Мулан Наоборот

      Если бы какой-нибудь художник возжелал нарисовать масляной краской по шёлку все человеческие эмоции, то лучшего образца беспокойства, чем было на лице Фа Ли, ему было бы просто не сыскать. Она сбилась с ног, разыскивая своего сына, и отсутствие Пинга во всех посещённых ею за день местах наводило на тревожные мысли. Уж не сбежал ли он на фронт, вслед за отцом? Неужто решил ослушаться?       До женщины донеслись тихие переливы печальной мелодии, шедшие из глубины сада. Идя на звук струн пипы*, Фа Ли оставалось лишь молча удивляться самой себе. Как она не догадалась поискать под вишней? Всё же ум с возрастом начинает подводить. И действительно: её сын сидел под этим деревом, задумчиво выводя грустную мелодию на струнах пипы, чуть прикрыв веки. Картина складывалась идиллическая, но…       — Фа Пинг!       Юноша словно бы очнулся ото сна, выронил из рук резной инструмент и судорожно отряхнул чжицюй** от опавших розовых лепестков.       — Да, матушка?       — Я с полудня тебя ищу! — голосом, в котором ещё звучали нотки тревоги, сказала женщина. — Ты уже со всеми делами покончил, верно? У свахи обвалилась крыша, а ты всё-таки мужчина и с конём…       — Ну, я свиней покормил, Хана искупал, свечу предкам поставил… — торопливо принялся перечислять Пинг, судорожно вспоминая, что он вообще должен был сделать за этот день. Внезапное озарение молнией ударило в голове у юноши. — Я забыл насыпать зерна курам! Честно, как раз собирался…       — Пинг, с этим я сама справлюсь, — заверила мать, думая, что сегодня забывчивость чужда не только ей. — А ты иди, седлай коня и скачи к дому свахи. Там ты будешь полезнее.       Молодой человек быстро свернул за угол и скрылся в конюшне, неловко радуясь столь простому избежанию упрёка за невыполненную работу. Фа Ли устало вздохнула и присела на скамейку, удобно расположенную под ветвями вишни.       — Что же ты, Ли, всех невесток-то распугала? — подошла к женщине Фа Сенха, сжимая в руках клетку со сверчком. — Разбежались, как мыши на свету, когда ты крикнула. А парочка была симпатишными…       — Эх, бабушка, — поднимая пипу с земли, произнесла женщина. — Симпатичные, они, быть может, и в самом деле, только вот что нам делать, покуда жених сам как невеста? *пипа — китайский народный музыкальный инструмент, похожий на лютню; **чжицюй — китайский народный мужской длинный повседневный халат с прямым упаковыванием. ---------       Что правда, то правда. Когда боги создавали Фа Пинга, они наверняка намеревались сделать его девушкой, но, то ли они отвлеклись на гонку животных к верховному владыке*, то ли перо журавля качнуло чашу весов в сторону мужского начала — неизвестно, и Пинг вышел юношей, прекрасным женской красотой. И самым ужасным в этом было то, что молодому человеку это нравилось. Он не стриг волосы, играл на пипе, был изящен и аккуратен, всегда носил чжицюй и любовался цветением деревьев в семейном саду — словом, не был увлечён мужскими занятиями. Когда ему предлагали сделать тяжёлую работу, он, хотя и не отнекивался, но делал её крайне неохотно; когда отец — отставной капитан Фа Зу — старался обучить его боевому искусству, юноша проявлял крайне малую заинтересованность в махании мечом и работой кулаками. В головах родителей не раз и не два мелькала мысль, что проще из паутины спрясть ханьфу**, чем найти Пингу невесту.       Но вернёмся же к действительности. От растаскивания балок и плиток из сгоревшего, как оказалось, дома свахи, поредевшее население деревни отвлёк топот копыт, и вскоре на главной улице появился источник звука — то прибыл посыльный от императора в сопровождении нескольких солдат и, судя по их лицам, они привезли вовсе не новость о победе над гуннами.       — Жители деревни! — прочистив горло, громко произнёс посыльный. — Борьба с гуннами затянулась на большее время, чем мы ожидали. Воины устают, но им нельзя покидать фронт, ведь каждый, способный держать оружие, у нас на счету. По указу императора, каждая семья должна послать женщину или девицу, достигшую замужнего возраста, в лагеря нашей армии, дабы дать силу и желание сражаться нашим бойцам, чтобы они смогли отстоять свободу Китая!       В толпе раздался ропот. Не так давно из деревни увели практически всех мужчин, которые могли сражаться, теперь же подошла очередь женщин… Однако, указу императора перечить было невозможно, и опечаленные жители, понимая безысходность своей ситуации, молча подходили, услышав свою фамилию. Так же тихо подошла и Фа Ли и безропотно забрала свиток с предписаниями. Увидев это, Пинг скрипнул зубами от плохо сдерживаемого гнева, подстегнул коня и помчался в свой двор. *речь идёт о легенде, как отбирали двенадцать зверей для китайского календаря; ** ханьфу — традиционный костюм ханьцев Китая. ------------       — Ты не можешь поехать! — с порога крикнул Пинг. — Ты — жена капитана, из уважаемой семьи, ты просто не обязана!       — А кто, как не я, поедет от нашей семьи? — поникшим голосом ответила Фа Ли. — Пинг, это мой долг перед Китаем. Я должна отправиться туда.       — Я не позволю тебе торговать своим телом!       — Это не торговля, сынок. Это мой выбор. Быть может, я даже смогу встретиться с твоим отцом. К тому же, как ты сам сказал, я происхожу из уважаемой семьи, так что большее, что со мной могут сделать — заставить петь или играть на пипе для офицеров. Не помнишь, куда я убрала свой жуцюнь* из розового шёлка?       