Мулан Наоборот

      Лязг металла звенел у него в ушах громче бешеного стука сердца.       — Отец! Стой! — кричал Пинг, судорожно блокируя удар за ударом. Сапоги его засыпало снегом; молодой человек, стиснув зубы, изо всех сил держался, чтобы не отвлекаться на заледеневшие ступни. Фа Зу же, несмотря на хромоту, упорно теснил его выпад за выпадом, заставляя отступать все дальше и дальше. — Отец, это я, Пинг!       Почему он дерется с ним? Где его доспехи? Откуда на нем одежды гуннов, а в руках — их оружие? Юноша в миг оказался растерян и подавлен; всего одной встречи хватило, чтобы он начисто перестал разуметь, что ему делать и как быть дальше. Отец ни разу не ранил его, хотя солдата убил в два счета… Возможно, он и не собирается навредить ему?       Мужчина без труда уклонился, пропуская сына вперед, резко отставил ногу назад и со всей силы ударил эфесом тому в голову. Генеральский шлем, и так свободно болтавшийся на голове из-за высокой прически, перевернулся, закрывая Пингу добрую часть лица, и юноша слепо споткнулся, роняя меч. Испуганно вернув все на свои места, он нагнулся, чтобы подобрать оружие, но замер, едва коснувшись рукояти.       В отполированном, наточенном, широком лезвии виднелось огромное белое облако, бесшумно надвигающееся на них.       Рядом с мечом в снег наступила худая черная нога. Подняв голову, юноша увидел перед собой отца, сидящего на Хане и протягивающего ему руку.       — Лавина приближается, — хрипло сказал Фа Зу. — Идем, если хочешь жить.       Крепко схватив отца за руку, Пинг был готов поклясться, что заплакал. И, к собственному удивлению, он не почувствовал ни капли стыда за это.       Казалось, время остановилось — или же, наоборот, ускорилось, полетело быстрее сокола, приметившего добычу. Ветер больно бил юношу по ушам холодным металлом шлема, не давая повернуть и головы и узнать, нагоняет ли их устрашающая белая волна или же она избрала себе другой путь, более широкий и открытый… С двумя беззащитными перед силой природы армиями на нем.       Молодой человек мучительно отгонял себя от мысли, что где-то во всем этом кроется и его вина. Не помчись он второй раз на врага, не дай повода Мушу неким образом вызвать полк Шанга на фронт, не рискни он сбежать вместо матери, притворившись девушкой… Сколько всего можно было бы избежать! Щекой прижимаясь к меховой тунике отца, Пинг ругал себя за неосмотрительность. Как же он был самонадеян! Будь на месте Фа Зу настоящий гунн, не сносить бы уже притворщику головы…       Юноше было не привыкать падать духом. Но сейчас ему казалось, будто он и за всю жизнь не сделал ни единого верного шага.       Снег бурной рекой проплывал под копытами Хана, и молодой человек к ужасу осознал, что их сносит лавиной. Отец что-то крикнул над ухом, что-то, что заглушил шлем, и, спустя пару мгновений, коня грубо дернуло назад. Снега становилось все больше, он накрывал уже сверху, но что-то тянуло их обратно, в темную глубину, и Пинг лишь со звуками знакомых девичьих голосов понял, что это не смерть, а пещера.       Неловко соскочив с коня, он низко поклонился распорядительнице, растирающей покрасневшие от веревки ладони, — Сяо Мин лишь фыркнула и кивнула Фа Зу, с подозрением разглядывая наряд гуннов. Мужчина хмуро отвернулся, кладя ладонь на рукоять кривого меча. Хотя он и не встречался с женщиной взглядами, юноше казалось, что, стоит ему хоть дыхнуть — и воздух зазвенит, как натянутая до предела струна: до того напряженной выглядела эта встреча. Никогда прежде он не видел Сяо настолько сердитой и злой; пусть лицо ее оставалось привычно бледным и холодным, из-за мехового ворота алела полоска шеи, такая же яркая, как чешуя Мушу.       