Во что бы то ни стало

Poets of the fall — Someone special

«Чёрт, когда же это было?» — думал светловолосый мужчина, отстранённо шагая по переполненным людьми улочкам торгового района. Погода выдалась отличная, лёгкие пушистые снежинки, неторопливо падали c кучерявых облаков, сверкая на зимнем солнце, словно конфетти. Он выдохнул в воздух облачко пара и поглубже засунул руки в карманы — опять перчатки дома забыл. — Когда же в последний раз я так долго не мог выбрать кому-то подарок? — вслух поинтересовался он у самого себя. «А когда ты выбирал подарок лю… к-хэ… » — на этом внутренний голос в нерешительности заткнулся. Весь в растрёпанных чувствах, мужчина побрёл дальше, обходя увлечённые собой парочки, радостно бегающих детей в разноцветных шарфиках и шапочках. Блондин с улыбкой смотрел на то, как малышня гоняется друг за дружкой с весёлым смехом, валяется в снегу и кидается снежками, ненароком задевая прохожих. Вот одна мамаша вытащила своего смеющегося сына из сугроба и привычным движением отряхнула от налипшего снега, несильно шлепнув по попе — для проформы. Рэйвен Стампед никогда не был ребенком. С рождения его воспитывали как наследника семейного бизнеса — и никаких игр, друзей и игрушек ему не полагалось. Ему не полагалось и материнской любви, об отцовской даже речи быть не могло. Старшие братья выросли машинами для заколачивания денег — бесчувственными и безразличными ко всему, кроме самих себя и престижа фирм, которыми управляли. Долгое время он и не подозревал о том, что может быть по-другому. Он не видел обычных фильмов, не смотрел мультиков. Всё, что ему показывалось, было так или иначе связано с бизнесом и ведением дел. В обычную школу он не ходил, все преподаватели и репетиторы приглашались на дом, и так было до тех пор, пока в программе не появилась «Литература»… Только из книг мальчик стал узнавать, что в мире существуют любовь, дружба, искренность и прочие простые смертные чувства. Он читал о том, как другие дети играют в игры, и задавался вопросом, почему ему этого нельзя? Почему от мамы заботы ему перепадало не больше, чем вестибюльному фикусу, за которым, вообще-то, присматривала горничная?.. «А за тобой дак нет!» — усмехнулся про себя Рэйвен, припомнив то чувство детской обиды. Но сейчас, много лет и раздумий спустя, он склонялся к мысли, что матери — так же, как и им — не положено было проявлять чувства. Ведь не просто же так она подарила ему крестик и кольцо, правда? И ведь не просто же так он носил их, не снимая, до прошлого года? Всё, что ему давали репетиторы, было неинтересно и скучно, а ему, ребенку, как и всем детям, хотелось бегать, играть и веселиться. Но на досадное замечание отца «Ты ведёшь себя неподобающе» приходилось слегка кланяться и отвечать: «Я прошу прощения за доставленные неудобства». В отличие от братьев, Рэйвен в семье всегда был белой вороной. С одиннадцати он начал показывать свой характер: не соглашаться с отцом, не выполнять приказы, и, хоть влетало ему за это по первое число, это не мешало делать всё по-своему. При этом он получал отличные оценки, сдавал экзамены досрочно, осваивал всю положенную программу в половину, если не меньше, положенного срока. Язвительное заявление пятнадцатилетнего подростка: «Папочка, ты мне не нужен, зато от меня очень скоро будет зависеть твой бизнес, так, может, начнём сотрудничать на взаимовыгодных условиях?» — добило отца окончательно, и он бросил неблагодарную войну с собственным сыном, подняв белый флаг. Любви и понимания это, конечно, не принесло, но с тех пор Рэйвен творил всё, что ему заблагорассудится в свободное от учёбы время, которого, кстати, было не так уж и много. Потом была практика в компании отца, институт, дела, знакомства, сделки на грани криминала, разборки, суды, иски… Общество закрутило молодого амбициозного