Кома

«Мы все учимся сдерживать свои эмоции. Боль, гнев, сожаление, обида – они не должны контролировать наши действия. И я никогда не думала, что справляться с этим бывает так сложно, как в тот день, когда следствие по делу Томаса МакАлистера было закончено. Казалось, все мы – жертвы, их родственники, агенты КБР и ФБР, все жители Калифорнии – должны были глубоко вздохнуть и улыбнуться. Но этого не произошло. И когда я рассказала об этом феномене Ричарду Каслу, он попросил меня сделать этот глубокий вздох и рассказать ему обо всем, что пришло ко мне в голову в этот момент. Из этого вздоха-рассказа родилась эта книга. Она не о том, кем был Кровавый Джон. Она об эмоциях, которые мы скрывали и продолжаем скрывать в своих душах. И когда вы дойдете до последней страницы, мы надеемся,что вы выдохнете и улыбнетесь, потому что так и должно быть».

Из книги «Тигр, тигр...» от Р.К & Р.К.

Ты ничего не чувствуешь. Ты ничего не чувствуешь. Ты ничего не чувствуешь. Она повторяла эту мантру про себя все те двадцать шагов, которые ей пришлось пройти от кабинета до комнаты отдыха. Она месяцами, годами училась контролировать свои эмоции, потому что ненавидела то ощущение, когда Патрик влезал ей в голову. И сейчас единственное, на что она могла рассчитывать в этой более чем неоднозначной ситуации – это её хваленый самоконтроль. Но даже он не помог ей в тот момент, когда она преодолела последние шаги и замерла на пороге комнаты отдыха. Ее захлестнуло. Это было единственное слово, которым Тереза Лисбон могла описать свое истинное состояние. Все эмоции, которые она подавляла в себе больше года одновременно захлестнули её. Она снова сконцентрировалась на волшебных словах, но они не принесли облегчения. Сколько бы ни твердила она сама себе, что у нее не осталось чувств к Патрику Джейну, она понимала, что это ложь. Она чувствовала. Чувствовала боль, ненависть, разочарование, жалость. Но под всем этим, все еще была жива любовь. И именно за это Тереза больше всего ненавидела и Джейна, и саму себя. Недаром Марта Роджерс, мать Ричарда, говорила: «Любовь - не выключатель. Её нельзя просто выключить и оставить позади». Собравшись с духом, Тереза преодолела порог и зашла в комнату. Джейн не замечал ее, пока она не подошла вплотную, слишком поглощенный Габриэлем, продолжавшим безмятежно спать у него на руках, и это подействовало на нее гораздо сильнее, намного сильнее, чем раньше, когда она наблюдала за ними через окно своего кабинета. Когда-то она мечтала об этой картине, видела подобные сны, а затем просыпалась в слезах, потому что Джейна не было рядом. И вот сейчас он здесь, и все подавляемые на протяжении года эмоции рвутся наружу, разрывая внутренние барьеры. Моментально возненавидев себя за слабость, Тереза скрипнула зубами, беря себя в руки и напоминая себе, что у нее есть только десять минут, а Колин уже ждет ее снаружи. Кажется, напоминание о новом мужчине в её жизни, надежном, уверенном в себе и без обручального кольца на пальце подействовало, потому что дышать стало немного легче. - Джейн, - его имя скатилось с языка так, словно не было последнего года отчуждения, голос не подвел, и уже от этого можно было бы возликовать, но Тереза не торопилась. Слишком часто она произносила его имя, чтобы можно было забыть, как оно слетает с языка, как привычно ласкает слух и как рыдания с его именем заглушает подушка, потому что Джейн - это её проклятье и, как бы она не отрицала это, её спасенье. Патрик вздрогнул, отрывая взгляд от лица спящего мальчика. - Здравствуй, Тереза. Она предпочла сделать вид, что не заметила секундную дрожь, промелькнувшую в его голосе, ведь так просто было сделать вид, что ей всего лишь показалось. В конце концов, с Патриком Джейном ничего не могло быть правдой. Габриэль завозился на его руках, нахмурив бровки, и Тереза инстинктивно вытянула руки вперёд. Поняв все без слов, Патрик протянул ей ребёнка, мимолетно проведя большим пальцем по лбу сына, прежде чем отстраниться. Габриэль довольно причмокнул, все так же не открывая глаз. Он выглядел настолько умиротворенным, счастливым, что сердце Джейна сжалось от очередного болезненного спазма. Ему было необходимо снова воздвигнуть барьеры, остаться безучастным, спокойным, потому что в другом случае он не сможет снова покинуть их. Он не сможет снова сесть на самолет и улететь