Old World Time

- Прежде всего, - Начал Генрих, сев за стол. – Я рад, что вы согласились встретится со мной, и в качестве благодарности я оплачу этот завтрак. - Ну еще бы, - Заметила Бетти, поправив очки. - Вы так и сказали в своем письме. Ресторан я бы выбрала несколько иной, но и этот сойдет. - Бетти, пожалуйста… - Поправил бабочку Саймон, держа Энхиридион в руках. Сказать, что Генрих смутился – значило весьма приуменьшить и даже нагло соврать. Ученый рассчитывал на спокойную встречу, в которой Петриков расскажет Фезельштейну все, что знает, и они быстро разойдутся. Обычная встреча, пару приветствий и вопросов о научной карьере, затем разговор об интересующем деле. Но прибывшая вместе с Саймоном девушка, эта «Бетти», могла все усложнить. Генрих никогда не мог быстро найти общий язык с людьми. На то, что после этой встречи они будут друзьями, ученый уже не рассчитывал. Первые несколько минут они провели в почтительном молчании, которое напрягало Генриха. По правилу приличия, перед разговорами о делах следовало поесть, и Фезел уважал этот закон: он уже проводил не первую такую встречу, после которой любезно пожимал руку и уходил с нужными сведениями. В этот раз… все было по другому. Генрих не мог не заметить, как ведет себя девушка, и это говорило многое о ней, догадывалась ли она об этом или нет. Громко чихнула, без тени застенчивости вытирает подбородок Саймону, словно мать, одергивает его, когда он начинает есть слишком громко, при этом сама ведет себя небрежно. «Надеюсь, жизнь меня не одарит такой же женой» - было единственной мыслью Генриха на протяжении всего завтрака. - Итак, - с некоторым облегчением проговорил Фезел, отодвигая тарелку в сторону. – Теперь мы можем поговорить о делах. Саймон молча кивнул и положил Энхиридион на стол, в то время как Бетти убрала тарелки подальше, и спокойно вручила их проходившему мимо официанту, проделав это так бесцеремонно, что тот едва не выронил посуду из рук. - Это Энхоридион? – удивленно спросил Генрих, осматривая книгу, которая выглядела скорее как сборник заклинаний, нежели нечто, благодаря чему вообще начали изучать драгоценные камни. - И. – Раздраженно поправила его Бетти. - Прошу прощения? - ЭнхИридион. Так правильнее. - Прошу прощения, - Фезел поклонился, показывая раскаяние за совершенную ошибку. - Так… что же вы хотите узнать? – наконец подал голос Саймон, которые постоянно переглядывался то на книгу, то на Бетти. - Все, если имеется возможность, - прокашлявшись, сказал Генрих. – Я хочу знать примерную дату написания этой… рукописи, верно? Дождавшись кивка, мужчина продолжил: - Видите ли, драгоценный камень, найденный в этой книге десятилетия назад, обладал весьма необычными свойствами. Настолько необычными, что была создана команда по изучению свойств этого камня и воспроизведению его свойств на другие кристаллы. - И чем же вам так поможет эта дата? – нахмурилась Бетти. - Тогда они проанализируют все события, произошедшие в том году, чтобы попробовать повторить эффект в лабораторных условиях, я прав? – высказал свою догадку Саймон. Генрих впервые улыбнулся. «Возможно, из этого дня еще выйдет что-то пригодное» - подумал он, а вслух продолжил. - Совершенно верно. Узнав год… даже обычный временной промежуток, мы сможем определить события, которые возможно привели к образованию этих необычных свойств. - Вот только есть одна странность. – поправил бабочку Саймон и раскрыл книгу. - Видите? Первое и самое важное, что бросается в глаза – это страницы. Я провел несколько опытов, и могу с уверенностью сказать, что книге несколько сот лет. - И что же в этом необычного? – удивленно спросил Фезел. – Да, книга очевидно древняя, но в те времена уже были способы сохранить свои рукописи, что бы время оказало минимальный эффект на них. Петриков покачал головой. - Нет, дело не в этом. Вчитайтесь. Фезельштейн перевернул книгу, и начал читать первую попавшуюся главу: - Целовать принцессу – это не то, что целовать свою бабушку или мать. Совсем не то. Это тебе не просто чмокнул в щечку. С настоящей принцессой целоваться только губы-в-губы, иначе никак. Лучше всего опробовать свои силы на монстре, но… что это за чушь? - Дело не в том, что написано, - пояснил Саймон. – а в том, как это написано. Человек, писавший это, был знаком с современным английским. Кроме того, когда я нашел эту книгу, я