человека, превращая в такую же машину, как и его братья. Очень скоро младший Стампед потерял интерес ко всему. Он забивал своё время изнурительными тренировками, лишь бы не возвращаться домой и как можно реже видеть своих родных. Он привык к презрению в глазах старших, к пересудам за спиной и интригам совета директоров. Он привык к постоянным упрекам, к нескончаемому давлению со стороны отца и братьев, которые откровенно желали его провала хоть в чем-нибудь, лишь бы предстать в его глазах более умными и значимыми. Он привык к тому, что всё, чтобы он ни сделал, — неправильно, мало или недостойно члена семьи Стампед. Он привык ко всему этому настолько, что перестал обращать внимание. Ничто уже не радовало, всё его существование свелось к тому, чтобы не упасть, не дать себя растоптать. Даже то свободное время, что он для себя выиграл, перестало радовать, потому что в короткие часы одиночества он ясно осознавал никчемность и пустоту своей жизни. А потом… Потом он услышал городскую легенду о неуловимом киллере с интригующим прозвищем — Тень смерти. О человеке, свободном от всего: от начальства, законов и денег. Этот человек был НИКОМУ. НИЧЕГО. НЕ ДОЛЖЕН! Стампед был неглуп и не так наивен, как хотелось бы многим, поэтому прекрасно понимал, что от хорошей жизни убийцами не становятся. И всё же сплетня его заинтересовала… Тень, как ни парадоксально, стал для него светом. Ради него он просыпался по утрам, как можно скорее заканчивал дела, чтобы окунуться в криминалистику и психологию. Рэйвен, пользуясь связями, поднимал полицейские сводки, запрашивал данные городского архива и часами просиживал в библиотеке, проглядывая газеты в поисках подходящих слухов. Год ушёл на то, чтобы при максимуме конспирации скопить достаточное количество информации, позволяющей с уверенностью заявить: Тень действительно существует! И так бы осталось это хобби простым увлечением, если бы один из информаторов, услугами которых он, рискуя, но пользовался (прикрываясь тем, что как глава крупного предприятия должен быть в курсе всех событий, способных повлиять на бизнес), не принёс весть о том, что самый загадочный убийца Города, кажется, отошёл от дел. Рэйвен тогда машинально отдал деньги, отпустил осведомителя и ушёл в собственные невеселые мысли. Он был напуган. Если Тень уйдёт, испарится и мотивация к существованию. Он и раньше обращал внимание на снижение активности убийцы, но хотел верить, что тот просто стал ещё более осторожным. Но Тень, и правда, становился тенью. За тот год, что Рэйвен провёл изучая личность преступника, он успел многое переосмыслить. Тень был отражением его самого. Всю жизнь он боролся за свою свободу, за право на существование и настолько ушёл с головой в эту борьбу, что забыл, за что боролся… Всё перестало иметь смысл, всё опротивело. Их миры — зеркальное отражение. Та же подлость, те же убийства, то же безразличие. Но, осознав это, Рэйвен перестал чувствовать себя одиноким! У него появилась цель и, глубоко в подсознании, надежда! На что — сказать он не мог, но предчувствие чего-то прочно поселилось в его душе, заставляя следовать ему, доверяя интуиции. А как же Тень? Неужели он так и растворится во мраке этого прожжённого города? И неужели Рэйвен сможет это допустить?! Если бы это произошло… Своё первое убийство Рэйвен так и не забыл. Он помнил ледяной пот страха на спине, дрожь в коленях, холод курка под указательным пальцем. И навечно застывшие пустые глаза убитого им человека. Совесть и чувство вины не мучили начинающего убийцу, и этому у него было лишь одно объяснение: «Я сделал осознанный выбор». А то, что его жертвы заслуживали смерти, было всего лишь приятным бонусом. Рэйвен не знал, что можно быть таким счастливым, до того самого момента, как Тень впервые принял его вызов. Сердце колотилось как