Юноша резким движением захлопнул дверцу шкафа, из которого мать доставала свою праздничную одежду.       — Всё равно ты не можешь уехать, — с покрасневшим от ярости и злости лицом произнёс Пинг. — На кого тогда останется этот дом?       — На тебя, конечно же. Ты уже достаточно взрослый, и, уверена, в моё отсутствие бабушка вмиг подыщет тебе невесту из оставшихся в деревне.       Фыркнув, молодой человек выбежал из дома, оставив Фа Ли наедине со своими мыслями и переживаниями. Женщина выложила розовый костюм и побрела к сундуку — искать, куда она положила свои нефритовые бусы.       Пинг же, обуреваемый всеми возможными тёмными чувствами**, углубился в сад, к каменной скульптуре дракона, стоявшей подле небольшого озера. Сверчок, каким-то волшебством ускользнувший из клетки, допрыгал ближе к юноше, заинтересованный его необычной внешностью. Тяжко вздохнув, молодой человек уселся на постамент, на котором стоял могучий дракон, и на него, как волна, поднятая ветром в озере, нахлынули недавние воспоминания.       Ужин шёл в напряженном молчании. Не выдержав, Пинг с громким стуком поставил чашку на стол и заявил:       — Отец, ты не можешь идти на войну! Позволь мне пойти вместо тебя!       — Сын, это не обсуждается, — был непреклонен Фа Зу.       — Опять ты про долг и честь. Твоя жизнь важнее этого!       — Пинг, дело не только в этом. Я — в отличие от тебя — бывалый воин. Я умею, могу и хочу сражаться за свою родину. Даже с раненой ногой я принесу больше пользы на поле боя, чем ты. Если же я совершу самую большую в мире глупость и отправлю на фронт тебя, то такая девица, как ты, погибнет в первой же мало-мальской схватке, если не раньше.       Юноше думалось, что он сейчас и впрямь слабая и беспомощная девица, раз не может собственную мать отговорить от бессмысленной жертвы, на которую она идёт. Подумать только, что за дурацкий указ — послать по женщине от каждой семьи. А если их нет, что тогда? Молодой человек нагнулся и посмотрел на своё отражение на колыхающейся от волн глади озера. Длинные волосы, узкие черты лица, тонкая шея — не каждая деревенская кумушка может похвастаться такими достоинствами. Внезапно в голове Пинга мелькнула безумная идея. Он перевёл взгляд на небо, окрасившее себя в цвет спелого персика. Закат. Стоит дождаться ночи, когда все уснут, чтобы не сразу заметили его пропажу. Сверчок непонимающе застрекотал, глядя на убегающего к домашнему святилищу юношу.       Свеча. Молитва предкам. Так делал отец, прежде чем приступать к важному и ответственному делу.       Свеча. Румяна, краски и белила. Как они наносятся, юноша и понятия не имел, но на всякий случай прихватил с собой.       Свеча. Свиток и жуцюнь. Пингу пришлось прождать достаточно, прежде чем обеспокоенные мать и бабушка уснут, чтобы забрать самое необходимое. Немного подумав, юноша, вспомнив мамины слова об уважаемой семье, прихватил с собой пипу.       Хан испуганно заржал, увидев перед собой не хозяина, а незнакомую девицу, но привычный голос успокоил его. Взобравшись на коня после нескольких неудачных попыток — женский наряд с непривычки казался ужасно неудобным и тяжёлым — Пинг помчался к лагерю, в который было приписано явиться в письме. *жуцюнь — женский полуофициальный праздничный костюм; **имеется в виду ярость, злоба, раздражение и иже с ними. -------       В то самое время, когда конь увёз переодетого юношу за пределы деревни, тишину в святилище семьи Фа сначала разбили чьи-то тихие голоса, сопровождаемые потрескиванием и шуршанием, а после — удары гонга. Что-то неземное и таинственное пробудилось в этом месте.       — Я знала! — излишне громко выразилась одна из предков. — Я знала, что всё так и будет! Этому дрянному мальчишке с самого рождения было предначертано разрушить всё нами созданное.       — Честь семьи будет запятнана, — вторил ей другой голос, уже мужской. — Не сомневаюсь, это всё твоя кровь его к этому подтолкнула!       — Моя кровь, говоришь? — набросилась одна полупрозрачная фигура на другую.       Предки разбушевались и начали обвинять друг друга во всех смертных грехах и, в частности, за участие в создании осквернителя-губителя Пинга. Молчали только двое — великий родоначальник и маленький красный дракончик, с крайне скучающим видом натиравшая до блеска гонг. Обоих сложившаяся ситуация довольно-таки раздражала, и, в конце концов, первый не выдержал и громко велел всем замолчать.       — Мы собрались здесь для того, чтобы решить, как остановить Фа Пинга, — заявил могучий даже для бестелесного существа дух. — Я предлагаю послать одного из хранителей семейства за ним. Кого-нибудь весьма сильного и достаточно мудрого, чтобы наш потомок наверняка вернулся домой.       — Ну, что же ты, старик, захвалил меня, — с деланным смущением подала голос дракониха откуда-то с пола. — Ладно, я готова, можете посылать.       Вмиг в святилище поднялся громкий хохот, сравнимый разве что с гулом, бывшим тут всего несколько мгновений назад. Придя в чувство, глава семейства сказал:       — Я имел в виду не тебя, о разжалованная, — он сделал особый упор на последнем слове. — Я говорил о великом духе-драконе, что стоит в саду возле озера. Иди и разбуди его, — и дух так сильно взмахнул полупрозрачным рукавом своего шэньи*, что драконихе не оставалось ничего другого, кроме как вылететь из святилища вместе со своим гонгом. *шэньи — длинный халат