Кома

«Охота за Красным Джоном всегда была приоритетна для Патрика Джейна. Не раз, и даже не два я просила его остановиться или хотя бы притормозить. Но его одержимость местью была сильнее любого довода, что я была в состоянии отыскать. Однажды, как мне казалось, я смогла привести довод, который если не перевесил чашу весов, то смог поколебать уверенность Джейна в необходимости мстить. Но все рухнуло в тот момент, когда я сама попала в ловушку Красного Джона. Быть может, если бы я не оказалась в том доме с кровавым смайликом на лице, Патрик дал бы себе шанс на нормальную жизнь. Но он не сделал этого. В тот миг, когда я пришла в себя в больнице и увидела его лицо, я поняла – одержимость Джейна вернулась, удвоенная, утроенная или даже усиленная во сто крат. И в тот момент я еще не понимала, как больно мне будет осознавать, что этот человек предпочтет месть надежде».

Из книги «Тигр, тигр...» от Р.К & Р.К.

Тереза лежала в гостевой спальне дома Ричарда Касла, немигающим взглядом уставившись на детскую кроватку, стоявшую тут же. Габриэль спал в позе морской звезды, широко раскинув руки и ноги. Казалось, что его ужасающие события нисколько не смутили. Он любил и знал с первых своих дней всех Каслов, Кейт и Рика – своих крестных родителей – особенно любил, поэтому переезд в столь обожаемый им дом, где на каждом углу встречалось что-то интересное, не мог не отвлечь малыша от взрыва, свидетелем которого он стал. Но вот Тереза так легко забыть о событиях последних суток забыть не могла. Поэтому она лежала на животе, подложив под голову подушку и накрыв ноги одеялом, сверлила взглядом стену и была не в силах прикрыть воспаленные от бессонницы глаза. Мысли кружились вокруг взрыва, то и дело возвращаясь к возвращению в Америку и её жизнь человека, которого она любила и ненавидела до боли в зубах. Тяжело вздохнув, она уткнулась носом в подушку и все-таки попыталась заснуть. Но сон не шел, держать глаза закрытыми было невыносимо, а лунная дорожка на ковре пробуждала воспоминания… Свет с трудом пробивается сквозь немытое окно мансарды, но все же ему удается высекать искры из осколков диска, который пару часов назад так безжалостно уничтожил Патрик Джейн. Они сидели здесь уже несколько часов, и Тереза все никак не могла отойти от шока, вызванного видео-посланием. Она зябко ежилась, смотря на семь фотографий на краю стола, и изредка кидала взгляд на темную фигуру, стоящую на крыше. Патрик Джейн снова уходил в себя, закрывался, отодвигал её в сторону, но Тереза все смотрела на его силуэт, не имея ни желания, ни возможности отступить. Она никак не могла забыть слова, которые ей сказал мистер Раскин: «Вы влюблены в него». Какая ирония, что озвучил то, что много лет так тщательно скрывала Лисбон, именно он, отец первой жены Джейна. Тереза вздрогнула от воспоминаний об Анджеле и её отце. Патрик с трудом переживал очередной удар Красного Джона, а она ударялась в меланхолию, совершенно не думая о поисках маньяка. Из задумчивости её вывел хорошо знакомый голос: - Я тоже об этом думаю. Голос Патрика прозвучал как-то слишком печально, почти надрывно. Но в тоже время в нем чувствовалось какое-то облегчение, словно он решил задачу, которая так долго не давалась его блестящему уму. - О чем? – взяв себя в руки, ответила Тереза. Она скользила взглядом по кудрям Джейна, абсолютный беспорядок которых подсвечивала луна, медленно ласкала взглядом контур его профиля. Он смотрел куда-то поверх крыш, подставлял лицо лунному свету и расправлял грудь, словно хотел вдохнуть свежего, морского воздуха. - О том, что сказал старик Раскин, - Патрик резко оборачивается и протягивает руку в приглашающем жесте. - Он слишком много говорил, - Тереза присоединяется к нему на крыше, вкладывает руку в его раскрытую ладонь и оказывается неожиданно крепкой прижатой к его телу. Полувздох-полувсхлип вырывается из груди Джейна, и он с еще большей силой притягивает женщину в свои объятья. Тереза утыкается носом в его рубашку, вдыхая