сумасшедшее, хотелось прыгать до потолка, и уже не нужны были никакие объяснения и оправдания: он достиг своей цели — обратил на себя внимание — и это главное! Рэйвен был оптимистом. Жил одним днём — и будь, что будет. Он был готов за свои проделки получить пулю в лоб от этого опасного человека, готов был к тому, что в любой момент его может найти полиция или преступники, чьи планы он нарушил. И всё же он пока даже не представлял, к чему всё это приведёт. Проще было воспринимать происходящее как игру. Но в тот момент, когда по телевизору показали помещение с надписью: «Хочешь присоединиться к ним, богатенький ублюдок?» — Рэйвен немного испугался. С одной стороны, он хотел, чтобы объект преследования нашёл его — просто потому, что надеялся разбудить в нём интерес. Но с другой… Он никак не хотел быть пойманным стражами порядка, которых Тень на него пытался натравить! Паника прошла вместе с пониманием: если бы тот на самом деле раскрыл его, то бы не стал так изощряться, а убил Рейва без особых разговоров. Тень просто рассчитывал напугать соперника, заставить сделать фатальную ошибку — и это было логично. Только вот Рэйвен не собирался так рано помирать с подачки противника. Встал насущный вопрос: как сделать так, чтобы Тень не убил его вообще? Встал и вопрос номер два: а что я хочу делать дальше? Для начала — найти. Рэйвен и раньше пытался вычислить осведомителя, сливавшего Тени информацию о готовящихся сделках, правда, безрезультатно, но как только вопрос встал ребром… Самым простым было шерстить всех и каждого, чем он, собственно, и занялся. Тупо, но эффективно. Информатор. Эту жертву Рэйвен тоже никогда не забудет. Безногий ветеран, погрязший в криминале только потому, что государству, за которое он воевал, было на него плевать. Он никуда не мог устроиться, пенсии едва хватало на еду, а старые связи помогли выжить… Стампед сам не cмог бы объяснить, почему ему было так важно лично увидеть Тень. Он не знал, чего ждёт от него, и, во многом поэтому, их первая встреча была более чем неожиданной. Перед Рэйвеном предстал не типичный криминальный элемент, каким себе его представляют большинство обывателей: грязный мужик, с отвратительными манерами, лет под пятьдесят, — а стройный, высокий брюнет с холодными зелёными глазами. Старше Рейвена совсем не намного. В нём было идеально всё — от гладковыбритой кожи на красивом смуглом лице до отточенных движений и железного самообладания. Стампед удивлён не был. Именно таким он себе Тень и представлял — полное соответствие составленному Рейвом психологическому портрету. «Во сколько же ты начал убивать? — отстранённо думал Рэйвен, глядя на своего оппонента. — А я во сколько? Не оружием. Бумагами…» — ответ был известен и печален. Следующим открытием для Стампеда стало то, что в глазах Тени не было ненависти, лишь тихое, едва разбуженное любопытство. «Он тоже превратился в машину». Лихорадочно завертелись мысли в попытке найти верный способ удержать этого человека, заинтересовать его, но в голову ничего толкового не приходило. Он просто оставил телефон. В ожидании ответа Стампед впервые серьёзно задумался о том, что ждёт его дальше, и пришёл к одному-единственному выводу: он станет свободным только после смерти. Пожалуй, это можно было сказать и о Тени. По сути, Рейвен уже сделал столько ошибок, что его разоблачение вопрос времени, так зачем терять это время? Телефонный звонок развеял все его сомнения. План был бредовым, дерзким, толком не продуманным, но именно поэтому имел все шансы на осуществление. А следующим вечером для всех Рейвен Стампед погиб в автокатастрофе. Для всех, кроме Сэйтана. «Жалко машину», — подумал Рэйв, запнулся о сугроб, едва не кувыркнувшись, и, буквально проломив его собой, пропрыгал пару метров, смешно размахивая руками. — Чёрт, — сквозь зубы