My obsession.

Мне не хватает опять чернил, Как и тебе не хватило дней. Боже! Не ты ли всегда любил Ту, что не смеешь назвать своей? Кто бы мог подумать, что в маленьких, порой совсем незаметных вещах, хранится история. История чьей-то ненависти, чьего-то горя, чьей-то любви. Люди говорят: «Разбитую чашку не склеить». В нашем случае это и не нужно. Сейчас эта маленькая фарфоровая чашка с отколотым краем – всё, что у меня осталось от Неё. Её имя Белль. Она любила читать и громко смеялась. От неё пахло ванилью, и она всегда видела в людях добро. И не только в людях. Она сумела разглядеть добро во мне. Она принесла в мой огромный дом свет и надежду. Надежду на то, что во мне еще есть что-то, за что можно бороться. Как много я готов отдать за то что бы хоть на минуту перенестись в то время, где есть Она. Перенестись туда, где Она весело смеялась моим шуткам или с упоением читала новую книгу, не замечая моих взглядов в ее сторону. За возможность вновь услышать Её голос и почувствовать тепло Её кожи я готов отдать небо и звезды. За возможность вернуть Её, я готов отдать свою жизнь. Никто и никогда не узнает, как много Она значила для меня, а Она никогда не узнает, как спасала меня. Только Она знала мою историю от начала до конца и все равно верила, что во мне еще есть свет. Одного Её слова хватало, чтоб унять во мне безумную ярость. Одного Её поцелуя было достаточно, чтоб я вновь поверил в любовь. Но одного взгляда в зеркало хватило, чтоб все это разлетелось на осколки. Я – чудовище. Всегда был и буду им. Никто не может полюбить чудовище. Даже Она. И тогда я сделал то, что никогда не прощу себе – я оттолкнул её. Сейчас уже и не вспомню, что говорил ей тогда, но никогда в жизни я не забуду ее глаза. Прежде в них всегда светилась надежда, в тот момент ее место заняла боль. С дрожащих ресниц срывались слезы и кристальными каплями скатывались по ее лицу. А потом Она ушла. Я приказал ей уйти, втайне надеясь, что Она останется. Но Она ушла. Больше я Её не видел. Её образ преследовал меня в снах. Её запах витал в моём доме, словно надеясь отыскать свою хозяйку. Но Её здесь не было. Тенью я бродил по огромному дому, вновь окрасившемуся в темные краски, и шептал Её имя, впадая в безумие. На смену отчаянию пришла злость. Я разгромил все, что напоминало мне о Ней, спалил до тла библиотеку и разбил все зеркала. Среди всего этого хаоса лишь одна вещь осталась нетронутой. Её вещь, Наша вещь – маленькая чашка с отколотым краем. Среди груды обломков лишь эта чашка стала для меня эквивалентом жизни и единственным напоминанием о Ней. Через несколько недель я узнал, что Её больше нет. Её видения преследовали меня со снах и наяву. Словно больное приведение я слонялся по замку, крича от боли, что не испытывал уже очень давно. От боли в разбитом сердце. Когда я убил жену, то мог обвинить в этом Крюка и ее предательство. Когда я по собственной трусости позволил сыну упасть в пропасть, я обвинил во всем Голубую Фею. Сейчас же я не мог винить никого, кроме себя, и от этого было во сто крат больней. Что-то в глубине меня вновь сломалось, и я вновь стал тем, кем меня видели все вокруг, - чудовищем. Больше не было человека, который видел во мне меня. Больше не было человека, ради которого я менялся. Её звали Белль. И я люблю Её. Меня зовут Румпельштильцхен. И сейчас я молюсь на фарфоровую чашку с отколотым краем.