так же изучил все предполагаемые места, где мог бы жить автор этой книги. И поверьте, во время моего путешествия вместе с этой книгой я не смог найти места, в которых легенды совпадали бы с написанным тут. Всегда есть несоответствия, а в хрониках никогда не упоминалось ни одной, даже детской книги, с таким названием. - В общем, мы считаем, что она не отсюда. – Закончила за своего спутника Бетти. - Не отсюда? – нахмурился Генрих. В этот момент он вообще потерял нить разговора. – Что значит «не отсюда»? Саймон хотел было ответить, но Бетти его опередила. - Не из этого мира – сказала она, сделав глоток из чашки с чаем. Воцарилось неловкое молчание. - Не. Из. Этого. Мира. – по словам повторил Генрих. Одного взгляда было достаточно, что бы понять, что ученый ожидал объяснений. - Дело в том, - продолжила девушка, одернув желавшего сказать Саймона за рукав. – Что данные, изложенные в книге, способ ее написания, возраст – на первый взгляд написанное в книге кажется бредом, шуткой, которую мог сотворить какой-нибудь детский писатель. Бетти закрыла книгу и провела по ее середине. Открылся внутренний отсек, в котором был отсек для других камней. В общей сложности там было восемь мест под кристаллы. - Тот драгоценный камень, который вы нашли, является частью других, спрятанных здесь – пояснила девушка. – Если то, что вы сказали – правда, и тот драгоценный камень действительно обладал необычными свойствами, то что бы произошло, если бы их было все восемь? Бетти закрыла отверстие в книге, после чего повернула ее к себе. Открыв последнюю страницу, она снова перевернула Энхиридион к Генриху. - Смотрите, эти страницы не переведены, – она показала пальцем на текст, затем на рисунок. – А эта картинка похожа на некий обряд, смысл которого пока не ясен. Одно я могу сказать наверняка – Энхиридион не был создан в нашем мире, а попал сюда. Как? Этого я пока знать не могу. Может, каким-то порталом между измерениями, может, с помощью магии, черт его знает. Генрих обдумывал все сказанное, подперев голову руками. - Вы действительно думаете, что книга попала сюда из другого измерения? - Черт возьми да! – кивнула Бетти. - Это весьма… мне необходимо проанализировать все сказанное… - Наконец высказался Генрих. – Спасибо за завтрак. - Мне было приятно, - улыбнулась девушка, вставая из-за стола. – А теперь вы меня извините, но мне нужно попудрить носик… - Удивительная девушка… - проговорил Саймон, как только Бетти скрылась из виду. – Это ведь ее теория, она целиком и полностью разработала ее сама, без чьей-либо помощи. Она очень гордится этим. - При всем уважении, вы действительно в это верите? – смотря на Петрикова исподлобья, спросил Фезельштейн. – В смысле, в то, что книга пришла из другого мира, с помощью «магии» или бог знает чего еще? - Я не знаю, – признался мужчина. – Но что я могу точно сказать, язык, изложенный на последних страницах, не встречается нигде. Сколько бы я ни искал, я не нашел никаких совпадений. - Что же, в любом случае спасибо, ваши сведения мне очень помогли. – пожав Саймону руку, Генрих встал из-за стола, но прежде, чем он вышел из ресторана, Саймон догнал его. - Думаю, вам нужно знать. Я сдаю эту книгу в музей. Так что если она вам понадобится… - он достал кусок бумаги и записал адрес. – она будет тут, в музее археологии. - А в чем дело? - Мы с Бетти уезжаем в Исландию – улыбнулся Саймон. - Она… я даже не знаю, как это описать. Она мой спасительный свет, моя принцесса… Генрих хмыкнул. Его «принцессой» всегда было лабораторное оборудование. - Желаю вам удачной поездки, - сказал он, похлопав Саймона по плечу. Несмотря на то, что они были на первый взгляд одного возраста, Петриков выглядел более зажатым и от этого мелким. А Генрих вышел и поймал такси. *** В лаборатории кипела работа. Поначалу заявление Фезельштейна касательно антимасс-спектрометра восприняли скептично, поскольку такое массивное и дорогое оборудование вряд ли смогло бы окупится. Тем не менее, Генрих пытался быть весьма убедительным перед светом директоров, оплачивающих его работу, и, настояв на том, что воспроизведение работ «Самоцвета» сможет дальше развивать работу Призомеовски, все-таки получил оборудование и средства для исследований. Прямо на глазах ученого пустовавшая ранее комната наполнялась жизнью. Десятки рабочих проводили практически километры кабелей