Возможно, прошла маленькая вечность, пока распорядительница, наконец, не выдохнула и не развернулась, уходя к подопечным. Смотря ей вслед, Пинг не успел заметить, как отец вышел из пещеры и скрылся где-то в белой пустоте.       — Мулан! — земля внезапно пропала из-под ног — это Чьен-По нежданно-негаданно выскочила словно из ниоткуда и набросилась на юношу с объятьями. — Куда же ты пропала? Мы так беспокоились! — она так крепко прижала его к груди, что над Пингом зависла угроза крайне непоэтично задохнуться. — А потом еще и госпожа распорядительница велела нам выбегать из повозок и прятаться здесь… Да еще Линг говорила что-то про гуннов и деревню… Ты знаешь, что происходит? Видела других девочек?       — Ммнх, — сдавленно прохрипел молодой человек, упираясь ладонями ей в плечи.       Девушка виновато улыбнулась и выпустила его; когда Пинг зашелся в кашле, Чьен-По участливо похлопала его по спине. Пока она приговаривала, что все будет хорошо и нужно просто немного отдышаться, чьи-то маленькие ручки стащили шлем с его головы, и юноше не пришлось долго гадать, кто к ним присоединился.       — У госпожи к тебе дело, — недовольным — как, впрочем, и всегда — тоном сказала Яо, разглядывая поломанные перья на шлеме. За ее спиной Линг, держа под уздцы Хана, поставила коня так, чтобы он ширмой отгораживал их четверых от остальных спасшихся.       Тут явно творилось что-то неладное, и Пинг совсем не был уверен, что хочет знать, в чем дело.       В пещере стоял жутчайший холод и темнота — очевидно, распорядительница запретила разводить костер, чтобы не задохнуться, — и потому молодой человек не мог выбрать, что хуже: то, что он практически не чувствует пальцев ног, или же то, что он смотрит на трех девушек и не видит их лиц. Испуганы или рассержены? Обеспокоены или полны презрения? Они стояли к нему вплотную, но близость эта совсем не грела. Линг кашлянула, разрушая возникшее молчание, и начала:       — Мне бы хотелось кое-что… Прояснить, — она заметно колебалась, хоть и старалась это скрыть; юноше даже казалось, что девушка едва ли не заикается. — Дело в том, что… Я говорила с Чьен-По и Яо, и они… Мы все замечали кое-какие странности… Скажи, ты… — Линг сглотнула и произнесла почти что шепотом: — Мужчина?       Вот и все. Это раскрылось. И, что не просто странно, а попросту непостижимо, но Пинг даже обрадовался, услышав эти слова. Словно оковы, сдерживающие его горло все эти долгие недели, пали, и он наконец-то смог дышать полной грудью. Волна облегчения нахлынула, накрыла его с головой; протяжно выдохнув, он накрыл ладонью лоб, чувствуя ледяной пот на коже.       Девушки же его радости не разделяли — сбились в кучу, чуть ли ни вжались в друг друга и в коня. Всем сердцем понимая, что они заслуживают знать правду, молодой человек выпрямился и кивнул.       — Я сделал это ради матери, — ответил он своим нормальным голосом. — Я не мог позволить ей отправиться сюда, в это ужасное место.       Услышав это, девушки оторопело замолчали, изредка переглядываясь и пытаясь понять, как им жить теперь с этой правдой. Повертев головой, Линг осторожно подалась вперед и, прикрывая рот рукой, прошипела:       — Кто-нибудь еще знает?       — Распорядительница Сяо, — Пинг почесал затылок. — Вообще говоря, она раскрыла меня почти сразу же.       — И тебе не стыдно?       Линг резво повернулась к высунувшейся из-за ее спины Яо; будь в пещере светлее, юноша мог бы поклясться, что девушка прожигает ее взглядом. Ее низенькая подружка, видимо, почувствовав это, вжала голову в плечи и добавила:       — Носить женское, то есть? Жить вместе с нами? Изображать девчонку?       — Если нет, то он должен быть, — раздался хриплый голос у них за спинами. Обернувшись, молодой человек едва успел заметить высокую фигуру отца перед тем, как Фа Зу влепил ему пощечину — причем настолько звонкую и сильную, что у юноши челюсть хрустнула. Мужчина, хмурый и мрачный, как грозовое небо, угрожающе прищурился и выпрямился, с неприкрытой неприязнью смотря на сына. — О чем ты только думал? Мой сын притворяется девицей! Немыслимо. Опозорить семью такой детской выходкой…       — Это ради мамы! — воскликнул Пинг; боль, огнем охватившая щеку, внезапно придала ему решимости. — Ты бы хотел, чтобы она отправилась на фронт?       — Если так того пожелал император — да, — твердо ответил Фа Зу, не поведя и бровью. — Ее долг перед Китаем ты превратил в насмешку! Неужели честь семьи для тебя настолько мало значит?       — Честь семьи? — взъярился юноша; сердце его забилось быстрее, чем когда он пробирался сквозь гуннов к повозке распорядительницы. Лицо его запылало от ярости и возмущения; он повысил голос, не заботясь о том, слышат ли их разговор остальные. — Тебе ли об этом говорить? Ты предал и императора, и Китай, переметнувшись к гуннам. Ты убил солдата, нашего солдата! Ты — позор нашей семьи!       — Твое лицо — позор нашей семьи!       Неожиданно между отцом и сыном возникла Сяо Мин; распорядительница медленно осадила каждого холодным взглядом, вынудив мужчин отойти друг от друга. Казалось, что, если бы не ее вмешательство, они бы устроили драку — прямо здесь, у всех на глазах. Пристально глядя на Фа Зу, женщина ядовито процедила:       — Что бы он ни сделал, пока что он под моей защитой и руководством, — она склонила голову; даже колокольчики в ее прическе звенели угрожающе. — Вместо того, чтобы распускать руки на моих подопечных, Зу, лучше бы рассказал, что происходит снаружи.       Пинг на миг потерял дар речи. Сяо… Приказывает его отцу? Называет его по имени? Когда мужчина нахмурился и неохотно, но все же ответил на ее вопрос, юноша окончательно и бесповоротно потерял всякое логическое понимание, какой же властью и какими знаниями обладала его распорядительница.       — Со второго раза лавине удалось похоронить под собой гуннов, но некоторым из них удалось выжить. С ними — их предводитель, Шань Ю, значит, они скорее всего попытаются вновь прорваться к столице.       — Со второго раза? — удивленно переспросила Сяо Мин, нахмурившись и опустив уголки рта. Фа Зу повернулся к ней лишь взглядом.       — Я пробовал выстрелить снарядом в снежную шапку во время сражения с армией генерала Ли, — мрачно ответил он. — Мне помешали.       Распорядительница сердито цыкнула и мотнула головой. Юноша, осознав, каким же на самом же деле был план отца — рисковым, странным и, возможно, танцующим от обстоятельств, шагнул вперед, задумчиво постукивая пальцем по подбородку. Посмотрев на Фа Зу, он спросил:       — Полк, за которым мы шли… Сколько от него осталось?       Все еще неодобрительно смотря на женский наряд сына, мужчина хрипло ответил:       — Около дюжины, может, меньше. Они двигались в сторону перевала Тяньшао.       Проследив за взглядом отца, Пинг вдруг резко распахнул глаза и обернулся, пытаясь понять, сколько еще выживших ютилось в небольшой темной пещере. Все, что находилось дальше пяти шагов, размывалось бесформенными дрожащими тенями, но это были люди — живые и спасенные. В его голове сформировалась идея, безумная в самом плохом смысле, безумнее той, что пришла к нему в тот роковой день, когда мать получила приказ. Юноша ринулся наружу, высматривая во всеобщей белизне темные пятна, и, быстро приметив что-то в снегу, бросился это откапывать. Вытащив из-под небольшого завала солдата, он схватил труп за руки и потащил к пещере.       