мужской аромат, не перебиваемый туалетной водой, и как-то неуверенно обнимая его в ответ. - Мы поймаем его, - утешительно произносит она, хотя уверенности в её голосе не хватает даже для того, чтобы поверить в это самой. – Обязательно поймаем. - Но дождешься ли ты? – неожиданно спрашивает Патрик, не выпуская её из своих объятий. – И хватит ли меня? Тереза молчит, не в силах быстро придумать достойный ответ. Но этого и не требуется, потому что в следующий миг Джейн поднимает её за подбородок, закрывает глаза, словно боясь встретиться с ней взглядом, и наклоняется к её распахнутым в удивлении губам. Сухие, потрескавшиеся губы накрывают её мягкие и тонкие, чуть влажные, с привкусом крепкого черного кофе. Он не торопится, давая ей возможность сбежать или прекратить, даже в тайне надеясь, что в следующую секунду её маленький, но крепкий кулачек встретится с его носом. Но этого не происходит. Тереза просто замирает, а потом неуверенно, почти боязливо отвечает на поцелуй. В этом первом для них поцелуе сливаются вкусы кофе и чая, отчаяния и надежды, страха и огромной смелости. Он длится несколько секунд, но для них проходит вечность. Вечность, за которую они успевают перейти тонкую грань между дружбой и чем-то, что не имеет названия. Наконец, Джейн отрывается от губ Терезы и распахивает глаза, стараясь прочитать в зеленых озерах, почти полностью скрытых за черными точками расширенных зрачков, ответ на невысказанный вопрос. Видимо, ответ ему нравится, потому что следующий поцелуй жаден и напорист, он искусен настолько, что Тереза мгновенно откликается, откинув в сторону сомнения. Её руки скользят по обтянутой жилеткой спине, останавливаясь на плечах. Она изгибается дугой и привстает на носочки в желании почувствовать его как можно ближе. И уже плевать на Красного Джона, плевать на постоянно грозящую им опасность, плевать даже на то, что у них нет будущего. Ей хочется только одного – чтобы этот момент не заканчивался. Одинокая слезинка сползает по щеке Терезы, но мужские губы перехватывают её на половине пути. Лисбон судорожно вздыхает, не зная, чего ожидать в следующую минуту, но не в силах остановить сладкую муку. Патрик скользит руками по её изгибам, покрывает поцелуями щеки и спускается по шее, опаляя нежную кожу судорожным, горячим дыханием. От воспоминаний о той ночи и еще десятке последующих привычно сводит судорогой низ живота, и Тереза зло стонет в подушку, закусывая губу. Она никогда и никому не рассказывала про эти ночи в старой, наполненной пылью и тяжестью раздумий мансарде, но противиться воспоминаниям иногда становилось слишком тяжело. Каждый раз, когда он открывал тяжелую металлическую дверь, каждый раз, когда она переступала порог его обиталища, они понимали, чем закончится этот визит. Он мягко вдавливал её в матрас, насквозь пропитанный его неповторимым запахом. Она с невообразимой скоростью расстегивала пуговицы его костюма, также проворно скидывая с себя куртку и брюки. Он целовал её с нежностью и бережностью, словно она была редкой фарфоровой вазой с потрясающими, совершенными изгибами. Она с необыкновенной страстью, которую не мог обуздать ни один её прошлый любовник, отдавалась ему, растворяясь в этой эйфории без остатка. Он доводил её до пика, раз за разом ощущая невообразимую легкость, появляющуюся в голове, от зрелища её закусанных в экстазе губ. Она каждый раз спрашивала себя, действительно ли ему так хорошо с ней. Она никогда не оставалась с ним дольше, чем на несколько часов. Чаще всего она уходила как только в глазах прекращал плескаться расплавленный огонь, а с щек спадал лихорадочный румянец. И чаще всего она дарила ему перед уходом легкий, наполненный какой-то странной горечью, поцелуй, всматривалась в глаза в поисках подсказки, но не находила ничего, кроме сожаления и ободрения. Тереза никогда не слышала от него признания в любви, но и не хотела этого. Слишком свежа была память о том, как Джейн отказался от своих слов во время операции