах с врачами, которых я ужасно боюсь. Около одного из таких кресел стояла какая-то женщина; она обернулась, и я узнала в ней Каденс, которая явно была раздражена и опечалена чем-то. Вокруг неё сновали другие специалисты: на всех были белоснежные халаты, а в руках они держали ужасные инструменты. По сигналу нас со Спайком насильно усадили в кресла и закрепили в них. Я чувствовала себя ужасно. Да нет, даже не ужасно, скорее просто до чрезвычайности жутко, причем так, что душа моя ушла в пятки, а на лбу выступил пот. Мои рыжие волосы перетянули какими-то резинками и спрятали под бесцветной шапочкой или что-то вроде этого, а спустя пару минут мои ноги, руки и шея начали болеть. Ещё бы: меня связали настолько туго и сильно, что мне даже почудилось, что я начала задыхаться. Да я ещё и боялась. Мысли в одно мгновение вылетели из головы, а тело будто полностью онемело и перестало реагировать на сигналы мозга. Каденс подошла ко мне и склонилась надо мной. Наши глаза встретились: её, неотзывчивые и спокойные, и мои, напуганные до крайней степени. Она приоткрыла рот, будто собиралась что-то сказать, но затем отвернулась и взяла со столика рядом пару медицинских инструментов, а следом дала знак медсестрам у кресла Спайка остановиться. — Это особое задание, я должна сделать всё аккуратно и сама, Луна приказала мне, — произнесла Каденс сухо, бесчеловечно, и я похолодела ещё раз: с нами будут обращаться, как с вещами. Да и после Процедуры я сама стану вещью, а приказы тех, кто мне противен, буду выполнять с гордостью. Да какая там гордость? Если она у меня ещё останется… Холодное железо легло на мою шею, и я зажмурилась, а затем ощутила прикосновение пальцев в белых перчатках на моей щеке. Волосы пощекотали моё ухо, а Каденс тихо прошептала: — Это будет всего лишь игра. Не бойся, потом ты всё узнаешь сама. Надрез. А затем – темнота, манящая, пугающая, но настолько сладкая после всего того, что со мной случилось…