До того, как Пинг бросился искать следующего, Сяо Мин остановила его, плотно прижав веер ему к груди.       — Ты что это удумал? — прошипела она.       — Остановить гуннов, — выдохнул молодой человек, присаживаясь и развязывая ремешки наплечной брони.       — Мертвецами?       — Притворщиками.       Прежде, чем юноша смог добавить еще хоть слово, Фа Зу схватил его за ворот синего жуцюня и хорошенько тряхнул.       — Сейчас не время для шуток, сын, — строго сказал он. — Мы…       — Выслушай меня! — прервал его Пинг. — Гунны сейчас в меньшинстве — они заперты между нами и остатками полка. Я не предлагаю с ними драться — всего лишь припугнуть, направить в сторону наших солдат, чтобы те смогли дать им бой!       — Так ты скорее выстрелишь полку в спину, — заметил мужчина.       — Я сяду на Хана и предупрежу их! — воскликнул молодой человек. Он умоляюще посмотрел в глаза Фа Зу. — Пожалуйста, отец. Неужели будет лучше подвергнуть всю столицу и императора опасности?       — Пожертвовав моими девочками? — возразила Сяо Мин.       С нелегким сердцем Пинг повернулся к ней и неохотно кивнул. Распорядительница вскинула было руку, но лишь сжала пальцы в кулак и, зажмурившись, повернулась к темноте. Плечи ее заметно дрожали, однако голос ее был тверд, как в обычные дни.       — Есть ли среди вас те, кто готов последовать за этим безумцем? — спросила она.       Пару минут стояла напряженная тишина, но вскоре неуверенными шажками на свет вышла Чьен-По. Смотря себе под ноги, она низко поклонилась Сяо Мин и необычно твердым голосом произнесла:       — Я согласна, госпожа распорядительница. Ради Мулан и Китая.       — Куда же ты пошла, дура! — выскочила вслед за ней Яо и набросилась на девушку с кулаками. Она так яростно фырчала, что Пинг уж было хотел броситься их разнимать, но тут вдруг надрывно вскрикнула: — Думай, что говоришь! Корова, неумеха… Вечно тебя спасать!       Только в этот момент юноша понял, что девушка плачет, нанося удар за ударом — даже не целясь, по воздуху. Шмыгнув носом, Яо развернулась и стукнула себя кулаком в грудь.       — Она пойдет только вместе со мной! — громко крикнула девушка и вздернула свой большой подбородок. — Я ее одну не пущу, ясно?!       — Я тоже пойду, госпожа, — чинно, как порядочная невеста, выступила к ним Линг. На ее лице не виднелось ни капли чувств, но по тому, как тряслись ее руки, спрятанные в рукавах, понималось, как нелегко даются ей эти слова. — Приказом императора мне было велено придать силу и желание сражаться нашим бойцам, чтобы они смогли отстоять свободу Китая. Я остаюсь верна его слову.       Только после Линг остальные выжившие девушки нашли в себе силы согласиться на план Пинга. Как оказалось, вместе с ними спаслось и двое солдат, сопровождавших процессию, и молодого человека неприятно поразило, что они не откликнулись раньше. Сяо кивнула им на труп и велела искать остальные поблизости, чтобы не заставлять женщин рыться в снегу, после чего развернулась к юноше, подошла к нему и прошипела так тихо, чтобы лишь он мог ее расслышать:       — Каждая из них на твоей совести, Мулан.       Она чуть ли не впихнула ему в руки поводья и быстро ушла, не останавливаясь и не оглядываясь. Только в этот момент Пинг смог увидеть следы от ногтей, отпечатавшиеся на ее ладони, — красные от крови.