ругнулся Стампед, отряхивая джинсы. Парочка детей, хихикая, показывала на него пальцем, а он в ответ показал им язык. Всё, что случилось после аварии, он назвал бы пробуждением ото сна. Сэйтан… Его Сэт, его опора, его спасение! Он дал Рейвену главное — уверенность в том, что он в этом мире кому-то нужен. Знание того, что есть дом, где его ждут, где о нём волнуются и при первой же необходимости обязательно придут на помощь, придавало сил бороться с любыми невзгодами. Рэйвен улыбнулся, представив себя ребёнком, который несётся вперед сломя голову, залезает на все деревья, спускается во все овраги, а за спиной, неслышно, словно тень, идёт опытный взрослый, подправляющий лёгким движением его направление, аккуратно, не оставляя даже возможности для падения, подхватывает за капюшон или шарф, если он запнётся о какой-нибудь камень. И снова отпускает, давая свободно продолжить свой путь, позволяя учиться на своих ошибках и помогая их избежать. Рэйвен вспомнил, как они смотрели друг на друга в первый день и не знали, как себя вести. Потом более безалаберный и открытый Стампед начал трещать без умолку о всякой фигне и с радостью заметил благодарную улыбку в глазах нового знакомого. А ещё тогда в воздухе витал так и невысказанный вопрос о поцелуе на обрыве. Сэт не поднимал эту тему, сделав скидку на возраст самопровозглашенного подопечного и на адреналин в крови после аварии. А вот сам подопечный терялся в нахлынувших на него желаниях. Раньше он в себе бисексуальности как-то не замечал, скорее наоборот, а тут… С риском получить по роже Стампед на второй же день снова поцеловал своего покровителя — и с ужасом (или всё-таки восторгом?) получил ответ. Но не так, как тогда — агрессивно, а нежно, не торопясь. Первый раз было страшно, непривычно во всём, буря эмоций и сомнений не давали расслабиться, стыд заставлял тормозить, а иногда идти на попятную. Мужская гордость вопила дурным голосом, но… Рэйвен, как и в случае с первым убийством, сказал себе: «Ты сам этого хотел! Ты сам это начал!» — и гордость, сменив тональность, послушно перешла с мата тихое невнятное побулькивание, с которым уже вполне можно было мириться. Он очень хорошо запомнил боль, потому что очень хорошо хотел запомнить и то наслаждение, которое пришло, когда она отступила. Наутро он с трудом мог смотреть в глаза Сэйтану и самому себе — ох уж эта неугомонная мужская гордость! Но он был благодарен любовнику за понимание и терпение. Сэт стоически пережидал все вспышки нерешительности и раздражения партнёра, делал всё осторожно, давая возможность привыкнуть к себе. Давал шанс на побег, которым Рэйвен так и не воспользовался. Весь следующий день Стампед обдумывал произошедшее, прислушивался к ощущениям, мыслям, чувствам… пока не понял, что хочет повторения ночи. Хочет целовать не просто какого-то мужика, а именно этого! И плевать на гордость! Проходя мимо очередной сувенирной лавки, Рэйв усмехнулся, вспомнив, как паниковал Сэт, когда осознал, что новый любовник так просто его от себя не отпустит и чувства его искренни. Тени пришлось учиться доверять, а это почти невозможно, если ты вытравил эту опасную для жизни способность уже тысячу лет назад. Он буквально заставлял себя перестать подозревать Рэйвена, для него мучительным было осознание, что больше он не один. Точнее, что он не одинок. Невероятно, но притирка была недолгой. Оба были терпеливы и просто ценили время, отпущенное им, чтобы побыть вместе, и не тратили его на серьёзные ссоры. За почти полгода разлуки, из которого четыре месяца были кошмаром из изнурительного труда, голода и обитания в бараке с грязными неотесанными бывшими зэками, а ещё два с половиной — скитание по городам и весям в сборе припрятанных заначек и поиске Сэйтана, Рэйвен так и не встретил никого, к кому хотелось бы вернуться. Да он и