***
Оби лежала на чистой кушетке в короткой сорочке, прикрытая тонкой простынёй. Кожа была бледнее, чем обычно, а в зелёных глазах читался укор, хотя, впрочем, я не мог точно сказать, что она в сознании. Она лежала, смотря в потолок, изредка дёргая пальцами рук. Похоже, она не могла пошевелиться. Я не мог подойти к ней и взять её за руку, потому что знал, что камеры были повсюду, и это явно не понравилось бы Густаву. Всё же, я надеялся, что она меня слышит. — Это место сводит с ума, — прошептал я, сев на противоположную кушетку. Она моргнула, словно давая понять, что слышит меня. — Я не хотел, чтобы так случилось. Мной манипулируют. Я отправил тебя вовсе не для того, чтобы ты лежала тут, как овощ. Поверь. Но я ничего не могу с этим сделать, пока не разберусь с придурком, который всем этим управляет. А если я позволю себе это сделать, то уже никогда не вернусь назад. Никогда не буду тем Гарри Озборном, которого ты знала. Она снова дёрнула пальцами. Не сдержав порыва, я взял её за холодную руку. Мои были не менее холодными, но я надеялся, что это хоть как-то вернёт её к прежнему состоянию. — Прости меня за всё. Если бы я не хотел так отчаянно выжить, ты бы не лежала здесь. Если бы тогда я поторопился, ты бы не вздрагивала каждый раз, когда какой-то чужой мужчина на тебя смотрит. Я ведь знаю, что именно так ты и делаешь. Знаю, как ты воспринимаешь всё, что с тобой происходит. В этом виноват только я, только я… Она снова дёрнула пальцами, но уже сильнее. Я убрал руку, поняв, что она не хочет, чтобы я дотрагивался до неё. Она хотела что-то сказать, это было видно по её глазам. Они были полны какого-то нового чувства. Это не было ненавистью или презрением. В них не было ни сочувствия, ни боли. Я смотрел на неё, а она — на меня, как будто мы были двумя заговорщиками. Где-то вдалеке раздался короткий гудок. Это первые сотрудники появлялись в стенах здания. Возможно даже, среди них был тот, кто мне нужен. Поэтому я присел обратно на кушетку и стал смиренно ждать, пока здесь появится тот, кто сотворил это с ней. Прошло, наверное, около получаса. Из этого времени пятнадцать минут я просидел на кушетке, а оставшиеся пятнадцать ходил по лаборатории, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы отменить воздействие лекарства на её организм. Перерыл все книжные полки со справочниками, документы, которые не удосужились убрать со стола, но не было ни единого намёка на то, какое именно вещество вкололи Оби в качестве парализующего. Услышал, как Браун набрала побольше воздуха через рот и попыталась что-то произнести. Я не повернулся на этот звук, потому что понимал, что ничего толкового она мне сказать не сможет. Кроме того, я боялся снова столкнуться с её взглядом. Я никогда не боялся смотреть людям в глаза. Даже перед тем, как убить их, например, выстрелив им прямо в лицо. Однако сейчас, в такой простой ситуации, от одной мысли, что мне придётся посмотреть на неё, делалось тошно. — Я вытащу тебя отсюда. Но не заставляй меня поворачиваться, — прошептал я. В глубокой тишине лаборатории, которую нарушил лишь тихий шум, исходящий от холодильников, эти слова можно было расслышать легко. — Мистер Озборна? Я обернулся. Передо мной стоял японец в синем халате и шапочке. Может, именно о нём меня хотела предупредить Оби. Могла увидеть его через прозрачные двери. У японца практически не было волос. Возможно, когда-то то, что осталось у него на голове, называлось роскошной шевелюрой. Однако сейчас, с короткими редкими волосами он казался мне на тридцать лет старше, чем был на самом деле. Он, как и обычные люди, был подвержен старению и наверняка мучился из-за этого. Но давал мучиться и другим. — Что за лекарство вы ей вкололи? Кто вообще сказал вам обездвиживать её? — Вы, — японец коснулся указательным пальцем моей груди. От