От рассвета и до рассвета

Восстановить процесс мутагенеза очень сложно, тем более, если нуклеотиды окончательно поменяли позиции. Я смотрю на экран компьютера и пытаюсь понять, до какой степени должен быть неравный кроссинговер, чтобы привести к трипликации хромосомов. Фактически — невозможно; практически — пример находится на расстоянии пяти метров от меня. Сняв очки и отложив их в сторону, я прикрыла лицо руками. Нужно найти хотя бы одну зацепку, но ее нигде не было. Не то чтобы одной, даже и половины нет! Черт! Это тупик, самый обычный конец. Я ученый, не знающий, что делать. Репарационные механизмы повреждены до такой степени, что мутаторный эффект происходит нереально быстро. Как его остановить, я даже не представляю. Транскрипция РНК происходит по-другому, нежели чем у других тварей. Кто бы мог знать, что тварь будет мутировать? Если мутирует тварь, то это значит, что и вирус изменился. На столе из кучи бумаг я отыскала желтый лист, на котором был код вируса. — Четыре, пять, девять ЕЕ... — положив лист, я направилась к шкафчикам, но меня привлек странный звук около купола. Из-за стекла он звучал довольно приглушено, поэтому я не сразу поняла, что именно это за звук. Разница между мутантом и тварью есть. Мутантами мы называем животных, тварями — людей, подвергшихся мутации. По непонятной причине синтезис вируса произошел на двух разных уровнях. Тот, что адаптировался к животным — не подходит людям. Лично я не проводила таких экспериментов по адаптации — они слишком жестоки, но результаты и сам процесс видела. Человеческая же форма вируса прекрасно подходит животным. Думаю, все дело в иммунной системе двух разных видов, а так же среде обитания. Когда я впервые посмотрела видео с тестированием мутагена на тварях — меня долго еще не отпускало. Видимо, я слишком впечатлительна для такой профессии. Подойдя к куполу, я нажала на панели кнопку очистки внутренней атмосферы; темный дым всосался в трубу жизнеобеспечения. Мой пациент присел на корточки, так, что его лицо было отлично видно с моей позиции. Болезненная гримаса исказила лицо парня. Он что-то говорил, но через купол было не слышно. Пришлось прибавить громкость у амплификаторов, чтобы попытаться хоть что-то понять. Парень что-то шептал, но даже на максимальной громкости я не могла разобрать его слов. Прикрепив микрофон к воротничку и проверив беспроводное подключение, я щелкнула пару раз пальцами, чтобы проверить реакцию мутанта. После обеих щелчков он дернулся. — Ты меня понимаешь? — спросила я. Твари обычно вообще не воспринимают человеческую речь. У них как будто отказывает часть мозга, ответственная за восприятие и обработку речи. Мой же пациент открыл глаза, желтые, с огромными зрачками, что почти прикрыли непривычного цвета радужку. — П-п-п... Я не поверила своим ушам. Он меня понимал! Еще несколько раз он пытался что-то сказать, но в конец окончательно выдохся и, прикрыв глаза, просто кивнул. — Значит, понимаешь? Нужно сначала убедиться, что я правильно его понимаю. На мой вопрос он опять кивнул. На меня накатило... Это же просто нереально! Черт, нельзя, чтобы о нем узнали. — Ты знаешь, что с тобой происходит? — уселась я на пол возле стенки купола. На мой вопрос он опять кивнул. — Откуда ты? — задала я вопрос, а сама начала думать, как его скрыть от корпорации. Почему я это делаю? Всё очень даже просто. Ещё не было такого случая, чтобы тварь мутировала. А чтобы шла на контакт, так и подавно. Что-то внутри кричало о том, что он должен остаться в живых и чем дальше будет от центра, тем лучше. На мой вопрос он отрицательно покачал головой. — Ты не помнишь, откуда ты? Опять отрицательный ответ. В горле застрял тугой комок, мозги отказывались работать. Как всегда, когда они нужны, то замедляют все процессы обработки до такой степени, что нейроны, наверное, начинают интенсивно творить суицидальную деятельность. Глупости. Где-то на уровне подсознания проснулась моя совесть, точнее, ее остатки, и атом за атомом она собирает себя из праха. Круговорот серого пепла создал неприятный шум. В этом тихом шелесте, которого быть просто не может, слышался голос. Это и была моя совесть. Шептала мне, что я ученый, что я обязана работать на благо цивилизации... Жаль, что она не знала о преждевременном крахе всех достижений человечества. В голове крутилась мысль, но я не могла ее уловить. Пока была возможность, нужно подумать о моем объекте. — Ты хочешь есть? Возможно, это глупый вопрос, но, как мне кажется, самый рациональный в этот момент. — Д-да... Хриплый, еле слышный голос пробирает до мозга костей. На ватных ногах я поднялась с пола, всеми силами стараясь держаться ровно. Меня шатало, и я не могла понять, от чего. Легкая тошнота подкатила к горлу, болезненный спазм сжал желудок. Я прижала руку к животу, опираясь об стол, и, прикрыв глаза, пытаюсь понять, что за бред со мной происходит. Мысль, которая носилась от меня по всей голове, угодила в ловушку. Миссенс-мутация... Сначала я не обратила на нее внимание, но сейчас до меня дошло. Кодоны только частично кодировали аминокислоту. Если я хорошо понимаю, то это значит, что пока он под радиацией — процесс будет продолжаться, но он пока приостановился, потому что парень пробыл вне лучей. Я стараюсь сделать хоть шаг вперед. Почему так тяжело? Перед глазами цветные мошки водят хаотичные хороводы, голова кружится. С горем пополам я добираюсь до своей сумки. Там у меня всегда припрятан шоколадный батончик. Приходится у контрабандистов его покупать. Не такая уж я примерная гражданка. Возвращаюсь к куполу и ввожу на панели код для открытия стеклянного шлюза. Мягкий щелчок замка; крышка отъезжает в сторону. Вытащив шоколад из фольги, я отламываю кусочек и протягиваю его парню. Надеюсь, он ему поможет. Но мой подопечный не может даже двигаться, поэтому мне приходится вложить кусочек сладости прямо ему в рот. Отламываю еще дольку, уже для себя. Надеюсь, и мне станет легче. Смотрю на желтоволосого. Он уже прикончил кусочек счастья. — Будешь еще? Он кивнул. Я буду надеяться, что с ним ничего не произойдет. Через десять минут мы прикончили мой запас серотонина. Мутант стал выглядеть немного лучше. Он потихоньку начал разминать мышцы, а я поражалась, как мало им нужно для пропитания и жизни. — Тебе ведь лучше? Морщась, он садится. Поворачивает в разные стороны голову, разминает мышцы, и мне становится видно чешую на его шее и плече. Тонкие чешуйки изумрудного цвета покрывают половину шеи и почти полностью плечо, на котором он лежал. — Да, мне лучше. Спасибо. Он постарался улыбнуться, но вышло немного криво. — Тебе нужно бежать, ты ведь понимаешь это? Я смотрю в упор на моего собеседника. Голова опять начинает кружиться, возвращаются мошки с их безумными хороводами. — Я знаю, что мне надо бежать. Он притрагивается к моей руке, но почему-то тут же резко отдергивает ее. Взгляд кислотных глаз пронзает, в них я свободно читаю жалость и что-то еще. Что-то, не входящее в список эмоций, которые ко мне испытывали. — Ты умрешь из-за этого. Чип тебя убьет. Он уже тебя убивает. — Ты о чем? — прошептала я, силясь понять, о каком чипе идет речь. Но ничего не получается.