вдоль потолка и стен в разные стороны от центра установки. Генрих наблюдал за этой копошащейся кипой муравьев из-за наблюдательного пункта с чашкой кофе. Выйдя из комнаты, Фезел встретил бригадира, расписывающегося за поставленное оборудование. - Как продвигается работа? – спокойно спросил ученый, в то время как бригадир, мужчина лет 40 с неровной щетиной, массировал себе виски, пытаясь унять головную боль. - Недели в лучшем случае, - прикрыв глаза, ответил рабочий. – Мы только устанавливаем спектрометр, дополнительные энергоячейки еще не пришли, что задержит полную установку на несколько дней. Потом еще неделю придется экранировать комнату, усилить несущую конструкцию, заменить окна – в общем, работы еще много, и точную дату я сказать не могу. А теперь извините меня… Закончив разговор, бригадир подбежал к рабочему, едва не уронившему ящик. До Фезела дошла отборная ругань на смеси немецкого и какого-то другого языка. Поняв, своим присутствием он будет дальше лишь нервировать людей. Выйдя из своего будущего кабинета, Генрих направился в нынешний. Приветствовав по пути своих коллег, мужчина испытывал то редкое чувство, которое называют «в своей тарелке». Хоть исследования Генриха в теории мемов и заставляют его встречаться со множеством людей, скоро все станет как прежде – только он и оборудование. Нельзя сказать, что Фезел не будет сожалеть о потерянном времени, ведь это направление он выбрал сам. Тем не менее, эту часть своей жизни он закроет с облегчением. Генрих за три года работы в Варшаве знал в лицо практически всех работников – одно из качеств работы в небольшой лаборатории. Конечно, пребывание в небольшой компании было плюсом – ты запоминаешь лица каждого работника, и в дальнейшем работать становится легче. Однако есть один минус, который был для Генриха существенен – новые люди в лаборатории сразу начинаются выделятся, что сильно отвлекает от исследований. Вот и сейчас, Фезел остановился на полпути, увидев в смежном со своим кабинетом мужчина. Он был в лабораторном халате и имел пропуск, но раньше Генрих не видел этого человека, и сразу подсознание начинало бить тревогу. Неизвестный разговаривал по уникальной вещи – сотовому телефону, что позволяло ему расхаживать по всей комнате. При этом выражение его лица было одним на протяжении всего разговора, не позволяя узнать ни одной эмоции. Фезельштейн чувствовал опасность от этого человека, но продолжил идти вперед. Нельзя было показать, что ученый наблюдал за неизвестным. Дойдя до своего рабочего места, Генрих как можно тише вошел в небольшой кабинет, боясь словно боясь спугнуть соседа. Дойдя до смежной стены, ученый приложил к ней ухо, что бы услышать, о чем говорит новый ученый. Такое поведение было необычно для Генриха, но его внутренний параноик взял вверх. - Открытие совершено… У вас есть планы, начинайте строительство бункеров… Нет, меня не волнует, что говорят ваши правительства… Да, я понимаю… Повторюсь, мне все равно, каковы бы ни было убытки. В течении 5 должно быть по меньшей мере с десяток бункеров в каждом крупном городе Европы… Нет времени на подготовку, начинайте сейчас. К концу года уже должны быть первые результаты. Генрих отошел от стены и присел. «Клянусь богом, это русский! Он говорил на русском языке! Что здесь забыл русский. И о чем он говорил по телефону?» Лихорадочные мысли Фезела прервал вошедший в комнату Призмо. Вид у того был уставший. На первый взгляд можно было сказать, что тот не спал несколько дней. - Ужасно выглядишь, – заметил Генрих, не переставая думать о незнакомце, который теперь стал для него угрозой номер один. – Снова кошмары? - Это меньшее из моих проблем сейчас, – раздраженно усмехнулся Гари. – Знаешь… мне вручат нобелевскою премию. В этот раз усмехнулся Фезельштейн. - Это было очевидно, друг мой. Улыбка сошла с лица Фезела, и он пальцем показал на стену за ним. Не нужно было никаких слов, чтобы понять его немой вопрос. Призмо прекрасно понял, что имел в виду Генрих, и сел на стул напротив стола ученого. - Как раз об этом я хотел поговорить… - прошептал Призмо. Он боялся не меньше, а, возможно, даже больше Генриха. Даже сложенные в замок руки тряслись в полумраке. Безуспешно пытаясь подавить дрожь, Призомеовски продолжил: - В общем… его зовут Михаил Воронин, он из Москвы, и с данного момента возглавляет все мои исследования