одного его прикосновения меня передёрнуло. — И каким же я образом это приказал? — доля сарказма в моём голосе так и не была понята моим собеседником. — Через почта. Вы не помнить? — Бред какой-то. Кто-то просто взломал мой компьютер и написал вам через него. — Ваш отец программировать. Никак нельзя, — японец покачал головой. От его улыбки, практически беззубой, мне захотелось и вовсе лишить его зубов за такую клевету. Мой отец не был настолько умён, чтобы делать защиту для почты. Его никогда не волновало это, потому что на его стороне были самые гениальные программисты во всей компании… Если они, конечно, не стали работать на Густава Фирса. Тот мог пообещать им что угодно. — В любом случае, я этого не делал. Я покосился на Оби. Та наверняка слышала это и уже составила своё мнение обо мне, которое и до этого было не самым лучшим. Обиднее всего было то, что я действительно этого не делал. — Сыворотка на столе, — единственная фраза, которую японец произнёс правильно. Я повернул голову, чтобы посмотреть туда, куда он указал. Там, на столе, лежало большое количество сывороток, и все они были разнообразных цветов. А я, глупец, подумал, что это для красоты. — Жёлтая. — А какая парализовала её? — с поддельным интересом я посмотрел на доктора. Тот пальцем (он был почти единственным жестом для общения с англоязычными людьми, похоже) указал на тёмно-зелёную жидкость, лежащую в стеклянной пробирке, небрежно закупоренной резиновой крышкой. Это произошло быстро. Я и сам не заметил, как взял пустой шприц и заполнил зелёной жидкостью. Поднял её перед глазами и присвистнул. — Это лучшее, что у нас… — игла в одно мгновение оказалось воткнута в шею японца, который успел поднадоесть мне. Хватая ртом воздух и держась за шею, он сделал несколько коротких шагов, прежде чем повалиться на пол. — Спокойных снов, китаёза. Я легко пнул его ногой, на что он смешно дёрнулся. Парализующее средство уже нравилось мне больше всего из того, что находилось в этом помещении. — А сейчас, — я взял со стола жёлтый шприц и легко щёлкнул по нему пальцем, — твоя очередь. Но, конечно, с эффектом обратным. Мои руки тряслись, когда я подносил шприц к изгибу у её локтя. Я обхватил её руку, чтобы почувствовать хоть какую-то опору, понять, что вкалываю это живому человеку, а не резине. Человеку, который когда-то был мне очень важен. Попаду в вену — ей конец. Попаду в артерию — проживёт дольше, но всё равно ей будет конец. Только общий кровоток, капиллярная кровь. Так работают все подобные лекарства у нас в кампании. Поэтому я и предпочитал бы испытывать их на животных. — Три, два, один, — жёлтая жидкость проникла под её кожу. Убрал иглу с чувством выполненного долга и отбросил её в сторону. — Теперь ты в порядке. Лучше найти тебе другую работу, с четырнадцатого этаже ты уволена стопроцентно. То, что я сделал, могло плохо отразиться на моих отношениях с Густавом. Но я уже сделал это и был вполне доволен. — Осталось подождать полминуты и… — не успел я и договорить, как Оби, обретя способность шевелиться, кинулась к выходу с простынёй в руке. Я хотел заблокировать двери, но она успела выскочить прежде, чем я отреагировал. Обращаться было не к кому. Многие сотрудники ещё не прибыли. Лифт работал просто отлично, не считая того, что не отображал, на какой этаж человек отправлялся. В любом случае, я за ней не бежал. Это был мой дом. Прятаться от меня здесь было бесполезно.Глава 7. Пешка
25 июля 2016 г. в 17:13
Рабочий день подошёл к концу в десять часов вечера, на три часа позже, чем следовало. Люди, которых подослал Фирс, вставили каждому работнику Оскорпа жучки, которые должны были отслеживать сердцебиение субъектов. Так можно было понять, если он вдруг вздумает кому-то рассказать, что происходит на самом деле. С правдой в семью приходила и смерть этой самой семьи.