не искал. Зачем, когда душа рвётся только к одному человеку? Ему нужна была его Тень! Спустя множество драк, из которых хоть и не всегда выходил победителем, зато с репутацией молодчика, с которым впредь лучше не связываться… Спустя нескольких домогательств богатеньких толстосумов, которым приглянулся темноволосый красавец… Спустя несчётное количество жутких ночей, проведенных в холоде и грязи временного обиталища с температурой под сорок… Спустя всё это Рэйвен хотел одного — защиты и поддержки. Он знал, что стоит только попросить и Сэт вытащит его из этого кошмара, но он принципиально выбросил подаренный телефон, чтобы не было соблазна проявить слабость. Поступи он так, то не смог бы смотреть в глаза в первую очередь самому себе. Он просто обязан был научиться жить самостоятельно в любых условиях. Жизнь, и правда, хороший учитель. Но слишком дорого берёт за свои уроки. Снег, дождь, жара, болезнь — он работал. Он не имел права сдаться. Стоило только опустить руки — и всё. Смерть. Ему было невыносимо плохо при мысли о том, что Сэт прошёл через это, будучи всего лишь ребенком, у которого для противостояния врагам не было той взрослой мужской силы и того ума, что были сейчас в распоряжении Рэйвена. Он сжимал зубы от злости на свою беспечность, на свой эгоизм и своенравие, подтолкнувшее на осуществление прихоти, жертвой которой стал Сэт. Ему очень хотелось попросить прощения у человека, который совершенно справедливо презирал его в самом начале. За глупость и незнание жизни. За то, что высмеял его. За то, что не понимал, — и только сейчас прозрел! — что чувствует человек, глядя на богатенького ублюдка, не знавшего голода, боли и холода, не ведавшего отчаяния и безнадежности, так нагло бросающего деньги на ветер, в то время как кому-то приходится по́том и кровью выбивать себе право на существование. Рэйвен в полной мере осознал это лишь тогда, когда сам, из ямы нищеты, взглянул на бездушных толстосумов. Тёмными ночами, когда свернувшись калачиком он лежал на своём грязном матраце в общем бараке, только пример Сэйтана, который не сдался, несмотря ни на что, и сохранил самого себя, не позволял ему опустить руки. Стампед искренне восхищался им, его умом и просто жизненной мудростью. Рэйвен повзрослел. Он научился ценить жизнь и деньги, а ещё он понял насколько дорог ему Сэйтан — человек, сделавший для него за несколько недель больше, чем кто бы то ни был за всю жизнь. Просто потому, что поверил. И вот тогда чётко и со всей ответственностью перед собой Рейв осознал, что Сэйтан — единственный, кто имеет для него значение. Выбравшись из своего личного ада, Рейвен, соблюдая все мыслимые и немыслимые предосторожности, отправился собирать свои, сделанные на чёрный день ещё во времена «первой» жизни, запасы. Он не забывал, что от конспирации отказываться нельзя, да и времени после его «смерти» прошло не так уж и много, поэтому потратил на это больше времени, чем рассчитывал. Зато он теперь не был «бесприданницей» и не станет для Сэта обузой! Да, всё эта же пресловутая мужская гордость! Но Рейвен иначе уже не мог. Не после переоценки своих жизненных принципов. Вот теперь можно было и возвращаться! Отыскать Сэйтана оказалось непросто. И опять на поиск ушло больше времени, чем предполагалось, а желание, наконец-то, увидеть Сэта становилось всё невыносимей. Помогла догадка о том, что Сэт наверняка поселился неподалеку от города, в котором предположительно работал Рэйвен. «Предположительно» потому, что увезли их в совершенно противоположную от предполагаемой ими сторону. Стампед никогда не забудет то ощущение безграничного счастья, что нахлынуло на него при виде дома Сэйтана. Цифровой код на двери оказался до боли сентиментальным, и воспоминания жаркой бушующей волной накрыли Рэйвена. Стоя там, на пороге, он со всей