в Лас-Вегасе. Достаточно было наполненного любовью взгляда, нежных поцелуев, неизменно перерастающих в горизонтальный танец обнаженных тел, и объятий, в которых он держал её после того, как пожирающий огонь утихал, становясь тихим и ровным пламенем костра. Но один случай, ошибка, совершенная из-за самоуверенности и злости, изменили все. Кровавые смайлики смотрели на неё отовсюду, подмигивая и наводя небывалый страх. Она не могла кричать, не могла позвать на помощь. Она просто смотрела, распахнув в шоке глаза, не в силах сдвинуться с места. Она обводила взглядом мертвых членов своей команды, лежащих в лужах крови, не в состоянии поверить, что это произошло на самом деле. С трудом вынырнув из кошмара, Тереза оказалась в теплых, надежных объятиях Патрика. С всхлипом, она прижалась к его груди, даже забыв о ссоре, которая разгорелась между ними накануне. - Тише, тише, - Джейн поглаживал её по спине, давая время успокоиться и придти в себя. – Все хорошо. Как только Тереза немного пришла в себя, он снова сел на стоящий рядом с больничной койкой стул. - Почему он не тронул меня? – словно не в силах поверить в то, что осталась жива, спросила Тереза. - Он не хотел тебя убивать, - ответил Патрик, отводя взгляд. – Он позвонил мне, сказал, что ты умрешь последней, продлевая мою агонию. Тяжело сглотнув, он продолжил: - Он оставил у тебя на лице смайлик. Послание, что ты уже в его списке. Тереза смотрела на него, пытаясь переварить сказанное, предчувствуя беду. Из последних сил, она надеялась на то, что предчувствие обманывает её, посылая неверные сигналы. - Это все зашло слишком далеко, - продолжил Джейн. – Я действительно думал, что у меня получится дать нам шанс, но это не выходит. С этого дня, с этой минуты мы возвращаемся к тому, что было между нами столько лет. Никаких визитов в мансарду. Отныне она для тебя закрыта, как и я. С этими словами он встал со стула, намереваясь уйти. Джейн словно не замечал скатывающихся по бледным щекам Терезы бисеринок слез, её затравленного, не понимающего взгляда, сжатых в кулаки рук. Он принял решение, разбивающее ей сердце, руководствуясь своим неизменным принципом – месть превыше всего. Лисбон понимала, что этот шаг Патрик делает в инстинктивном желании защитить её, уберечь, но от этого вкус ползущих по щекам капель не становился слаще. Она окрикнула его, пытаясь остановить, он обернулся, а в его глазах была стальная решимость. Произнесенные им в следующую секунду слова ударили её хуже хлыста, заставляя отшатнуться. - Врачи выяснили, что ты беременна. Срок еще маленький, поэтому будет лучше, если ты избавишься от ребенка немедленно. Тереза снова вспомнила эти слова, брошенные настолько безразличным, холодным тоном, словно они были сказаны только вчера. Но прошло уже больше года, её Габриэль тихонько посапывал в кроватке, переворачиваясь на бок во сне, даже не представляя того, как жесток был в тот момент его отец. С того разговора, что произошел между ними в больнице, она не обменялась с Патриком и словом на тему ребенка или их отношений. Срок был маленький, в больнице она записи о своей беременности изъяла, а на работе никого в известность не поставила. Страх, сковывающий её сердце от одной только мысли о рождении ребенка, незаметно уступил место упрямству и уверенности, что она со всем этим справится. С Джейном или без него. Патрик же продолжал охоту на Красного Джона, словно сорвавшись с цепи. Он был словно охотничий пес, почувствовавший кровь и идущий по этому четкому следу. Он снова лежал на диване, пил чай, исчезал в мансарде, вот только Тереза больше не навещала его там. Она ждала, что он сам заговорит о ребенке, но это произошло только в ту встречу в парке, когда он попросил у неё оружие. Она просила его не делать этого, уговаривала дать закончить все группе Эббота. Просила выбрать между местью и надеждой второе. Но он был непреклонен. Грубые слова, сказанные им в парке, снова всплыли в голове женщины, заставив зажмурить глаза, чтобы