Я наблюдал, как толпа плачущих женщин выходит из здания. Наблюдал за мужчинами, которые еле шли из-за того, что были слишком измотаны. Даже первой смене пришлось работать допоздна. Но это уже была не моя инициатива. Я не приказывал, чтобы людей мучили до смерти. Я лишь хотел, чтобы всё, делавшееся в рамках кампании, не пресекало черты этого здания. В итоге же я стал очередной марионеткой в глупой шахматной игре. Марионеткой в руках Фирса, которому было выгодно заполучить Оскорп и управлять им от моего имени. Но что я мог сделать?
Я не хотел идти домой. Решил, что никогда больше не вернусь в это глупое деревянное сооружение, в котором даже не было доступно электричества. Лампочки то и дело в доме мигали, а двери закрывались только снаружи. Так любой дурак мог проникнуть ко мне домой и схлопотать пулю в лоб. К счастью, обошлось без этого.
— Ты молодец, Гарри, — я поднял голову и сразу же столкнулся взглядом с ненавистным «мистером в шляпе». Теперь я смог разглядеть его лицо. Оно было не таким, каким я себе его представлял. И, похоже, раз я увидел его, то он доверял мне больше, чем кому-либо. — Продолжай работать в том же духе.
— Ты не говорил мне, что собираешься держать людей до десяти вечера. Кроме того, похоже, многие пострадали при испытаниях новых лекарств. А ты ведь знаешь, что мы ни-ког-да не испытываем лекарств на людях. По крайней мере, с первого раза, — я поджал губы, надеясь, что мой тон не звучал столь возмущённо. Боялся, что он решит заменить меня кем-то другим. Ведь эта кампания по большему счёту мне больше не принадлежала.
— Скажи это своей подружке, — послышался смешок. — Это ведь ты её отправил на испытания, — заметив мой недоумённый взгляд, он кивнул. — Ты думал, я не наблюдаю за тобой и твоим выражением лица, за твоими жестами и словами? Весь кабинет навешан камерами. Разве что в ванной комнате их нет, но только потому, что хочу, чтобы хоть где-то у тебя было личное пространство.
— Я отправлял её, чтобы она испытывала лекарства для стимулирования мозговой активности. По новому методу. И они уже были испытаны на животных. А те люди, которые, как я видел, еле шли, выходя из Оскорпа, были явно не под воздействием таких лекарств.
— Думаю, сейчас эта девушка — Оби, кажется, — ничем в физическом состоянии не отличается от тех, которых ты видел. Потому что лекарства по мозговой активности сегодня не тестировались.
Я напрягся. Заметив это, он снова засмеялся. Его смех был похож на скрежет ногтей, когда ими царапают гладкую поверхность доски, или на визгливые тормоза машины. От него хотелось съёжиться, закрыть уши и сосредоточиться на чём-то другом, хотелось упасть в могилу и не проснуться. В первый же день всё пошли не по моей воле. Я отправил девушку, которой не хотел навредить, туда, где ей навредили ещё больше, чем я мог сделать это собственноручно. Мне хотелось вскочить с места и побежать к лифту, но холодный взгляд Фирса пригвоздил меня к стулу.
— Я всё знаю о вас, мистер Озборн. Знаю, кто эта девушка и что произошло между вами. Все, кто хоть как-то связан с этим пансионом, знают, потому что слухи там разносятся очень быстро. Я же хочу вас предупредить: не отвлекайтесь от работы, которую вам надо выполнять. Этой девушке с её ужасным иммунитетом и плохими корнями всё равно не выжить. Ей остался год-два. Мы с вами это прекрасно знаем. И уж кому как не ей быть одной из наших подопытных, мм? Следите за тем, чтобы все выполняли свои обязанности. Я держу вас здесь только потому, что когда-то вы очень помогли мне ослабить Оскорп изнутри. Но теперь мы в расчёте. Я вытащил вас и вы должны меня слушаться. Иначе вы труп.
Густав поправил шляпу и, достав из кармана курительную трубку, положил её в рот и чуть прикусил. Ему доставляло особое наслаждение играть чужими жизнями. Мне хотелось взять эту трубку и воткнуть ему в глаз. И вторая моя половина была готова это сделать, то и дело повторяя мне: «Всё равно никто не знает о его существовании, кто заметит, что в кладовой смертников оказался ещё один труп?» Кладовая смертников. Откуда я могу знать, что это за место?