на другой континент, потому что барьеры, с трудом установленные им год назад, рушились, сметались и оставались погребенными под толщей любви, которую пробуждали в нем голубые глаза сына. У Лисбон заклокотало в горле. Как же она ненавидела Уолкера, из-за которого Джейн вернулся в её жизнь. Как же она ненавидела самого Патрика, который посмел разрушить её с таким трудом налаженную жизнь. И как же она ненавидела себя за то, что продолжала любить Патрика Джейна. С трудом заставив себя расслабиться, чтобы окончательно не разбудить малыша, и собрав в кулак все свое мужество, она снова подняла взгляд на Джейна. Он горько улыбался, смотря на нее, пытаясь натянуть свою обычную маску фальшивой беззаботности и с треском проваливаясь. Что ж, Лисбон было приятно осознавать, что нашлось хоть что-то, способное поколебать Патрика Джейна настолько, что он не может скрыть своих эмоций. - У меня мало времени, давай сразу к делу, - она поблагодарила Бога за то, что ее голос звучал так твердо, потому что единственной опорой, продолжавшей держать ее на месте не давая рассыпаться на маленькие кусочки, был Габриэль. Только ради него она была готова зайти так далеко, причинить себе невообразимое количество боли и все же не умереть. - Настолько меня ненавидишь, что даже не хочешь со мной разговаривать? - горько пошутил Патрик, понимая, насколько мало шутки содержится в его словах. Тереза действительно не хотела с ним разговаривать, она с трудом превозмогала себя, буквально переламывала свою гордость, но именно это ей всегда и удавалось. Удавалось поставить интересы других, родных, близких или просто хороших людей выше своих собственных желаний. Джейн видел и золотые искры в её глазах, и нервно подергивающиеся пальцы, и даже то, что она забылась и выпила за день уже две чашки кофе. Она ненавидела его, и Джейн не винил её за это, потому что и сам ненавидел себя. - Мне кажется, это риторический вопрос, - решила не отпираться Лисбон. - Я до сих пор готова пристрелить Чо, за то, что он притащил тебя сюда. - Что ж, могу сказать только то, что я заслужил это, - Джейну все же удалось взять под контроль эмоции, и он снова казался спокойным и немного самоуверенным. Словно и не было нескольких последних минут, наполненных болью и ненавистью – одной на двоих, - Патрик подошел к раковине, ополоснул первую попавшуюся чашку и щелкнул кнопкой включения электрического чайника. Не смотря на всю показную мягкость и сосредоточенность действий бывшего консультанта, Лисбон прекрасно понимала, что приготовление чая для него лишь такой же способ взять под контроль нежелательные эмоции, как для неё вцепиться мертвой хваткой в сына. Ей показалось, что она вернулась на пару лет назад. В те времена, когда у нее все еще была надежда. Сколько раз она видела подобное выражение лица? Сколько раз наблюдала за движением длинных пальцев, заваривающих очередную чашку чая? Тысячи, сотни тысяч раз. Тереза думала, что ее ребра в любой момент могут треснуть под напором душивших ее эмоций, и осколками разорвать ее изнутри, но проигнорировала то, насколько сломленным был его взгляд. Как бы ей не хотелось подойти к нему, утешить, заверить, что все будет хорошо, она не могла врать. Живое доказательство тому, что ошибки совершены и забыть их нельзя, лежало у неё на руках. Ради своего сына она могла вытерпеть и не такую боль. - У меня действительно мало времени, Джейн. Меня уже ждут, я обещала Беккет приехать пораньше, - посмотрев сквозь стеклянную перегородку на свой отдел и поймав нескольких агентов за попыткой скрыть любопытные взгляды в сторону разворачивающейся в комнате отдыха сцены – сарафанное радио работало на ура, особенно если это касалось личной жизни шефа - Лисбон вздохнула и предложила: - Пойдем в кабинет. Её начинало трясти и она ничего не могла с этим поделать. Ей нужно было сесть. Она ненавидела себя за это, но ей нужно было сесть. Иначе она могла разбудить Габриэля и без слов рассказать Патрику Джейну все то, о чем пообещала себе молчать. Словно прочитав её мысли, консультант подхватил чашку с только что заваренным чаем и последовал за Лисбон, держась чуть позади. Раньше он имел право на мимолетные прикосновения, столь необходимые и желанные. Он невзначай касался её волос, спины или ладони. Он мог обнимать её, с удовольствием вдыхая её нежный, чуть уловимый аромат. Какое-то