Может, мы омеги?

      Прекрасная в своём белоснежном подвенечном платье, с бледно-оранжевой копной волос, убранных в изящную причёску, с радостными искорками во влюблённых карих глазах – именно такой – идеальной – она запомнилась ему пять лет назад, на их свадьбе. С Гартом.       Кто же сомневался, что Кейт выберет сына богатого нефтяного магната (мистер Уэст* и мистер Ист**, между прочим, ещё до рождения детей заключили контракт на слияние двух самых перспективных предприятий после свадьбы потомства друг на друге), а не простого продавца из музыкального магазина? Только Хамфри и сомневался.       Поэтому продолжает там же работать, каждый вечер ходит в бар, чтобы выпить пару-тройку стаканов крепкого виски с друзьями или без – не столь важно, и засыпает в своей однушке на краю города, с головой зарывшись в давно утратившие тепло и просто дотлевающие воспоминания.       Великолепный в своём выглаженном смокинге, с зачёсанными назад непослушными грананово-каштановыми волосами, с уверенностью в зелёных, отливающих бирюзой счастья глазах – именно таким – идеальным – он запомнился ей пять лет назад, на их свадьбе. С Кейт.       Лили всегда была блёклой невидимкой по сравнению с яркой сестрой (она вовсе не была обделена вниманием родителей, нет; просто у старшей дочери с рождения предопределена судьба, и главным приоритетом стало подтолкнуть её к этой судьбе). С чего она вдруг поверила, что модель парусного фрегата променяют на неумело склеенный бумажный кораблик? Да и смеялся Гарт над её шутками, наверное, только потому, что она выглядела полной дурой. Или просто жалел. И неизвестно ещё, что хуже. Обидно, конечно, было. До искусанных в кровь губ, до сорванного голоса, до обезвоживания от рыданий.       Но мисс Уэст теперь красит и без того длинные ресницы тушью, скоро выкупит собственную квартиру близ центра и постоянно опаздывает, сконфуженно поправляя сбившуюся на глаза чёлку.       Когда Лили встречает Хамфри, она удивлённо оглядывает его, будто не узнавая, а потом, ничего не говоря, тянет за рукав серой толстовки к себе домой, словно заплутавшего щенка, и заваривает зелёный с мелиссой и крепкий чёрный – у гостя глаза пьяные-пьяные. И голубые-голубые, как небо в безоблачную погоду. Только выцветшие немного.       Раймонд*** вглядывается в коричнево-бордовую жидкость, будто в ней смысл жизни; Уэст, поджав под себя ноги, ждёт. Только сама не вполне понимает чего.       – Как ты?       – Архитектурный закончила, работаю по специальности. Ещё никого не убила, – Лили тихонько смеётся; Хамфри натянуто улыбается, а потом залпом выпивает остатки чая. Протягивает сиреневую кружку хозяйке, на секунду ловя холод её бледных пальцев и вглядываясь в растерянные фиалковые глаза.       Шум воды разрезает сгустившуюся тишину.       – Почему нам так не везёт?       Девушка пожимает плечами и ставит посуду на полку, убирая чёлку цвета морской пены с глаз. Сколько раз мать просила обрезать или хотя бы закалывать заколкой – всё бестолку, раньше воспитывать надо было.       – Может, мы омеги?       – Чего?       – Ну, знаешь, как в волчьих стаях. Там строгая иерархия. Вот и мы родились не альфами… Вечно какую-нибудь глупость сморожу! Извини.       Лили весь вечер рассказывает о счастливом браке сестры (по просьбе Хамфри), о их замечательной девочке, которая, по словам Кейт, недавно научилась говорить слово «тётя» и многое другое, нервно комкает краешек кофты и категорически не хочет поднимать глаза от пушистого ковра в гостиной. Она вообще не понимает, что сподвигло её притащить к себе полупьяного бывшего друга сестры, с кем почти не была знакома. Неужели ей настолько одиноко? Или просто инстинктивно потянулась к кому-то, кто мог понять? Он ведь тоже ровно пять лет назад потерял очень многое.       – Я пойду, наверное. Ты же архитектор и всё такое. Ну, слава там, много работы.       Уэст кивает, подумав, что до знаменитости ей ещё очень-очень далеко и отпуск закончится только через полмесяца.       Уже стоя в маленькой прихожей с персиковыми стенами, Раймонд как бы невзначай роняет:       – А я так и остался омегой.       Лили робко протягивает руку для прощания и, заправляя за ухо выбившуюся из высокого хвоста прядку волос, ободряюще улыбается; Хамфри долго смотрит на узкую ладошку, а потом с сумасшедшим отчаянием сжимает пискнувшую от неожиданности девушку в объятиях, едва слышно всхлипывая.       Через несколько минут он отстраняется и неуверенно приподнимает уголки губ, щёлкнув Уэст по носу:       – Может, как-нибудь пообедаем вместе? Не всё же хандрить о своей не идеальности.       Лили кажется, что голубые-голубые глаза стали на тон ярче.