очевидностью понял, что вернулся домой. Лежа в ту ночь в объятиях человека, который его ждал, который готов был для него на всё, Рэйвен впервые за долгие месяцы спокойно уснул. Тогда у него язык не повернулся рассказать Сэйтану всю правду. Позже, много позже, в тепле его рук и нежности поцелуев он выдал всё о своих злоключениях, не услышав ни одного слова упрёка. Только тихое и ободряющее: «Всё хорошо. Ты со мной. Всё закончилось». «Но и тогда, и сейчас, — думал Рэйвен, — могу поклясться в том, что прошёл бы через тот ад хоть миллион раз, ради возможности жить вот так, рядом с…» Внутренний голос опять в нерешительности оборвал фразу — Рейвен так и не смог облечь в слова свои чувства. Он всё прекрасно осознавал, но именно эти слова не произносились даже мысленно… Тряхнув отросшим за несколько месяцев волосами, Стампед заставил себя сосредоточиться на поиске подарка. В этой предновогодней суете всё самое лучшее расхватывалось особо шустрыми на первых же неделях, а таким, как Рэйвен, протянувшим до последнего дня, из интересного доставалось только самое дорогое. Войдя в громадный гипермаркет, Стампед обречённо вздохнул: он терпеть не мог ходьбы по магазинам — особенно в такой толпе. «Но чего не сделаешь для…» Рэйв досадливо крякнул, когда в него врезалась гружёная сумками дама, и просочился сквозь толпу в сувенирную лавку. Хихикнул себе под нос от мысли подойти к продавщице с вопросом: «Не подскажите, что можно подарить на Новый год бывшему убийце, который за годы усердной работы сколотил себе такое состояние, что может купить всё?» По правде сказать, оба состояния они старались не трогать, и пока зарабатывали ремонтом и реставрацией авто в своём небольшом двухэтажном домике, первый этаж которого Сэт отвёл под мастерскую. Собственно ремонтом занимался Сэт, а Стампед, когда дело не касалось бухгалтерии, которую он, с полным правом, взял на себя, выполнял в основном эстетическую функцию, включаясь на режим «принеси-подай». Рэйвен оглядел полки. Сплошная пошлость и безвкусица. В отделе мужской одежды он тоже не нашёл ничего подходящего. Все эти трусы, носки, шарфы, рубашки он и так покупал ему чуть ли не каждую неделю, ибо Сэт обладал полнейшим безразличием к моде, а Рэйвену нравилось видеть своего любовника в стильной одежде, а не в чёрных тонах излюбленных джинсов и рубашки. Хотелось чего-то особенного. Такого, что принесёт настоящую радость. Чего он не мог себе позволить в той жизни? Пройдя мимо очередного павильона, Рэйвен внезапно затормозил и, вернувшись на три шага назад, уставился на витрину. На его лице расползлась широкая улыбка. Спустя четыре часа и миллион убитых нервных клеток, с трофеем подмышкой, Рэйвен вынырнул из адского здания торгового центра и чуть не подпрыгнул от неожиданности. — Я уж думал, тебя там затоптали, — бросая в урну недокуренную сигарету, сообщил Сэт. — Какого лешего ты тут забыл?! — недовольно прищурился Рэйвен, безуспешно пряча подарок за спину. Сэйтан тепло улыбнулся и, щёлкнув его по носу забытыми им же чёрными шерстяными перчатками, лукаво сверкнул изумрудной зеленью глаз. — Да вот думал остановить тебя от покупки мне в подарок очередной тряпки… — он бросил взгляд ему за спину и хихикнул. — Но из любопытства решил не вмешиваться в процесс сшибания сугробов. Рэйвен обиженно фыркнул, но не мог скрыть от самого себя радость от такой заботы. — Вот и шёл бы домой! — тем не менее проворчал он. — Я побоялся за сохранность столбов. Подумал, что лучше я уж рядом побуду, если что, за капюшон хоть поймаю. Стампед откровенно смутился, начиная думать, что его мужчина научился мысли читать. Сэт вздохнул. — Пошли домой, Локи. — От того, каким тоном он звал его этим прозвищем, в душе Рэйвена всегда разливалось тепло. — И дай сюда мне мой подарок, а то его скоро надо будет спасать от обморожения! Рэйвен