время он даже позволял себе наслаждаться её телом, прикасаясь к ней самым интимным из возможных способов. Но сейчас он не имел на это права, и от того, что кончики пальцев покалывало от желания коснуться её кожи, его выворачивало наизнанку, доводя практически до точки, за которой мир прекращал существовать. Едва оказавшись в иллюзорной безопасности офиса, Патрик прикрыл дверь и устремил испытующий взгляд на Терезу. Сама просьба о разговоре не выглядела необычной для этой ситуации, но то, как Лисбон себя вела, наводило его на мысль о том, что разговор пойдет не о сыне, и даже не о них самих. Лисбон села на диван, благодаря свою выдержку за то, что ноги не отказались держать её раньше, и медленно укачивая сына в своих объятиях. Она тихо что-то напевала, Джейн не мог расслышать что именно, но был уверен, что это что-то из репертуара Бон Джови. Это почти заставило его улыбнуться, но он тут же почувствовал себя вуайеристом, который подсматривает за тем, что ему видеть никак не дозволено. Он сжал руки в кулаки, до крови впиваясь ногтями в ладони и смаргивая цветастую радугу перед глазами. - Что произошло, Тереза? – тихо, чтобы не выдать появившейся в голосе хрипоты, спросил Патрик, снова называя её по имени, но она казалось, не заметила этого, слишком сосредоточившись на сыне. - Уолкер, - с нотками гнева коротко произнесла Лисбон. - Он навестил меня сегодня, когда я гуляла с сыном в парке. Собственно, это одна из главных причин, по которой я сегодня приехала сюда. При воспоминании об этом по ее позвоночнику пробежала ледяная волна, но она не могла не заметить в одночасье переменившееся выражение лица Джейна. Патрику показалось, что весь мир мгновенно вспыхнул белым пламенем, гнев разрастался в нем прямо пропорционально ужасу от осознания того, что Терезу и их сына могло сегодня не стать. Мысли метались, а чашка задрожала в руках. Несколько капель кипятка попало на кожу, и боль мгновенно очистила его разум, позволяя вернуться к тому, что он умел лучше всего. - И что ему было нужно? – взяв себя в руки, спросил Патрик. - То же, что и раньше, я думаю, - выдавая свое раздражение, дернула плечами Лисбон, спина мгновенно отозвалась саднящей болью, напомнив о нетронутом бутыльке обезболивающих, валяющемся где-то в сумке. - Просто он ещё более четко выразил свою позицию. Мы с Эбботом решили пока не распространяться об этом, знает только он, Чо, Хант и ты. Уолкер слишком умен и не угрожает напрямую, поэтому предъявить ему что-то конкретное мы не можем. Тереза рассказала Джейну обо всем, что случилось в парке, стараясь держаться как можно спокойней, профессиональней, отрешенней, но, то, как она неотрывно смотрела на Габриэля во время разговора, как крепко прижимала его к груди и неотрывно теребила уголок детского одеяла, даже не замечая этого, буквально кричало об обуревавших её эмоциях. У Джейна потемнело в глазах. Ему показалось, что весь кислород выкачали из комнаты, и он задыхается. На миг перед глазами мелькнул образ другой семьи. Семьи, которую не смог защитить, которую он потерял из-за собственной глупости и тщеславия. Нет. Он не мог пройти через это еще раз. Он просто не мог допустить этого. И он этого не допустит. На что бы не пришлось пойти, какие бы шаги не пришлось предпринять и сколько бы законов не пришлось преступить, он не допустит этого. Уолкер окажется за решеткой. А если нет… всегда есть другие варианты. - Тереза, - его голос был полон опасной твердости, и Лисбон вздрогнула. Именно таким голосом Патрик Джейн говорил раньше о нем, о Красном Джоне. - Тереза, посмотри на меня. Она подчинилась, продолжая баюкать малыша. В ее зеленых глазах была странная смесь печали, страха и устремленности. Она боялась, безумно боялась, но была уверена в том, что поступает правильно. Она знала, что сможет посадить Уолкера, сможет припереть его к стенке и обеспечить ему одиночную камеру до конца жизни. Но сейчас она могла думать только об одном. Все её мысли занимал только Габриэль. - Он не притронется к вам, - уверенно проговорил Джейн, борясь с желанием обхватить её за плечи и прижать к себе. Вместо этого он присел на корточки перед диваном и сжал её холодную руку. – Он не сможет причинить вам боль. Ни тебе, ни Габриэлю. Я обещаю. Губы Лисбон тронула полная горечи улыбка. - Ты даже не представляешь, как я хочу тебе верить.