подавить слезы. - Не делай этого, Патрик! – Тереза почти кричала, хотя понимала, что все уже решено. – Подумай хотя бы о ребенке. - Я не буду ему отцом, Тереза, - он грустно улыбнулся, пряча пистолет за пояс брюк. – Ты сделала ошибку, не последовав моему совету. Вполне возможно, если бы не странное сочувствие Эббота и его доверие, Тереза бы не успела, и Патрик Джейн свершил свою месть. Но она успела. Лисбон ворвалась в церковь именно в тот момент, когда МакАлистер уже выстрелил в Бертрама. Её выстрел прозвучал всего на секунду позже выстрела Патрика. Но не зря она была одной из лучших в КБР по огневой подготовке, именно её пуля убила Красного Джона, навсегда заставив замолчать неуловимого маньяка. Но именно этот факт, казалось, заставил Патрика возненавидеть её. Когда приехала оперативная группа, Джейн не просто кричал на Лисбон, он был готов ударить её. А она смотрела на него со странной пустотой во взгляде, не отвечая ни на одну грубость, сказанную им. Она ничего не сказала и в тот миг, когда он ушел из церкви, не оборачиваясь ни на окрики Эббота, ни на голос Чо, ни на возмущение Ригсби. Он просто ушел, а после исчез из страны и жизни Лисбон, оставив её наедине со всем кошмаром, разом обрушившимся на её плечи. Не в силах больше выносить пытку собственной памятью, Тереза поднялась с кровати и, накрыв сына одеялом, покинула спальню. Как можно тише она проскользнула в гостиную, намереваясь выпить стакан воды и заняться работой. - Тоже не спишь? – голос Кейт, донесшийся с дивана, заставил Терезу вздрогнуть, но она тут же растянула губы в грустно-ироничной улыбке. - Не у меня одной бессонница, - Лисбон опустилась на диван, как и Беккет, принимаясь разглядывать противоположную стену. – Я бы сейчас убила за чашку кофе. - И это ты говоришь мне? – ухмыльнулась Кейт. Для двух кофеманов, не представляющих своей жизни без терпкого, обжигающего язык напитка, беременность и жесткий запрет на кофе стали огромным испытанием. И если Терезе пришлось немногим легче – она просто всю беременность не переносила этого запаха, то Кейт могла убить только за то, чтобы ощутить божественный аромат кофейных зерен. Только вот одна незадача – от самого вкуса напитка её неизменно выворачивало наизнанку. Жуткий токсикоз успокаивал только травяной чай с лимоном, от одного вида которого Кейт передергивало. Кофе неизменно вызывал воспоминания, горькие для обеих женщин. Беккет он напоминал о Рике, утренних посиделках за чашкой ароматного напитка, кофемашине в отделе, ароматном каппучино, на котором Рик сам рисовал замысловатые узоры. Терезе он напоминал о постоянном ворчании Патрика, буднях в отделе особо тяжких преступлений КБР, вечерах, посвященных составлению отчетов и попыток отбиться от обвинений и жалоб в адрес невыносимого консультанта. Сейчас, каждое из этих воспоминаний причиняло боль, выворачивая душу наизнанку. Каждое из них, будь оно грустным или счастливым, напоминало о том, чего нет и уже, может быть, никогда не будет. И от этого сердце разрывалось, измельчалось в крошку, словно его, подобно зернам кофе, перемалывала кофемолка. - Если ты сейчас предложишь мне чай, я тебя убью, - предупредила Кейт, наблюдая за тем, как Тереза направилась на кухню. - Это будет взаимно, - буркнула Тереза, доставая из холодильника молоко. – Ты знаешь мое отношение к чаю, так что лучше сделаю молоко с медом и мускатным орехом. Мне помогало уснуть, а это тебе точно не помешает. - Как ты справляешься с этим? – поинтересовалась Кейт, внимательно разглядывая силуэт Лисбон. - С невозможностью пить кофе я и сейчас справляюсь с трудом, - Габриэль абсолютно не переносил кофе, и Тереза, пока не стремящаяся полностью исключить грудное вскармливание, мужественно терпела отсутствие любимого напитка в своем рационе. - Я про другое, - Кейт приняла из рук Терезы стакан с молоком, делая первый, пробный глоток. - Я справлюсь, Кейт, - Тереза опустила глаза, избегая пристального взгляда золотистых глаз Беккет. – Справлюсь.