со смехом протянул тряпичную переноску, в которой жалобно мяукал чёрный зеленоглазый котёнок. Сэйтан достал пушистый комок из сумки и засунул себе под куртку. — Я его Шадоу назвал, — самодовольно поведал счастливый Рэйвен, натягивая перчатки. — Это, вообще-то, мой подарок! — насупился Сэт. — Почему ты его назвал? — Ну, попробуй придумать что-то получше. — Чем тебе Барсик не угодил? — Фу! — Ну, может, Крайслер? — Ты кота машиной звать будешь?! Сэт звонко рассмеялся. — А, может, просто Киса? — Иди к чёрту! — В одно слово? Не плохо звучит… Как тебе, Идикчёрту?.. — Сэйтан вопросительно заглянул за пазуху. — СЭТ!.. На самом деле Рэйвен и сам уже не мог сдержать смеха, радостного и искреннего, от вида счастливой улыбки… лю… — Я люблю тебя… — неожиданно выдохнул Рейв, и как-то сразу стало ясно, что после непростой борьбы с самим собой он теперь полностью уверен, потому и сказал. — Вот так, на улице? — не отрывая глаз от котёнка, обыденно поинтересовался Сэйтан. От услышанного внутри него взорвались салюты, даже в глазах на мгновенье потемнело, но почему-то вдруг захотелось отомстить за то ехидное «Я тоже тебя люблю», прозвучавшее когда-то на кухне. Да, возможно, это мелко, но… Рэйв медленно поднял капюшон и надвинул его на самый нос, стараясь скрыть совсем не от мороза разрумянившиеся щёки. — Нет, ну, правда, Локи, — не унимался Сэт, насмешливо глядя уже на Рейва, — а как же цветы? Свечи? — и всё-таки рассмеялся. — Сволочь, — сердито буркнул капюшон, и Рейв ускорил шаг, стараясь обогнать неблагодарного. Сэт, не переставая хохотать, поспешил следом, но попытки извиниться так и не сделал. Всю дорогу до остановки общественного транспорта, в автобусе и по пути к дому, Рэйвен старательно делал вид, что незнаком с ехидно ухмыляющимся субъектом, преследующим его попятам. Не переставая улыбаться, Сэйтан чуть поотстал у самого дома, давая сконфуженному любовнику войти первым. Дверь хлопнула с такой силой, что только косяк не вынесла, оставив бывшего убийцу дожидаться прощения на пороге. Через секунду из-за чудом выжившей двери донеслось обалдевшее и приглушённое чем-то, возможно, ладонью: «ТВОЮ Ж…» — и, не с первого раза справившись с заклинившей от неласкового обращения дверью, в проёме показался ошалевший Рэйв, плохо скрывающий радость. — Нет, ну ты серьёзно?!.. — выдохнул он, указывая пальцем на обёрнутые красной атласной лентой ключи от Вentley New Сontinental GT Speed. Сэт скопировал самодовольную ухмылку, так часто появлявшуюся на лице его партнёра, и деловито прошёл внутрь. Рэйвен на негнущихся ногах последовал за ним, явно на автомате прикрыв за собой дверь. — Сэт?.. — нерешительно позвал Рэйвен, горящими глазами глядя на машину. Бывший убийца безразлично пожал плечами, поглаживая котёнка между ушами. — Мы же собирались поехать на море, вот я и нашёл, на чём ты нас повезёшь… Рэйвен покачал головой: — Ты хоть в курсе, сколько она стоит?! Сэт закатил глаза: — Ну разумеется! Я же её покупал! — На своё имя взял? — Как же ещё?! Оно же не мелькало в криминальных хрониках! Ради приличия подстраховался долгосрочным кредитом, чтобы не сверкать единовременным взносом. Рэйвен с сомнением смотрел на партнёра. — Тебе, что, не нравится? — нетерпеливо спросил Сэйтан. Рэйвен развёл руками, но так и не смог ничего произнести. Сэт подошёл к все ещё сомневающемуся Стампеду и поцеловал в губы: — Ты же не единственный тут, кто пытается сделать любимого счастливым… Рэйвен с улыбкой опустил глаза в пол. — Да, я тоже тебя люблю, — услышал он тихий бархатный баритон у самого своего уха. — Давай устроим Шадоу где-нибудь наверху, в комнате, потом накроем стол, я напялю какую-нибудь подаренную тобой дорогущую хрень, встретим Новый год и… — …я выскажу всё, что о тебе думаю. — Согласен. Как угодно… где угодно… и в какой угодно позе!