— До встречи, Озборн. Тут, в зале, очень удобный диванчик. Вы можете спать здесь, — мужчина вновь улыбнулся и своим привычным медленным шагом направился к выходу. Мне хотелось показать ему неприличный жест, но это было бы слишком неприлично. И слишком заметно.
Свет погас на верхних этажах. Я практически сидел в темноте, не считая небольшой лампы, которая находилась над моим рабочим столом. Я разглядывал бумаги, которые мне принесла Фелиция. Это были счета, доходы и расходы за месяц. Но числа уже расплывались у меня в голове, я не мог разобрать ни одного из них. Мне хотелось подняться и отправиться на четырнадцатый этаж, где, возможно, сейчас лежала Оби под воздействием лекарств, которыми Фирс заставил её накачать. Но идти к ней было не выгодно. Она запросто могла подумать, что это я приказал сделать ей больно.
Поэтому, превозмогая ноющую боль в ногах и страшное желание опуститься к девушке, я добрался до дивана, который, как ни странно, показался мне теперь ещё более жёстким, чем обычно. И просто заснуть, отогнав все посторонние мысли на задний план.
Мне никогда не снилось хороших снов. Но в этот раз всё почему-то пошло по-другому. Я чувствовал, что нахожусь совершенно один. Никакого Гоблина внутри меня. Я тот же Гарри, обычный мальчик, который бегает с Паркером по парку и ест мороженое, кидает в птиц камням и дёргает девочек за косички — не потому, что девочки ему нравится, а потому, что забавно наблюдать за выражениями их лиц. Я тот же Гарри в пансионе, одинокий, но всё ещё обычный человек. И рядом со мной Оби. Мы обсуждаем с ней занятия, смеёмся над высокой тонкой учительницей английского языка, миссис Скотт, которая говорим с французским акцентом и не знает биографий писателей, которых мы проходим.
Возможно, этот сон был самым счастливым за всё то время, что я был Зелёным Гоблином. Но оттого он стал печальным, когда я проснулся и понял, что нахожусь в месте, которое больше всего ненавижу, среди людей, которые боятся и будут дальше меня бояться. Я проснулся в четыре часа утра оттого, что на экране центрального компьютера мелькнула красная точка. Я взглянул на опции и обнаружил, что за всю ночь таких точек было несколько десятков. И все они были устранены. На то, чтобы понять истинный ход вещей, мне понадобился час. Я выпил несколько чашек кофе, ещё раз, в более трезвом рассудке, прочёл отчёт о капитале и снова уставился на экран. Последняя точка тоже исчезла. На экране было много точек, но всё они были голубого цвета на бежевом фоне, чем-то напоминающем очертания Нью-Йорка.
— Вот чёрт, — прошипел я, когда, наконец, понял, в чём было дело. Со стуком поставил пластиковый стакан кофе на стол, отчего оно расплескалось по всей его поверхности. Но даже на это я не обратил внимания. Потому что дело было в жизнях других людей.
Я стоял у лифта и, наверное, нажал на кнопку раз двадцать, прежде чем он появился. Нажал на четырнадцатый этаж и, когда дверь закрылась, уставился через стекло туда, где находились лестницы и проходы. Туда, где миллион раз обычно проходили сотни и сотни работников, выполняя работу, которую я им поручал. Теперь около тридцати шести из них были мертвы, в этом я был абсолютно уверен.
На четырнадцатом этаже не было ни души. Все компьютеры включены, как обычно, через дополнительный источник энергии. Кабинеты, находящиеся там, были забиты подопытными животными — по крайней мере, теми, что выжили после предыдущих опытов. Я пробил на компьютере имена тех людей, который были удалены за последние десять часов. Действительно, их было насчитано около тридцати шести. Именно эти тридцать шесть человек попытались рассказать о том, что происходит, и поплатились за это своими жизнями.
И если бы я только мог убить Фирса. Изощрённо, так, чтобы на сто процентов быть уверенным, что он никогда не восстанет из мёртвых. Будь я настолько силён, я бы с радостью сделал это. В любом же случае, этих людей уже нельзя было вернуть.